Четыре белые хризантемы
Всё-таки жизнь чертовски изобретательна на сюрпризы! Я понял это, когда однажды совершенно случайно зашёл после работы в магазин «Север», чтобы купить новую версию фотошопа, и встретился лицом к лицу со своей судьбой. Знал бы я тогда, чем это кончится, никогда бы себе не позволил вернуться в этот маленький магазинчик — вернуться затем, чтобы снова увидеть его синие глаза и длинную чёрную чёлку. Прости меня, Андрей, я оказался не в том месте и не в то время. И разве большое оправдание в том, что я до боли люблю тебя, мой темноволосый ангел, мой тёплый бриз, ворвавшийся в монотонную зимнюю стужу души, моё случайное неожиданное счастье!
Я заметил его, едва переступив порог магазина: молодой продавец дисков с приветливой улыбкой оживлённо показывал двум девушкам потенциальную покупку, и в этой улыбке было столько искренности, что у меня в груди замерло сердце. Пользуясь тем, что парень был увлечен разговором, я урвал несколько минут, чтобы внимательно разглядеть его. Юноша от природы был наделен красотой — стройный миловидный брюнет с аристократически бледной кожей и большими глазами, в которых я увидел море. Во мне заговорил голос художника — захотелось хотя бы в памяти запечатлеть образ простого парнишки в серых джинсах и кремовой футболке.
Как ты оказался здесь, прекрасный незнакомец? Здесь — в этой затхлой бетонной коробке, обложенной кусками пластика, от которого невыносимо несёт Цивилизацией. Может быть, ты — ангел, что потерял крылья? Или ты — демон, покинувший Ад и оказавшийся в мире людей, чтобы встретить меня и погубить? Так или иначе, но я не мог оторвать от него глаз.
— Вам помочь?
Он подошёл ко мне, и я попросил его показать последние новинки — что-нибудь по векторной графике и обработке изображений. Я нарочно не сказал, что пришёл за фотошопом, намереваясь получить от ситуации максимальную выгоду. На табличке, которая была приколота к футболке, я прочёл, что моего незнакомца зовут Андрей Николаевич Горин — у него приятный голос, и ростом парнишка был ниже меня на полголовы. (Порно рассказы на любой вкус) Изображая из себя внимательного слушателя, я сумел разглядеть такие детали, которые дали окончательно понять: я пропал. Особенно мне понравился маленький позолоченный гвоздик в правом ухе Андрея — мой цепкий взгляд нашёл даже такую мелочь под вуалью тяжёлых тёмных волос, которые беспорядочными прядками скрывали это невзрачное сокровище с белым камушком от любопытных глаз. Но мне было мало: неожиданно я поймал себя на мысли, что хочу узнать, как это тело выглядит обнажённым. Снова голос художника? Увы, на этот раз всё было намного серьезней.
— Выбрали? — поинтересовался он, и вопрос вырвал меня из приятной задумчивости.
Словно опомнившись, я перевёл взгляд с шеи на лицо Андрея и улыбнулся. В тот вечер я вернулся домой в приподнятом настроении и с кучей дисков. Чего я только не накупил! Попсы, игр, 3D Max, который мне был совершенно не нужен — всё, кроме фотошопа. Про него я элементарно забыл, за что на следующее утро на работе получил от начальства, как говорится, «по первое число». Все неудавшиеся художники подрабатывают на жизнь как придётся, и я не стал исключением. Впрочем, за мои «художества» в отделе рекламы мне слишком хорошо платили, чтобы жаловаться на отсутствие вдохновения. Да, я уже давненько не писал маслом по холсту, акварели вместе с пастелью пылились в кладовке рядом с бутылкой скипидара, кисти и краски заменил планшет и компьютер, но иногда я сильно тосковал по этому творческому процессу и каждый раз не находил времени на то, чтобы утолить свой голод.
В моей жизни что-то изменилось — случилось нечто важное, но я не мог понять: хорошо это или плохо. Да я и не пытался понять — просто вернулся в андрюшкин магазин на следующий день. Поднимаясь по лестнице на третий этаж и не замечая общественной суеты, которая обычно царит в вечерние часы в магазинах, я предвкушал нашу встречу: его улыбку, приветливый взгляд, собственное обаяние, которое я намеревался пустить в ход без остатка. Я испытывал тайный восторг от одной мысли об этом, я мечтал, я хотел просто увидеть это чудесное создание ещё раз, услышать мягкий приятный голос, но удача отвернулась от меня: у Андрея был выходной. А потом ещё один, и ещё. За три дня мой пыл поутих и, поднимаясь субботним утром по знакомым до боли ступенькам магазина, я сомневался: стоило ли так сходить с ума из-за обычного мальчишки с синими, как море, глазами? Но едва я увидел его снова, все сомнения растворились, словно их никогда не было. В этот раз мои «хождения по мукам» окупились с лихвою: мы с Андреем разговорились. Слово за слово, и у нас нашлась масса общих тем для разговора. Андрей увлекался компьютерами, любил природу, хорошо разбирался в программном обеспечении. Я никогда бы не простил себе, если бы не использовал свой шанс подружиться с ним. Наврав с три короба, что у меня на работе проблемы с жёстким диском, я, разумеется не бесплатно, попросил Андрея помочь, ссылаясь на то, что наш программист вторую неделю в пьяном загуле. Андрей посмотрел меня подозрительно, но согласился.
В воскресенье утром я заехал за ним, и мы поехали в мой офис. Наш вахтёр Марья Ивановна — женщина в теле, но с добрым нравом — встретила моего гостя внимательным оценивающим взглядом, ароматом мятного чая с корвалолом и недоеденным ванильным сухариком в руках.
— Максим Викторович, — приветливо улыбнулась она, поправляя рукав ситцевой белой блузки и поспешно проглатывая остатки своего «завтрака», — Вы уже и по воскресеньям на работу ходите?
— Дела, Марья Ивановна, дела, — отмахнулся я, ненавязчиво утаскивая Андрея за плечо через проходную.
Я не был готов услышать то, что она скажет в следующий момент:
— А этот симпатичный молодой человек вам родственник?
Андрей слегка покраснел и вежливо улыбнулся, вероятно, мечтая провалиться сквозь землю.
— Родственник, — отмахнулся я, лишь бы поскорее отвязаться от неё и остаться ненадолго наедине с Андреем, хотя мне было непонятно: с чего это Марья Ивановна так решила, ведь мы с Гориным не похожи. У меня светлые волосы и глаза зелёные, прямой нос, ямочка на щеке. К тому же в отличие от моего ангела я немного сутулюсь. И всё-таки эта глупая фраза задела во мне что-то такое, отчего на душе сделалось хорошо. Я захотел, чтобы её слова оказались пророческими.
Это были самые счастливые три часа за последние две недели июня — мы с Андреем, наедине. Он сосредоточенно возился с моим компьютером, который я сам вчера порядком подпортил, а я бродил по кабинету, занимаясь всякой ерундой, и украдкой любовался продавцом дисков, словно тот был самим воплощением Аполлона, сошедшим с древних фресок. Хотя нет, по моему скромному мнению, Аполлон Андрею в подмётки не годился! Ну разве могла быть у Аполлона такая изящная спина, такая красивая шея в обрамлении чёрных шелковистых прядок волос, такая бархатная гладкая кожа, такая стройная гибкая талия? Боже, я разглядел её даже за завесой белой рубашки! На улице стояла жара, а внутри моего маленького кабинета старательно работал кондиционер — мне хотелось, чтобы он сломался — тогда бы мы разделись по пояс и глупо продолжали возиться с компьютером. Я представил себе эту картину, и разгоряченная любовью фантазия живо нарисовала продолжение: обнаженный Андрей лежит на столе, я самозабвенно делаю ему минет, не в силах прервать зрительного контакта, в его глазах — туман, а на искусанных губах застыл отчаянный стон удовольствия...
— Максим, как ты на нём вообще работал? — голос Андрея милостиво спас его от изнасилования, а меня от позорного грехопадения.
— Мучился, — просто ответил я и быстро отвернулся к окну, делая вид, что мне интересен городской пейзаж, на самом же деле пряча своё возбуждение. Мне казалось, что у меня на лице всё написано, что я спиной чувствую пристальный взгляд синих глаз и у меня лицо горит от стыдаГлядя на Андрея, я каждый раз превращался в похотливое животное, которое. .. помышляет только о сексе. Я заболел этим парнишкой с очаровательной ангельской улыбкой.
После того как программное обеспечение моего компьютера было налажено, я пригласил Андрея пообедать. Конечно, я настаивал на ресторане, но Горин отвел меня в кафе-мороженое, и к тому времени, как мы объелись малинового пломбира, я уже с уверенностью претендовал на роль друга. Начало было положено, и, опьяненный этой маленькой первой победой, я набрался наглости пригласить Андрея на шашлыки в следующее воскресенье. Он сказал, что непротив приятной компании, но если можно, то он придет не один. Я был так счастлив его согласием, что ничего уточнять не стал. Это была моя первая серьёзная ошибка.
***
— Ну и где же твоя великая любовь, Макс? — съязвил Олег, скептически проводя пальцем по пыльному капоту моего терракотового Инфинити.
Его новый бойфренд Алексей всё ещё возился с походным рюкзаком, то и дело поглядывая в нашу сторону с осторожным любопытством. Олег вытер руку о свою джинсовую куртку и оценивающе взглянул на облачное небо.
— Может, зря ждём? Он хоть в курсе, что ты — гей? Или вы с ним того уже?
— Слушай, Крушинин, отвяжись, а.
Я в третий раз набирал номер сотового телефона Андрея, но приятный женский голос монотонно твердил: «Абонент временно недоступен...»
— Ясно. Значит, нет, — Олег лукаво улыбнулся и подмигнул своему рыжеволосому парню. — Понял, Лёша? Если что, ЭТОТ с нами не знаком.
Крушинин кивнул в мою сторону, почесал свой белобрысый затылок и с видом бывалого заключил:
— Мальчик — натурал, а ты, Макс, спятил. Уже неделю бредишь своим Андреем, но он, подозреваю, не в курсе твоих чувств. Этот парень возьмет твоё сердце, сунет в миксер и без зазрения совести нажмет на кнопку... В каком я фильме это слышал?
— «Маска» вроде, — подсказал Рыжик.
— Неважно. Суть в другом: выбрал бы себе кого из наших, Максим, меньше было бы головной боли и неприятностей. Возьми за правило, зеленоглазый мой, — Олег положил руку мне на плечо, а Алексей улыбнулся его дурачеству, — никогда не связывайся с натуралами. В лучшем случае разочаруешься, в худшем — морду набьют.
— Отвяжись, я сказал. Ты мне не матушка — нотации читать, — как-то мрачно отшутился я, тревожно высматривая среди многоэтажек знакомую фигуру Андрея. Утро было прохладным, тихим, и откуда-то тянуло пряным запахом скошенной травы. Погода способствовала умиротворению, а я нервничал и даже не скрывал этого.
— Правда, Олег, отстань уже от него. Подождём ещё минут десять. До твоей дачи полчаса ехать, — Алексей сунул рюкзак на заднее сиденье автомобиля и подошёл к нам.
Поначалу Крушинин никак не желал от меня отцепляться и возмущался по поводу моей бестолковости, но его так нежно поцеловали, что он на миг забыл обо всём на свете. Я был безмерно благодарен Рыжику за то, что хотя бы он пожалел мою больную «андрейозом» голову и отвлёк Крушинина от докучных нравоучений. Хотя мы с Алексеем были знакомы только неделю, он мне нравился всё больше. Не красавец, но довольно симпатичный высокий парень двадцати лет с удивительными светло-карими глазами, в глубине радужки отдающими янтарной позолотой. Вкупе с рыжими волосами такая особенность наводила на мысли о сказочных существах, пока неизвестных ни одному писателю-фантасту. Но самым большим достоинством Рыжика я считал спокойный, отзывчивый характер, до сих пор не понимая, что же Алексей нашёл в импульсивном и эгоистичном Крушинине. Впрочем, последний хоть и был сволочью, но окрутить мог почти кого угодно.
Олег, недолго думая, начал тискать своего парня, а я всё так же выжидающе вглядывался в безлюдные улицы.
— Идёт, — мой голос показался мне почти чужим.
Парни быстро отложили свои нежности до следующего раза и с любопытством уставились в сторону объекта моего помешательства.
Андрей помахал нам рукой с соседней улицы — он действительно пришёл не один.
— Блядь, — Крушинин даже не мог подобрать выражения помягче, скептически скривившись при виде стройной блондинки, которая держала Андрея за руку и пыталась успевать за ним, едва не спотыкаясь из-за высоких каблуков красных изящных туфелек.
— Ты совсем двинулся, Березин? — Олег покосился на меня, как на прокаженного, словно заразиться боялся.
— Может, это его сестра? — предположил Алексей.
— Солнце, если бы у меня была такая сестра — я бы не стал геем, — отрезал Крушинин.
— Минутку, я тебе не говорил, что он гей... — начал было я.
— Разбирайся сам, Макс, — Крушинин отмахнулся, но мы оба знали, что ещё вернемся к этому разговору.
Я едва сдерживал злость пополам с горечью, но спор мы были вынуждены прекратить, потому что Андрей и его подруга подошли уже совсем близко.
— Привет, Макс, — Горин пожал мне руку. Прости, что опоздали: у Кати каблук сломался по дороге, пришлось возвращаться. Я позвонить хотел, но на сотовом батарея села.
— Да ничего страшного, — я выдавил улыбку. — Знакомьтесь, это Олег и Алексей — мои друзья.
— Андрей. А это Катя.
— Твоя сестра? — Олег маслеными глазами смотрел на сероглазую миловидную девушку и каверзно улыбался. Впрочем, его ехидство было понятно только мне и Рыжику.
— Катя — моя девушка, — вежливо ответил Горин.
— Жаль. И почему мне так не везёт? Всех красоток разобрали, — рассмеялся Крушинин.
— Кончай придуриваться. Поехали, — я слегка пихнул Олега в плечо и тоже рассмеялся, делая вид, что не заметил обеспокоенного взгляда Алексея, что ничего особенно неприятного не произошло. Сев за руль, я деловито завел мотор и, подождав, пока все рассядутся по местам, направил машину к окраине города. На душе было скверно.
Андрей улыбался, Катя временами смущённо опускала глаза, пока Крушинин травил пошлые анекдоты: он просто измывался над моими нервами, устроив из поездки балаган. Рыжик сидел на переднем сидении рядом со мной и, задумчиво глядя на мелькавшие за окном ёлки, кусал губы.
Я вёл машину резко, но уверенно, вцепившись взглядом в дорогу и изредка фальшиво улыбаясь на удачные шуточки Олега. «Девушка» — это слово билось в моем сознании, отдавая болью куда-то под ребра. Я не мог заставить себя взглянуть в зеркало заднего вида — не мог смотреть, как Андрей бережно обнимает за плечи её. Может, прав Крушинин: я спятил? Спятил окончательно, если затеял такое! Зачем мне всё это? Как я вообще умудрился вляпаться в такое дерьмо? Честно признаться, я не знал ответа на этот вопрос, и может быть, оттого мне было особенно плохо. Я не видел выхода для себя и не хотел отказываться от моего синеглазого ангела. На холст моей жизни ложились оттенки синего вперемешку с чёрным — мрачно, безвкусно, бездарно до тошноты. Почему?
День прошёл тоскливо: вместо весёлой поездки вышло что-то до боли похожее на рутину. Алексей с Олегом жарили шашлыки, Андрей с Катей иногда уединялись, а я старался занять себя какой-нибудь работой, чтобы не думать о том, что в полумраке полукруглой беседки, окруженной цветущей сиренью, они целуются. Но чем больше я старался, тем меньше выходило — в конце концов, сам не подозревая как, я оказался по другую сторону кустов, прислушиваясь к разговору и прячась, словно вор, что намеревается украсть чужое сокровище.
— Кать...
— Домой хочу. Тут скукотища жуткая. Поедем, а? Андрейка, поедем домой.
— Неудобно как-то. Нас же пригласили.
— Ну и что? Скажи Максу, что мне нехорошо, и поедем.
— Нет. Не умею я врать, ты же знаешь.
— Один раз не страшно. Ну, Андрей...
— Кать, не веди себя как ребёнок.
— Я не ребёнок. Ты ради меня не можешь разок соврать? А ещё говорил, что любишь.
— Ну, люблю...
Последние слова Андрея мне сказали о многом: у них с Катей что-то не ладилось. Может быть, я напрасно хватал в закатном небе белёсые призраки глупых надежд, но я решил действовать.
В шесть часов вечера Андрей попросил отвезти их с Катей домой, однако я настоял на том, чтобы они задержались ещё на час, а потом ещё. Я ликовал, интуитивно чувствуя их разлад, надеясь, что когда-нибудь Андрей мне простит мою эгоистичную слепую любовь к нему.
Домой я развёз всех уже за полночь, и Андрей не пошел провожать Катю до дверей её квартиры. Они поссорились, но в этом театре теней главным тайным постановщиком был я.
Олега с Алексеем я намеренно повёз домой вторыми, а мою любовь — последним.
— Может, прокатимся по городу, Андрей? — предложил я, участливо глядя на его грустное лицо.
— Не, Макс, спасибо. Мне на работу завтра.
— Что с того? Мне тоже. У тебя с Катей проблемы, да? Вы вроде поругались.
— Вроде, — Андрей совсем сник.
— Не горюй. Милые бранятся — только тешатся, — я ободряюще улыбнулся, но мне хотелось смеяться, нажать резко на тормоза, выключить мотор и вцепиться в губы Андрея сумасшедшим жадным поцелуем! Взять его прямо там — в салоне моего автомобиля, нелепо возясь и стукаясь локтями о приборную панель, спинки сидений и дверцы! Загнать моего прекрасного ангела в угол, стянуть с него эти проклятые джинсы, вонзиться членом в горячий узкий анус — рвать на части, доказывая свою власть и без остатка отдаваясь своему помешательству. Сумасшедшим и влюблённым можно всё!
— Прости за испорченное настроение. Это мои проблемы, — Андрей вздохнул и махнул рукой.
Я включил «Дорожное радио» — приятный голос Сергея Лазарева зазвучал в салоне:
Зачем придумали любовь — понять всё это слишком сложно!
Без неё намного проще жить, только невозможно!
Зачем придумали любовь — она нам отравляет кровь!
Как по замкнутому кругу вновь: кто придумал эту любовь?..
— Я знаю замечательное средство от хандры, Андрей. Хочешь?
— Хочу.
Мы на пару напились в баре «Белая лагуна», куда я затащил Горина уже в час ночи. Напились, что называется, в усмерть! С этим баром у меня была связана масса воспоминаний: и хороших, и плохих тоже. Мне было восемнадцать лет, когда я понял, что мне нравятся парни. Мои неудачные отношения с девушками я раньше списывал на несовместимость интересов, характеров и прочую ерунду, не желая признаваться себе, что я отличаюсь от своих друзей некоторой «особенностью взглядов». Я испытывал больше нежных чувств к моему школьному товарищу Сергею Доронину, чем к своей первой подружке Алисе. В результате я так запутался, что потерял обоих: Сергей уехал учиться в другой город, Алиса просто бросила меня. Потом последовал год беспросветной тоски и размышлений. «Белая Лагуна» была неофициальным гей-клубом нашего городка, и её администрация делала всё, чтобы подобная репутация за их «приличным» заведением не закрепилась.
Тем не менее, геи предпочитали проводить досуг именно там. Я слышал много подобных сплетен, но решился пойти попытать счастья лишь тогда, когда периодически начал мастурбировать с мыслями о молодых сильных парнях — это меня добило. Некоторое время посетители и бармены просто приглядывались ко мне, а потом я познакомился с обаятельным и весёлым Олегом Крушининым — он красиво ухаживал за мной три дня, потом подпоил и затащил в постель. Всё бы ничего, но на утро мы оба мало что помнили: я мучился от головной боли и боли межу ягодиц, Олег — от изрядного похмелья. В то время у него был парень, а я всегда ценил в людях верность. Мы остались хорошими друзьями, только и всего. После Крушинина у меня был ещё один любовник, но, к сожалению, гармоничных взаимоотношений у нас построить не получилось: он нашёл себе другого — я не возражал и даже не грустил по нему. Ещё два года моей жизни прошли впустую.
— Она хорошая, только ещё совсем ребёнок... Понимаешь, Макс? Дитя малое, — в сотый раз жаловался мне Андрей. — А мне хочется нормальных взрослых отношений...
Мы завалились ко мне домой в четыре утра, и, честно говоря, меня волновало в тот момент нечто другое: кто кого тащил на себе и где мои ключи от квартиры? На один только лифт у нас с Гориным ушло десять минут, но после упорной борьбы мы благополучно доплелись до дверей и даже до дивана. Таких картин не видел свет! Мне захотелось запечатлеть это на холсте: пьяный ангел с влюблённым в него грешником! Шедевр! Представив себе результат, я стал хихикать.
— Андрей, погоди-ка... Я сейчас тебя рисовать буду...
— Чего? Ты куда, Макс?
Свалив по пути к кладовке пару стульев, я выматерился, встретив лбом дверной косяк, но цель была превыше всего. Я вытащил масляные краски и разложил холст прямо на полу. По квартире потянулся резкий специфический запах.
— Ма... Ха-ха! Макс! — хохотал Андрей, сползая по косяку от смеха, — видимо, у меня был такой смешной вид. — Ты псих, ей богу! Брось! Ты меня ещё сфотографируй. Ха-ха-ха!
— Мы тебя сейчас зепеча... Не, запечо... Блин... Запечатлеем тебя в веках. Я же великий художник! Разве ты не знал?
— Ты — великий алкоголик! — смеясь, Андрей швырнул в меня диванной подушкой, с которой уже минут пять обнимался, но промазал. — Березин, тебе нельзя водку пить!
— Так я же вроде как тоже с горя, Андрюшка, понимаешь?
Я взял в руки уголь и нанёс на холст несколько корявых штрихов, которые по идее должны были явить миру пьяного хохочущего ангела в джинсах, синей футболке и ядовито-жёлтой ветровке, опершегося в буйстве эмоций на дверной косяк.
— Какое у тебя горе, Березин? — хихикал он.
— Любовь, Андрюша, — почему-то улыбаясь, ответил я и немного погодя добавил, — безответная.
— Ну, тогда ты мало выпил, — заключил он, безуспешно пытаясь подняться: то ли от смеха, то ли от количества выпитого спиртного. — Может, продолжим? Ну их, баб этих! Мы страдаем, а им пофиг...
— Ты зачем пошевелился? Такая поза была замечательная.
— Я хочу посмотреть на результат, — пьяно пролепетал Андрей и, поднявшись на ноги, кое-как доковылял до прихожей. Он скептически посмотрел на испачканную углем тряпку и вполне серьёзно спросил:
— Это чё за кроказябра? Это я так выгляжу?
— Да, — сообщил я, чувствуя, как меня распирает от гордости за собственный талант.
— А это у меня что? Нос?
— Нет, нос — вот. А это — ухо.
— Ты абстракционист. А это?
— Где?
— Между ног.
— А-а... Ну-у это... Как тебе сказать...
— Я что, голый у тебя на картине буду?
— Это видение художника... Хочешь, нарисую тряпочку на бёдрах?
— Да нет, не надо, — Андрей улыбнулся и присел со мной рядом — он облокотился на моё плечо, всё ещё разглядывая собственный портрет. — Не надо тряпочку.
— А давай тебе нарисуем крылья?! — предложил я, начиная орудовать углём, но вместо ответа услышал сладкое сопение у своего плеча.
С третьей попытки мне удалось перетащить Горина на диван, снять с него куртку и ботинки. Господи, какое это было искушение! Я вдруг понял, что могу прикоснуться к нему совершенно безнаказанно. Я присел на диван рядом с Андреем и, вглядываясь в его умиротворенное лицо, бережно убрал пряди тёмных волос со лба, провёл подушечками пальцев по щеке, по линии подбородка, по мягким губам. Мои ладони заскользили по его округлым сильным плечам, и я не выдержал — склонился к лицу, коснулся губами его губ, от которых пахло спиртным. А он вдруг застонал и, по-детски морщась, повернулся на бок.
Меня заколотило от страха быть застигнутым врасплох, сердце в груди зашлось и зачастило, я почти протрезвел от понимания, что сейчас получу за все свои фривольности, но на моё счастье Горин спал как убитый. Я не стал искушать судьбу во второй раз и лёг позади него, уткнувшись лицом в его спину, — я просто последовал за своим ангелом в царство Морфея, где мы с Андреем были абсолютно счастливы.
Утром я продрал глаза и увидел, как Андрей наспех напяливает куртку, пытаясь одновременно надеть ботинок на левую ногу. Меня мучило жуткое похмелье, но картина была так комична, что я засмеялся.
— Чего ты ржешь, Березин? — совершенно нерассерженно бросил он. — Я на работу опоздал на два часа. Меня начальство четвертует. Тебе смешно?
— Еще бы! Особенно если в качестве объяснительной ты скажешь, что... Что проснулся в постели с другим мужиком! Поверь, — я давился словами со смеху, — после такого на твоё опоздание даже никто внимания не обратит!
— Тупая шутка, Макс, — Горин натянул на ногу второй ботинок, но сердиться по-настоящему у него не получалось. — Мы же с тобой не пара каких-то педиков, да?
Он спросил в шутку, а меня внутренне передернуло от этих слов — всю мою весёлость как рукой сняло. Я вспомнил мягкость его губ, запах, длинные изогнутые ресницы, которые я разглядел во всех подробностях, и мне вдруг невыносимо захотелось взвыть от понимания, что я в реальности. Я запутался, заблудился между миром своей мечты цвета ультрамарина и настоящим. Помогите! Что я должен был ответить ему?"Ты мне нравишься? Я с ума схожу по тебе? Я не могу больше молчать о своих чувствах: я люблю тебя? А знаешь, ты — мой ангел, Андрей. Самый настоящий ангел». Наверное, это было бы честно, безрассудно и после меня непременно бы стали презирать.
— Я отвезу тебя на работу. Только аспирина выпью и поедем.
***
К концу июля жизнь вошла в привычное русло: работа, дом, частые дружеские встречи с Андреем. Мы очень сблизились за это время, и мне хотелось рисовать, даже несмотря на то, что в силу некоторых обстоятельств я так же часто видел Катю. Сначала меня злило это обстоятельство, но я понимал, что так нельзя, и постарался поубавить эмоции. Я даже привык к ней и запросто приглашал к себе вместе с тем, в кого уже был всерьёз влюблен.
— Слушай, Березин, — сказал мне однажды Олег, — либо кончай сходить с ума, либо отбей Андрюшку у этой девицы и перестань киснуть. Смотреть на тебя тошно.
— Кто киснет? — удивился я, откладывая в сторону кисточку и вытирая тряпкой перепачканные в красках пальцы (была суббота и я работал над портретом Андрея).
— Ты, — просто заявил Крушинин.
Он подошёл к мольберту и задумчиво посмотрел на портрет однокрылого ангела, с лукавой улыбкой опиравшегося спиной о дверной косяк и одной рукой обнимавшего подушку. Работа была в самом начале, но синеглазый продавец дисков угадывался в ангеле без труда.
— Смотри, до чего ты докатился. Рисуешь.
— Ну и что?
— А то, зеленоглазый мой, что я тебя за этим делом чёрт знает сколько не видел.
— Ну хорошо, — согласиться с Крушининым мне казалось проще, чем спорить с ним, — и как же мне его отбить?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Конечно, — я вызывающе улыбнулся Олегу. — Это же ты у нас специалист по соблазнению. Всегда при параде. Костюмчик. Выглаженная рубашечка. Походочка, взгляд, речи учтивые...
— Когда ты перестанешь надо мной издеваться, Березин? — Олег швырнул в меня махровым полотенцем. — Завтра зови его на пляж. Пиво и закусь беру на себя, культурную программу тоже. Место знаю — закачаешься! Глухое, природа, птички, кусты... Если уж ничего не получится, то хоть поглазеешь на его фигурку.
— Ты неисправим, Олег, — с сарказмом сказал я, а Крушинин вдруг стал серьёзным, подошёл ко мне, забрал из моих рук испачканную красками тряпку.
— Хочешь, я исправлюсь? — он склонился к моим губам, но я уперся ладонью в его грудь и шутливо остановил.
— Не смешно, Олег.
— А с чего ты взял, что я шучу?
Я ошалел. Никогда раньше я не видел Крушинина таким серьёзным. Даже когда в прошлом году его мать внезапно скончалась от инсульта, Крушинин умудрялся откалывать на похоронах плоские шутки. Выбора передо мной не было абсолютно никакого хотя бы потому, что мне не был нужен никто, кроме Андрея. Я продолжал строить из себя идиота и непонимающе смотрел на Олега.
Он ушёл от меня расстроенным, а я весь вечер злился на себя, отчего-то испытывая противное чувство вины. Мне было горько за Олега, стыдно перед Алексеем за дурную распущенность Крушинина. А любящим по-настоящему я Олега представить не мог. Скорее бы небо на землю рухнуло, чем он бы исправился.
***
Утром мы поехали на пляж, но, пока я вёл машину, парни уже успели слегка захмелеть, и больше всех напился Крушинин.
Место и вправду было тихим и красивым. Сразу за сосновым перелеском начинался луг. Песчаная дорога, что пролегала через него, вела к речному берегу, поросшему ивовыми кустами. Солнце сегодня грело, казалось, не только тело, но и душу. Высоко в лазоревом небе летали стрижи.
Мы вышли из машины, но Олег с Алексеем не стали дожидаться, пока я поставлю свою Инфинити на сигнализацию, и ушли вперёд. Мы с Андреем остались одни в некотором роде, и я уже испытывал искушение никуда не идти — остаться в этом маленьком сосновом бору, развести костерок, обнять весёлого Андрея за плечи и... Возможно, просто поговорить, а возможно, поцеловать и не отпустить от себя.
Но вот мой Горин, видимо, думал иначе, и вместо того, чтобы бросить на произвол судьбы Алексея и Олега, мы поспешили следом — догонять друзей.
Парни были так увлечены друг другом, что совсем не замечали нас. Они неторопливо шли по песчаной дороге, держась за руки, отчего я начинал злиться. Я был трезв и беспокоился о том, что подумает Андрей. На моё счастье Горин не отличался наблюдательностью и вовсю глазел по сторонам, любуясь красотами природы.
Я немного успокоился и решил не обращать внимания на Крушинина и Рыжика, когда вдруг услышал:
— Олег, а чего это Макс сегодня такой серьёзный и задумчивый?
— Да хрен его знает! Он от любви в последнее время совсем одурел, Ромео чёртов.
— Кто бы говорил, — рассмеялся Алексей.
— Леша, милый, я реалист, а этот, — Олег похотливо приобнял своего парня за талию, — он у нас романтик, страдалец, ценитель высоких материй. Мы с тобой ему неинтересны. Он вон влюбился по уши в своего Андрюшку и не знает, что с этой любовью делать, потому что, сколько об стену не бейся, а от натурала никакой отдачи.
Я даже рта раскрыть не успел от шока, но было слишком поздно: Андрей остановился и хмуро посмотрел на меня.
— Это правда, Макс?
Надо было выкрутиться, придумать хотя бы мизерное, нелепое оправдание, но, глядя в синие глаза любимого, я не мог солгать.
— Да, — собственный голос показался мне чужим и глухим.
Заметив, что мы с Гориным всё это время шли позади, Алексей зло пихнул Олега локтем в бок — они остановились поодаль, напряженно наблюдая за нами. Вот так и получилось, что пьяная откровенность моего лучшего друга разом перечеркнула всю мою жизнь.
— Ну ты и придурок, — бросил Алексей, снимая сильную ладонь любовника со своей талии.
— Но я... Макс?
Я ничего не сказал и даже не повернул головы — я не мог поверить, что в глазах Андрея вижу сейчас оттиск презрения и брезгливости. У меня под ногами земля горела, и никакие извинения Олега не могли её потушить.
— Я это... вот что, — вяло проговорил Андрюшка, сунув руки в карманы и задумчиво взглянув на дорогу, — я лучше пойду, ребята. Дальше без меня как-нибудь.
— Чёрт, — сквозь зубы выругался я.
Андрей лёгкой походкой уходил к лесу, а у меня щипало в глазах от обиды. Как нелепо терять вот так — внезапно и навсегда! Мне показалось, что навсегда.
Алексей и Олег тоже время зря не теряли, и первый, похоже, всерьёз взялся за воспитание этого недоноска. Господи, как же мне хотелось придушить Крушинина! Только вот моральных сил не было никаких. Постояв ещё несколько минут в нерешительности, я понял, что Андрей вот-вот скроется в сосновом бору — что-то вдруг надломилось во мне, и я со всех ног бросился за ним, не слыша оправданий Олега и оскорбительных эпитетов Лёшки в его адрес. Пусть хоть поубивают друг друга — мне всё равно.
Я догнал Андрея у поворота на шоссе и предложил по крайней мере довезти его до дома. Он несколько раз отказывался, но я настаивал и постоянно извинялся за весь этот вздор, который нёс Олег. Я говорил, что у меня и в мыслях не было обидеть его, и что ничего такого я не думал, и что в постель я тащить его не собирался. В конце концов Андрей без особого восторга согласился сесть в машину. В тот день мы больше не стали ничего обсуждать. Я высадил его на автобусной остановке, а сам поехал домой. Андрей обещал позвонить.
Его звонка я так и не дождался ни через день, ни через два, ни через неделю. На мои он не отвечал или просто сбрасывал. Солнце померкло, и мир без Андрея стал серым и скучным. Я впал в долгую непрекращающуюся депрессию, пытаясь смягчить свою боль вином и шатаниями по ночному городу. Просыпаясь утром со страшной головной болью, я плелся на работу, тупо просиживал там восемь часов, потом шёл в бар и напивался. В лучшем случае доходил до дома своими ногами.
— Всё, так больше не может продолжаться! — прикрикнул на меня как-то Олег.
После случившегося он вообще частенько заглядывал в мой пустой дом, беспокоясь о заблудшей страдающей душе. А может быть, его просто терзали угрызения совести? Не знаю, да и знать не хочу. Нередко с ним появлялся Алексей, а ещё бутылка хорошего коньяка. Сегодня был выходной, и я лечил свою утреннюю головную боль чашкой крепкого кофе. За окном ярко светило августовское солнце, но мне оно почему-то напоминало пытку для ослабленного алкоголем вампира, в которого я превратился.
— Ты посмотри, у тебя уже синяки под глазами, — Олег читал нотации, и мой безразличный ко всему вид заводил его ещё больше. — Погоревал — и хватит, по-моему. Возьми себя в руки — на тебя даже смотреть противно. Побрейся, приоденься, выйди хоть на улицу...
Алексей в этом плане был куда тактичнее: он молча прошёл на кухню, бросая на нас с Олегом внимательные взгляды, вымыл посуду, поставил чайник и достал из холодильника закуску.
— Со мной всё в порядке, Олег... Правда, — я твердил это ему уже полтора месяца кряду, но, видимо, выглядел при этом не слишком убедительно.
— Ага, оно и видно, — Олег разлил коньяк в три стопки, и к нам за стол присел Алексей. — Говорил я тебе, никогда с натуралами не связывайся.
— Избавь меня от повторения. Это моя жизнь, и я буду делать с ней то, что считаю нужным.
— И не надейся, Березин, — Олег неприятно улыбнулся. — Ещё я тебя алкоголиком не видел.
— Не переживай за меня, — съязвил я, протягивая ему бутерброд. — Не сопьюсь.
Крушинин посмотрел на меня с вызовом и уже собирался устроить по этому поводу дискуссию, но тут в наш спор вмешался обычно молчаливый Алексей:
— Оставь его, Олежка. Он прав, — с мягкой улыбкой вступился за меня Рыжик, наливая чай в две чашки.
Крушинин несколько секунд хмурился, смотрел на Алексея пристально и раздражённо. Я так и не понял, почему вспылил Олег. Совершенно неожиданно на моей кухне разыгралась самая настоящая шекспировская трагедия.
— Не лезь к нам, Лёша, понял? Я этого птенца, как брата, люблю, а ты не вмешивайся. Никогда в мои дела не вмешивайся. Сколько повторять? Не твоего ума дело, — Крушинин выскочил из-за стола. — Делайте, что хотите — я пошёл. А ты, — бросил он Рыжику, — чтобы дома был не позднее шести.
Алексей ничего не ответил — закусил губу, да так и остался стоять с чашкой горячего чая в руках. Он не поднимал глаз, с тоской смотря на пар, что испарялся с поверхности жидкости, и я мог поспорить, что он вот-вот сорвётся.
Олег ушёл, при этом от души хлопнув дверью.
— Не обращай внимания, — я попытался смягчить удар, который Крушинин нанёс по душе Алексея, и даже выдавил улыбку. — Он не с той ноги встал.
— Он любит тебя, Максим, — Рыжик обречённо опустился на стул и наконец поставил чашку на подставку. Пальцы у Алексея были красными, и я побоялся, что он обжёгся.
— Не говори ерунды, — отмахнулся я. — Он сам тебе такое говорил?
— Нет.
— Ну, нет — значит нет.
Рыжик усмехнулся так тоскливо и безнадёжно, что у меня защемило сердце.
— Говорить ведь не обязательно, — он с досадой вытер ладонью скупую влагу с ресниц, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Он когда-нибудь кричал на тебя, Макс?
— Ну... нет, — неуверенно ответил я, пытаясь припомнить, было ли что-нибудь подобное.
Мне отчего-то стало стыдно признаться, что я даже не видел никогда Крушинина в подобном состоянии. Сегодняшняя сцена стала для меня откровением, неприятным и неожиданным. А вот у них с Алексеем, похоже, такое случалось не впервые.
— Вот видишь. Он очень беспокоится о тебе... — начал Рыжик.
Тут сорвался я:
— Бред. С чего ты взял?
Алексей пожал плечами.
— У нас почти все разговоры о тебе. Знаешь, Олег просыпается утром и говорит, мол, надо позвонить Максу. Надо позвать в гости. Я забегу к нему по делу, потому после работы задержусь, — Рыжик посмотрел мне в глаза, и я прочёл в них боль — нарисовать бы такое — прославился бы, но во мне заговорила совесть. А Алексей уже не мог остановиться: ему было плохо и необходимо было выговориться.
— А однажды Олег сказал мне: «Давай поиграем: я буду Андреем, а ты Максом...»
Я поперхнулся и пролил кофе на стол. Бура
Я заметил его, едва переступив порог магазина: молодой продавец дисков с приветливой улыбкой оживлённо показывал двум девушкам потенциальную покупку, и в этой улыбке было столько искренности, что у меня в груди замерло сердце. Пользуясь тем, что парень был увлечен разговором, я урвал несколько минут, чтобы внимательно разглядеть его. Юноша от природы был наделен красотой — стройный миловидный брюнет с аристократически бледной кожей и большими глазами, в которых я увидел море. Во мне заговорил голос художника — захотелось хотя бы в памяти запечатлеть образ простого парнишки в серых джинсах и кремовой футболке.
Как ты оказался здесь, прекрасный незнакомец? Здесь — в этой затхлой бетонной коробке, обложенной кусками пластика, от которого невыносимо несёт Цивилизацией. Может быть, ты — ангел, что потерял крылья? Или ты — демон, покинувший Ад и оказавшийся в мире людей, чтобы встретить меня и погубить? Так или иначе, но я не мог оторвать от него глаз.
— Вам помочь?
Он подошёл ко мне, и я попросил его показать последние новинки — что-нибудь по векторной графике и обработке изображений. Я нарочно не сказал, что пришёл за фотошопом, намереваясь получить от ситуации максимальную выгоду. На табличке, которая была приколота к футболке, я прочёл, что моего незнакомца зовут Андрей Николаевич Горин — у него приятный голос, и ростом парнишка был ниже меня на полголовы. (Порно рассказы на любой вкус) Изображая из себя внимательного слушателя, я сумел разглядеть такие детали, которые дали окончательно понять: я пропал. Особенно мне понравился маленький позолоченный гвоздик в правом ухе Андрея — мой цепкий взгляд нашёл даже такую мелочь под вуалью тяжёлых тёмных волос, которые беспорядочными прядками скрывали это невзрачное сокровище с белым камушком от любопытных глаз. Но мне было мало: неожиданно я поймал себя на мысли, что хочу узнать, как это тело выглядит обнажённым. Снова голос художника? Увы, на этот раз всё было намного серьезней.
— Выбрали? — поинтересовался он, и вопрос вырвал меня из приятной задумчивости.
Словно опомнившись, я перевёл взгляд с шеи на лицо Андрея и улыбнулся. В тот вечер я вернулся домой в приподнятом настроении и с кучей дисков. Чего я только не накупил! Попсы, игр, 3D Max, который мне был совершенно не нужен — всё, кроме фотошопа. Про него я элементарно забыл, за что на следующее утро на работе получил от начальства, как говорится, «по первое число». Все неудавшиеся художники подрабатывают на жизнь как придётся, и я не стал исключением. Впрочем, за мои «художества» в отделе рекламы мне слишком хорошо платили, чтобы жаловаться на отсутствие вдохновения. Да, я уже давненько не писал маслом по холсту, акварели вместе с пастелью пылились в кладовке рядом с бутылкой скипидара, кисти и краски заменил планшет и компьютер, но иногда я сильно тосковал по этому творческому процессу и каждый раз не находил времени на то, чтобы утолить свой голод.
В моей жизни что-то изменилось — случилось нечто важное, но я не мог понять: хорошо это или плохо. Да я и не пытался понять — просто вернулся в андрюшкин магазин на следующий день. Поднимаясь по лестнице на третий этаж и не замечая общественной суеты, которая обычно царит в вечерние часы в магазинах, я предвкушал нашу встречу: его улыбку, приветливый взгляд, собственное обаяние, которое я намеревался пустить в ход без остатка. Я испытывал тайный восторг от одной мысли об этом, я мечтал, я хотел просто увидеть это чудесное создание ещё раз, услышать мягкий приятный голос, но удача отвернулась от меня: у Андрея был выходной. А потом ещё один, и ещё. За три дня мой пыл поутих и, поднимаясь субботним утром по знакомым до боли ступенькам магазина, я сомневался: стоило ли так сходить с ума из-за обычного мальчишки с синими, как море, глазами? Но едва я увидел его снова, все сомнения растворились, словно их никогда не было. В этот раз мои «хождения по мукам» окупились с лихвою: мы с Андреем разговорились. Слово за слово, и у нас нашлась масса общих тем для разговора. Андрей увлекался компьютерами, любил природу, хорошо разбирался в программном обеспечении. Я никогда бы не простил себе, если бы не использовал свой шанс подружиться с ним. Наврав с три короба, что у меня на работе проблемы с жёстким диском, я, разумеется не бесплатно, попросил Андрея помочь, ссылаясь на то, что наш программист вторую неделю в пьяном загуле. Андрей посмотрел меня подозрительно, но согласился.
В воскресенье утром я заехал за ним, и мы поехали в мой офис. Наш вахтёр Марья Ивановна — женщина в теле, но с добрым нравом — встретила моего гостя внимательным оценивающим взглядом, ароматом мятного чая с корвалолом и недоеденным ванильным сухариком в руках.
— Максим Викторович, — приветливо улыбнулась она, поправляя рукав ситцевой белой блузки и поспешно проглатывая остатки своего «завтрака», — Вы уже и по воскресеньям на работу ходите?
— Дела, Марья Ивановна, дела, — отмахнулся я, ненавязчиво утаскивая Андрея за плечо через проходную.
Я не был готов услышать то, что она скажет в следующий момент:
— А этот симпатичный молодой человек вам родственник?
Андрей слегка покраснел и вежливо улыбнулся, вероятно, мечтая провалиться сквозь землю.
— Родственник, — отмахнулся я, лишь бы поскорее отвязаться от неё и остаться ненадолго наедине с Андреем, хотя мне было непонятно: с чего это Марья Ивановна так решила, ведь мы с Гориным не похожи. У меня светлые волосы и глаза зелёные, прямой нос, ямочка на щеке. К тому же в отличие от моего ангела я немного сутулюсь. И всё-таки эта глупая фраза задела во мне что-то такое, отчего на душе сделалось хорошо. Я захотел, чтобы её слова оказались пророческими.
Это были самые счастливые три часа за последние две недели июня — мы с Андреем, наедине. Он сосредоточенно возился с моим компьютером, который я сам вчера порядком подпортил, а я бродил по кабинету, занимаясь всякой ерундой, и украдкой любовался продавцом дисков, словно тот был самим воплощением Аполлона, сошедшим с древних фресок. Хотя нет, по моему скромному мнению, Аполлон Андрею в подмётки не годился! Ну разве могла быть у Аполлона такая изящная спина, такая красивая шея в обрамлении чёрных шелковистых прядок волос, такая бархатная гладкая кожа, такая стройная гибкая талия? Боже, я разглядел её даже за завесой белой рубашки! На улице стояла жара, а внутри моего маленького кабинета старательно работал кондиционер — мне хотелось, чтобы он сломался — тогда бы мы разделись по пояс и глупо продолжали возиться с компьютером. Я представил себе эту картину, и разгоряченная любовью фантазия живо нарисовала продолжение: обнаженный Андрей лежит на столе, я самозабвенно делаю ему минет, не в силах прервать зрительного контакта, в его глазах — туман, а на искусанных губах застыл отчаянный стон удовольствия...
— Максим, как ты на нём вообще работал? — голос Андрея милостиво спас его от изнасилования, а меня от позорного грехопадения.
— Мучился, — просто ответил я и быстро отвернулся к окну, делая вид, что мне интересен городской пейзаж, на самом же деле пряча своё возбуждение. Мне казалось, что у меня на лице всё написано, что я спиной чувствую пристальный взгляд синих глаз и у меня лицо горит от стыдаГлядя на Андрея, я каждый раз превращался в похотливое животное, которое. .. помышляет только о сексе. Я заболел этим парнишкой с очаровательной ангельской улыбкой.
После того как программное обеспечение моего компьютера было налажено, я пригласил Андрея пообедать. Конечно, я настаивал на ресторане, но Горин отвел меня в кафе-мороженое, и к тому времени, как мы объелись малинового пломбира, я уже с уверенностью претендовал на роль друга. Начало было положено, и, опьяненный этой маленькой первой победой, я набрался наглости пригласить Андрея на шашлыки в следующее воскресенье. Он сказал, что непротив приятной компании, но если можно, то он придет не один. Я был так счастлив его согласием, что ничего уточнять не стал. Это была моя первая серьёзная ошибка.
***
— Ну и где же твоя великая любовь, Макс? — съязвил Олег, скептически проводя пальцем по пыльному капоту моего терракотового Инфинити.
Его новый бойфренд Алексей всё ещё возился с походным рюкзаком, то и дело поглядывая в нашу сторону с осторожным любопытством. Олег вытер руку о свою джинсовую куртку и оценивающе взглянул на облачное небо.
— Может, зря ждём? Он хоть в курсе, что ты — гей? Или вы с ним того уже?
— Слушай, Крушинин, отвяжись, а.
Я в третий раз набирал номер сотового телефона Андрея, но приятный женский голос монотонно твердил: «Абонент временно недоступен...»
— Ясно. Значит, нет, — Олег лукаво улыбнулся и подмигнул своему рыжеволосому парню. — Понял, Лёша? Если что, ЭТОТ с нами не знаком.
Крушинин кивнул в мою сторону, почесал свой белобрысый затылок и с видом бывалого заключил:
— Мальчик — натурал, а ты, Макс, спятил. Уже неделю бредишь своим Андреем, но он, подозреваю, не в курсе твоих чувств. Этот парень возьмет твоё сердце, сунет в миксер и без зазрения совести нажмет на кнопку... В каком я фильме это слышал?
— «Маска» вроде, — подсказал Рыжик.
— Неважно. Суть в другом: выбрал бы себе кого из наших, Максим, меньше было бы головной боли и неприятностей. Возьми за правило, зеленоглазый мой, — Олег положил руку мне на плечо, а Алексей улыбнулся его дурачеству, — никогда не связывайся с натуралами. В лучшем случае разочаруешься, в худшем — морду набьют.
— Отвяжись, я сказал. Ты мне не матушка — нотации читать, — как-то мрачно отшутился я, тревожно высматривая среди многоэтажек знакомую фигуру Андрея. Утро было прохладным, тихим, и откуда-то тянуло пряным запахом скошенной травы. Погода способствовала умиротворению, а я нервничал и даже не скрывал этого.
— Правда, Олег, отстань уже от него. Подождём ещё минут десять. До твоей дачи полчаса ехать, — Алексей сунул рюкзак на заднее сиденье автомобиля и подошёл к нам.
Поначалу Крушинин никак не желал от меня отцепляться и возмущался по поводу моей бестолковости, но его так нежно поцеловали, что он на миг забыл обо всём на свете. Я был безмерно благодарен Рыжику за то, что хотя бы он пожалел мою больную «андрейозом» голову и отвлёк Крушинина от докучных нравоучений. Хотя мы с Алексеем были знакомы только неделю, он мне нравился всё больше. Не красавец, но довольно симпатичный высокий парень двадцати лет с удивительными светло-карими глазами, в глубине радужки отдающими янтарной позолотой. Вкупе с рыжими волосами такая особенность наводила на мысли о сказочных существах, пока неизвестных ни одному писателю-фантасту. Но самым большим достоинством Рыжика я считал спокойный, отзывчивый характер, до сих пор не понимая, что же Алексей нашёл в импульсивном и эгоистичном Крушинине. Впрочем, последний хоть и был сволочью, но окрутить мог почти кого угодно.
Олег, недолго думая, начал тискать своего парня, а я всё так же выжидающе вглядывался в безлюдные улицы.
— Идёт, — мой голос показался мне почти чужим.
Парни быстро отложили свои нежности до следующего раза и с любопытством уставились в сторону объекта моего помешательства.
Андрей помахал нам рукой с соседней улицы — он действительно пришёл не один.
— Блядь, — Крушинин даже не мог подобрать выражения помягче, скептически скривившись при виде стройной блондинки, которая держала Андрея за руку и пыталась успевать за ним, едва не спотыкаясь из-за высоких каблуков красных изящных туфелек.
— Ты совсем двинулся, Березин? — Олег покосился на меня, как на прокаженного, словно заразиться боялся.
— Может, это его сестра? — предположил Алексей.
— Солнце, если бы у меня была такая сестра — я бы не стал геем, — отрезал Крушинин.
— Минутку, я тебе не говорил, что он гей... — начал было я.
— Разбирайся сам, Макс, — Крушинин отмахнулся, но мы оба знали, что ещё вернемся к этому разговору.
Я едва сдерживал злость пополам с горечью, но спор мы были вынуждены прекратить, потому что Андрей и его подруга подошли уже совсем близко.
— Привет, Макс, — Горин пожал мне руку. Прости, что опоздали: у Кати каблук сломался по дороге, пришлось возвращаться. Я позвонить хотел, но на сотовом батарея села.
— Да ничего страшного, — я выдавил улыбку. — Знакомьтесь, это Олег и Алексей — мои друзья.
— Андрей. А это Катя.
— Твоя сестра? — Олег маслеными глазами смотрел на сероглазую миловидную девушку и каверзно улыбался. Впрочем, его ехидство было понятно только мне и Рыжику.
— Катя — моя девушка, — вежливо ответил Горин.
— Жаль. И почему мне так не везёт? Всех красоток разобрали, — рассмеялся Крушинин.
— Кончай придуриваться. Поехали, — я слегка пихнул Олега в плечо и тоже рассмеялся, делая вид, что не заметил обеспокоенного взгляда Алексея, что ничего особенно неприятного не произошло. Сев за руль, я деловито завел мотор и, подождав, пока все рассядутся по местам, направил машину к окраине города. На душе было скверно.
Андрей улыбался, Катя временами смущённо опускала глаза, пока Крушинин травил пошлые анекдоты: он просто измывался над моими нервами, устроив из поездки балаган. Рыжик сидел на переднем сидении рядом со мной и, задумчиво глядя на мелькавшие за окном ёлки, кусал губы.
Я вёл машину резко, но уверенно, вцепившись взглядом в дорогу и изредка фальшиво улыбаясь на удачные шуточки Олега. «Девушка» — это слово билось в моем сознании, отдавая болью куда-то под ребра. Я не мог заставить себя взглянуть в зеркало заднего вида — не мог смотреть, как Андрей бережно обнимает за плечи её. Может, прав Крушинин: я спятил? Спятил окончательно, если затеял такое! Зачем мне всё это? Как я вообще умудрился вляпаться в такое дерьмо? Честно признаться, я не знал ответа на этот вопрос, и может быть, оттого мне было особенно плохо. Я не видел выхода для себя и не хотел отказываться от моего синеглазого ангела. На холст моей жизни ложились оттенки синего вперемешку с чёрным — мрачно, безвкусно, бездарно до тошноты. Почему?
День прошёл тоскливо: вместо весёлой поездки вышло что-то до боли похожее на рутину. Алексей с Олегом жарили шашлыки, Андрей с Катей иногда уединялись, а я старался занять себя какой-нибудь работой, чтобы не думать о том, что в полумраке полукруглой беседки, окруженной цветущей сиренью, они целуются. Но чем больше я старался, тем меньше выходило — в конце концов, сам не подозревая как, я оказался по другую сторону кустов, прислушиваясь к разговору и прячась, словно вор, что намеревается украсть чужое сокровище.
— Кать...
— Домой хочу. Тут скукотища жуткая. Поедем, а? Андрейка, поедем домой.
— Неудобно как-то. Нас же пригласили.
— Ну и что? Скажи Максу, что мне нехорошо, и поедем.
— Нет. Не умею я врать, ты же знаешь.
— Один раз не страшно. Ну, Андрей...
— Кать, не веди себя как ребёнок.
— Я не ребёнок. Ты ради меня не можешь разок соврать? А ещё говорил, что любишь.
— Ну, люблю...
Последние слова Андрея мне сказали о многом: у них с Катей что-то не ладилось. Может быть, я напрасно хватал в закатном небе белёсые призраки глупых надежд, но я решил действовать.
В шесть часов вечера Андрей попросил отвезти их с Катей домой, однако я настоял на том, чтобы они задержались ещё на час, а потом ещё. Я ликовал, интуитивно чувствуя их разлад, надеясь, что когда-нибудь Андрей мне простит мою эгоистичную слепую любовь к нему.
Домой я развёз всех уже за полночь, и Андрей не пошел провожать Катю до дверей её квартиры. Они поссорились, но в этом театре теней главным тайным постановщиком был я.
Олега с Алексеем я намеренно повёз домой вторыми, а мою любовь — последним.
— Может, прокатимся по городу, Андрей? — предложил я, участливо глядя на его грустное лицо.
— Не, Макс, спасибо. Мне на работу завтра.
— Что с того? Мне тоже. У тебя с Катей проблемы, да? Вы вроде поругались.
— Вроде, — Андрей совсем сник.
— Не горюй. Милые бранятся — только тешатся, — я ободряюще улыбнулся, но мне хотелось смеяться, нажать резко на тормоза, выключить мотор и вцепиться в губы Андрея сумасшедшим жадным поцелуем! Взять его прямо там — в салоне моего автомобиля, нелепо возясь и стукаясь локтями о приборную панель, спинки сидений и дверцы! Загнать моего прекрасного ангела в угол, стянуть с него эти проклятые джинсы, вонзиться членом в горячий узкий анус — рвать на части, доказывая свою власть и без остатка отдаваясь своему помешательству. Сумасшедшим и влюблённым можно всё!
— Прости за испорченное настроение. Это мои проблемы, — Андрей вздохнул и махнул рукой.
Я включил «Дорожное радио» — приятный голос Сергея Лазарева зазвучал в салоне:
Зачем придумали любовь — понять всё это слишком сложно!
Без неё намного проще жить, только невозможно!
Зачем придумали любовь — она нам отравляет кровь!
Как по замкнутому кругу вновь: кто придумал эту любовь?..
— Я знаю замечательное средство от хандры, Андрей. Хочешь?
— Хочу.
Мы на пару напились в баре «Белая лагуна», куда я затащил Горина уже в час ночи. Напились, что называется, в усмерть! С этим баром у меня была связана масса воспоминаний: и хороших, и плохих тоже. Мне было восемнадцать лет, когда я понял, что мне нравятся парни. Мои неудачные отношения с девушками я раньше списывал на несовместимость интересов, характеров и прочую ерунду, не желая признаваться себе, что я отличаюсь от своих друзей некоторой «особенностью взглядов». Я испытывал больше нежных чувств к моему школьному товарищу Сергею Доронину, чем к своей первой подружке Алисе. В результате я так запутался, что потерял обоих: Сергей уехал учиться в другой город, Алиса просто бросила меня. Потом последовал год беспросветной тоски и размышлений. «Белая Лагуна» была неофициальным гей-клубом нашего городка, и её администрация делала всё, чтобы подобная репутация за их «приличным» заведением не закрепилась.
Тем не менее, геи предпочитали проводить досуг именно там. Я слышал много подобных сплетен, но решился пойти попытать счастья лишь тогда, когда периодически начал мастурбировать с мыслями о молодых сильных парнях — это меня добило. Некоторое время посетители и бармены просто приглядывались ко мне, а потом я познакомился с обаятельным и весёлым Олегом Крушининым — он красиво ухаживал за мной три дня, потом подпоил и затащил в постель. Всё бы ничего, но на утро мы оба мало что помнили: я мучился от головной боли и боли межу ягодиц, Олег — от изрядного похмелья. В то время у него был парень, а я всегда ценил в людях верность. Мы остались хорошими друзьями, только и всего. После Крушинина у меня был ещё один любовник, но, к сожалению, гармоничных взаимоотношений у нас построить не получилось: он нашёл себе другого — я не возражал и даже не грустил по нему. Ещё два года моей жизни прошли впустую.
— Она хорошая, только ещё совсем ребёнок... Понимаешь, Макс? Дитя малое, — в сотый раз жаловался мне Андрей. — А мне хочется нормальных взрослых отношений...
Мы завалились ко мне домой в четыре утра, и, честно говоря, меня волновало в тот момент нечто другое: кто кого тащил на себе и где мои ключи от квартиры? На один только лифт у нас с Гориным ушло десять минут, но после упорной борьбы мы благополучно доплелись до дверей и даже до дивана. Таких картин не видел свет! Мне захотелось запечатлеть это на холсте: пьяный ангел с влюблённым в него грешником! Шедевр! Представив себе результат, я стал хихикать.
— Андрей, погоди-ка... Я сейчас тебя рисовать буду...
— Чего? Ты куда, Макс?
Свалив по пути к кладовке пару стульев, я выматерился, встретив лбом дверной косяк, но цель была превыше всего. Я вытащил масляные краски и разложил холст прямо на полу. По квартире потянулся резкий специфический запах.
— Ма... Ха-ха! Макс! — хохотал Андрей, сползая по косяку от смеха, — видимо, у меня был такой смешной вид. — Ты псих, ей богу! Брось! Ты меня ещё сфотографируй. Ха-ха-ха!
— Мы тебя сейчас зепеча... Не, запечо... Блин... Запечатлеем тебя в веках. Я же великий художник! Разве ты не знал?
— Ты — великий алкоголик! — смеясь, Андрей швырнул в меня диванной подушкой, с которой уже минут пять обнимался, но промазал. — Березин, тебе нельзя водку пить!
— Так я же вроде как тоже с горя, Андрюшка, понимаешь?
Я взял в руки уголь и нанёс на холст несколько корявых штрихов, которые по идее должны были явить миру пьяного хохочущего ангела в джинсах, синей футболке и ядовито-жёлтой ветровке, опершегося в буйстве эмоций на дверной косяк.
— Какое у тебя горе, Березин? — хихикал он.
— Любовь, Андрюша, — почему-то улыбаясь, ответил я и немного погодя добавил, — безответная.
— Ну, тогда ты мало выпил, — заключил он, безуспешно пытаясь подняться: то ли от смеха, то ли от количества выпитого спиртного. — Может, продолжим? Ну их, баб этих! Мы страдаем, а им пофиг...
— Ты зачем пошевелился? Такая поза была замечательная.
— Я хочу посмотреть на результат, — пьяно пролепетал Андрей и, поднявшись на ноги, кое-как доковылял до прихожей. Он скептически посмотрел на испачканную углем тряпку и вполне серьёзно спросил:
— Это чё за кроказябра? Это я так выгляжу?
— Да, — сообщил я, чувствуя, как меня распирает от гордости за собственный талант.
— А это у меня что? Нос?
— Нет, нос — вот. А это — ухо.
— Ты абстракционист. А это?
— Где?
— Между ног.
— А-а... Ну-у это... Как тебе сказать...
— Я что, голый у тебя на картине буду?
— Это видение художника... Хочешь, нарисую тряпочку на бёдрах?
— Да нет, не надо, — Андрей улыбнулся и присел со мной рядом — он облокотился на моё плечо, всё ещё разглядывая собственный портрет. — Не надо тряпочку.
— А давай тебе нарисуем крылья?! — предложил я, начиная орудовать углём, но вместо ответа услышал сладкое сопение у своего плеча.
С третьей попытки мне удалось перетащить Горина на диван, снять с него куртку и ботинки. Господи, какое это было искушение! Я вдруг понял, что могу прикоснуться к нему совершенно безнаказанно. Я присел на диван рядом с Андреем и, вглядываясь в его умиротворенное лицо, бережно убрал пряди тёмных волос со лба, провёл подушечками пальцев по щеке, по линии подбородка, по мягким губам. Мои ладони заскользили по его округлым сильным плечам, и я не выдержал — склонился к лицу, коснулся губами его губ, от которых пахло спиртным. А он вдруг застонал и, по-детски морщась, повернулся на бок.
Меня заколотило от страха быть застигнутым врасплох, сердце в груди зашлось и зачастило, я почти протрезвел от понимания, что сейчас получу за все свои фривольности, но на моё счастье Горин спал как убитый. Я не стал искушать судьбу во второй раз и лёг позади него, уткнувшись лицом в его спину, — я просто последовал за своим ангелом в царство Морфея, где мы с Андреем были абсолютно счастливы.
Утром я продрал глаза и увидел, как Андрей наспех напяливает куртку, пытаясь одновременно надеть ботинок на левую ногу. Меня мучило жуткое похмелье, но картина была так комична, что я засмеялся.
— Чего ты ржешь, Березин? — совершенно нерассерженно бросил он. — Я на работу опоздал на два часа. Меня начальство четвертует. Тебе смешно?
— Еще бы! Особенно если в качестве объяснительной ты скажешь, что... Что проснулся в постели с другим мужиком! Поверь, — я давился словами со смеху, — после такого на твоё опоздание даже никто внимания не обратит!
— Тупая шутка, Макс, — Горин натянул на ногу второй ботинок, но сердиться по-настоящему у него не получалось. — Мы же с тобой не пара каких-то педиков, да?
Он спросил в шутку, а меня внутренне передернуло от этих слов — всю мою весёлость как рукой сняло. Я вспомнил мягкость его губ, запах, длинные изогнутые ресницы, которые я разглядел во всех подробностях, и мне вдруг невыносимо захотелось взвыть от понимания, что я в реальности. Я запутался, заблудился между миром своей мечты цвета ультрамарина и настоящим. Помогите! Что я должен был ответить ему?"Ты мне нравишься? Я с ума схожу по тебе? Я не могу больше молчать о своих чувствах: я люблю тебя? А знаешь, ты — мой ангел, Андрей. Самый настоящий ангел». Наверное, это было бы честно, безрассудно и после меня непременно бы стали презирать.
— Я отвезу тебя на работу. Только аспирина выпью и поедем.
***
К концу июля жизнь вошла в привычное русло: работа, дом, частые дружеские встречи с Андреем. Мы очень сблизились за это время, и мне хотелось рисовать, даже несмотря на то, что в силу некоторых обстоятельств я так же часто видел Катю. Сначала меня злило это обстоятельство, но я понимал, что так нельзя, и постарался поубавить эмоции. Я даже привык к ней и запросто приглашал к себе вместе с тем, в кого уже был всерьёз влюблен.
— Слушай, Березин, — сказал мне однажды Олег, — либо кончай сходить с ума, либо отбей Андрюшку у этой девицы и перестань киснуть. Смотреть на тебя тошно.
— Кто киснет? — удивился я, откладывая в сторону кисточку и вытирая тряпкой перепачканные в красках пальцы (была суббота и я работал над портретом Андрея).
— Ты, — просто заявил Крушинин.
Он подошёл к мольберту и задумчиво посмотрел на портрет однокрылого ангела, с лукавой улыбкой опиравшегося спиной о дверной косяк и одной рукой обнимавшего подушку. Работа была в самом начале, но синеглазый продавец дисков угадывался в ангеле без труда.
— Смотри, до чего ты докатился. Рисуешь.
— Ну и что?
— А то, зеленоглазый мой, что я тебя за этим делом чёрт знает сколько не видел.
— Ну хорошо, — согласиться с Крушининым мне казалось проще, чем спорить с ним, — и как же мне его отбить?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Конечно, — я вызывающе улыбнулся Олегу. — Это же ты у нас специалист по соблазнению. Всегда при параде. Костюмчик. Выглаженная рубашечка. Походочка, взгляд, речи учтивые...
— Когда ты перестанешь надо мной издеваться, Березин? — Олег швырнул в меня махровым полотенцем. — Завтра зови его на пляж. Пиво и закусь беру на себя, культурную программу тоже. Место знаю — закачаешься! Глухое, природа, птички, кусты... Если уж ничего не получится, то хоть поглазеешь на его фигурку.
— Ты неисправим, Олег, — с сарказмом сказал я, а Крушинин вдруг стал серьёзным, подошёл ко мне, забрал из моих рук испачканную красками тряпку.
— Хочешь, я исправлюсь? — он склонился к моим губам, но я уперся ладонью в его грудь и шутливо остановил.
— Не смешно, Олег.
— А с чего ты взял, что я шучу?
Я ошалел. Никогда раньше я не видел Крушинина таким серьёзным. Даже когда в прошлом году его мать внезапно скончалась от инсульта, Крушинин умудрялся откалывать на похоронах плоские шутки. Выбора передо мной не было абсолютно никакого хотя бы потому, что мне не был нужен никто, кроме Андрея. Я продолжал строить из себя идиота и непонимающе смотрел на Олега.
Он ушёл от меня расстроенным, а я весь вечер злился на себя, отчего-то испытывая противное чувство вины. Мне было горько за Олега, стыдно перед Алексеем за дурную распущенность Крушинина. А любящим по-настоящему я Олега представить не мог. Скорее бы небо на землю рухнуло, чем он бы исправился.
***
Утром мы поехали на пляж, но, пока я вёл машину, парни уже успели слегка захмелеть, и больше всех напился Крушинин.
Место и вправду было тихим и красивым. Сразу за сосновым перелеском начинался луг. Песчаная дорога, что пролегала через него, вела к речному берегу, поросшему ивовыми кустами. Солнце сегодня грело, казалось, не только тело, но и душу. Высоко в лазоревом небе летали стрижи.
Мы вышли из машины, но Олег с Алексеем не стали дожидаться, пока я поставлю свою Инфинити на сигнализацию, и ушли вперёд. Мы с Андреем остались одни в некотором роде, и я уже испытывал искушение никуда не идти — остаться в этом маленьком сосновом бору, развести костерок, обнять весёлого Андрея за плечи и... Возможно, просто поговорить, а возможно, поцеловать и не отпустить от себя.
Но вот мой Горин, видимо, думал иначе, и вместо того, чтобы бросить на произвол судьбы Алексея и Олега, мы поспешили следом — догонять друзей.
Парни были так увлечены друг другом, что совсем не замечали нас. Они неторопливо шли по песчаной дороге, держась за руки, отчего я начинал злиться. Я был трезв и беспокоился о том, что подумает Андрей. На моё счастье Горин не отличался наблюдательностью и вовсю глазел по сторонам, любуясь красотами природы.
Я немного успокоился и решил не обращать внимания на Крушинина и Рыжика, когда вдруг услышал:
— Олег, а чего это Макс сегодня такой серьёзный и задумчивый?
— Да хрен его знает! Он от любви в последнее время совсем одурел, Ромео чёртов.
— Кто бы говорил, — рассмеялся Алексей.
— Леша, милый, я реалист, а этот, — Олег похотливо приобнял своего парня за талию, — он у нас романтик, страдалец, ценитель высоких материй. Мы с тобой ему неинтересны. Он вон влюбился по уши в своего Андрюшку и не знает, что с этой любовью делать, потому что, сколько об стену не бейся, а от натурала никакой отдачи.
Я даже рта раскрыть не успел от шока, но было слишком поздно: Андрей остановился и хмуро посмотрел на меня.
— Это правда, Макс?
Надо было выкрутиться, придумать хотя бы мизерное, нелепое оправдание, но, глядя в синие глаза любимого, я не мог солгать.
— Да, — собственный голос показался мне чужим и глухим.
Заметив, что мы с Гориным всё это время шли позади, Алексей зло пихнул Олега локтем в бок — они остановились поодаль, напряженно наблюдая за нами. Вот так и получилось, что пьяная откровенность моего лучшего друга разом перечеркнула всю мою жизнь.
— Ну ты и придурок, — бросил Алексей, снимая сильную ладонь любовника со своей талии.
— Но я... Макс?
Я ничего не сказал и даже не повернул головы — я не мог поверить, что в глазах Андрея вижу сейчас оттиск презрения и брезгливости. У меня под ногами земля горела, и никакие извинения Олега не могли её потушить.
— Я это... вот что, — вяло проговорил Андрюшка, сунув руки в карманы и задумчиво взглянув на дорогу, — я лучше пойду, ребята. Дальше без меня как-нибудь.
— Чёрт, — сквозь зубы выругался я.
Андрей лёгкой походкой уходил к лесу, а у меня щипало в глазах от обиды. Как нелепо терять вот так — внезапно и навсегда! Мне показалось, что навсегда.
Алексей и Олег тоже время зря не теряли, и первый, похоже, всерьёз взялся за воспитание этого недоноска. Господи, как же мне хотелось придушить Крушинина! Только вот моральных сил не было никаких. Постояв ещё несколько минут в нерешительности, я понял, что Андрей вот-вот скроется в сосновом бору — что-то вдруг надломилось во мне, и я со всех ног бросился за ним, не слыша оправданий Олега и оскорбительных эпитетов Лёшки в его адрес. Пусть хоть поубивают друг друга — мне всё равно.
Я догнал Андрея у поворота на шоссе и предложил по крайней мере довезти его до дома. Он несколько раз отказывался, но я настаивал и постоянно извинялся за весь этот вздор, который нёс Олег. Я говорил, что у меня и в мыслях не было обидеть его, и что ничего такого я не думал, и что в постель я тащить его не собирался. В конце концов Андрей без особого восторга согласился сесть в машину. В тот день мы больше не стали ничего обсуждать. Я высадил его на автобусной остановке, а сам поехал домой. Андрей обещал позвонить.
Его звонка я так и не дождался ни через день, ни через два, ни через неделю. На мои он не отвечал или просто сбрасывал. Солнце померкло, и мир без Андрея стал серым и скучным. Я впал в долгую непрекращающуюся депрессию, пытаясь смягчить свою боль вином и шатаниями по ночному городу. Просыпаясь утром со страшной головной болью, я плелся на работу, тупо просиживал там восемь часов, потом шёл в бар и напивался. В лучшем случае доходил до дома своими ногами.
— Всё, так больше не может продолжаться! — прикрикнул на меня как-то Олег.
После случившегося он вообще частенько заглядывал в мой пустой дом, беспокоясь о заблудшей страдающей душе. А может быть, его просто терзали угрызения совести? Не знаю, да и знать не хочу. Нередко с ним появлялся Алексей, а ещё бутылка хорошего коньяка. Сегодня был выходной, и я лечил свою утреннюю головную боль чашкой крепкого кофе. За окном ярко светило августовское солнце, но мне оно почему-то напоминало пытку для ослабленного алкоголем вампира, в которого я превратился.
— Ты посмотри, у тебя уже синяки под глазами, — Олег читал нотации, и мой безразличный ко всему вид заводил его ещё больше. — Погоревал — и хватит, по-моему. Возьми себя в руки — на тебя даже смотреть противно. Побрейся, приоденься, выйди хоть на улицу...
Алексей в этом плане был куда тактичнее: он молча прошёл на кухню, бросая на нас с Олегом внимательные взгляды, вымыл посуду, поставил чайник и достал из холодильника закуску.
— Со мной всё в порядке, Олег... Правда, — я твердил это ему уже полтора месяца кряду, но, видимо, выглядел при этом не слишком убедительно.
— Ага, оно и видно, — Олег разлил коньяк в три стопки, и к нам за стол присел Алексей. — Говорил я тебе, никогда с натуралами не связывайся.
— Избавь меня от повторения. Это моя жизнь, и я буду делать с ней то, что считаю нужным.
— И не надейся, Березин, — Олег неприятно улыбнулся. — Ещё я тебя алкоголиком не видел.
— Не переживай за меня, — съязвил я, протягивая ему бутерброд. — Не сопьюсь.
Крушинин посмотрел на меня с вызовом и уже собирался устроить по этому поводу дискуссию, но тут в наш спор вмешался обычно молчаливый Алексей:
— Оставь его, Олежка. Он прав, — с мягкой улыбкой вступился за меня Рыжик, наливая чай в две чашки.
Крушинин несколько секунд хмурился, смотрел на Алексея пристально и раздражённо. Я так и не понял, почему вспылил Олег. Совершенно неожиданно на моей кухне разыгралась самая настоящая шекспировская трагедия.
— Не лезь к нам, Лёша, понял? Я этого птенца, как брата, люблю, а ты не вмешивайся. Никогда в мои дела не вмешивайся. Сколько повторять? Не твоего ума дело, — Крушинин выскочил из-за стола. — Делайте, что хотите — я пошёл. А ты, — бросил он Рыжику, — чтобы дома был не позднее шести.
Алексей ничего не ответил — закусил губу, да так и остался стоять с чашкой горячего чая в руках. Он не поднимал глаз, с тоской смотря на пар, что испарялся с поверхности жидкости, и я мог поспорить, что он вот-вот сорвётся.
Олег ушёл, при этом от души хлопнув дверью.
— Не обращай внимания, — я попытался смягчить удар, который Крушинин нанёс по душе Алексея, и даже выдавил улыбку. — Он не с той ноги встал.
— Он любит тебя, Максим, — Рыжик обречённо опустился на стул и наконец поставил чашку на подставку. Пальцы у Алексея были красными, и я побоялся, что он обжёгся.
— Не говори ерунды, — отмахнулся я. — Он сам тебе такое говорил?
— Нет.
— Ну, нет — значит нет.
Рыжик усмехнулся так тоскливо и безнадёжно, что у меня защемило сердце.
— Говорить ведь не обязательно, — он с досадой вытер ладонью скупую влагу с ресниц, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Он когда-нибудь кричал на тебя, Макс?
— Ну... нет, — неуверенно ответил я, пытаясь припомнить, было ли что-нибудь подобное.
Мне отчего-то стало стыдно признаться, что я даже не видел никогда Крушинина в подобном состоянии. Сегодняшняя сцена стала для меня откровением, неприятным и неожиданным. А вот у них с Алексеем, похоже, такое случалось не впервые.
— Вот видишь. Он очень беспокоится о тебе... — начал Рыжик.
Тут сорвался я:
— Бред. С чего ты взял?
Алексей пожал плечами.
— У нас почти все разговоры о тебе. Знаешь, Олег просыпается утром и говорит, мол, надо позвонить Максу. Надо позвать в гости. Я забегу к нему по делу, потому после работы задержусь, — Рыжик посмотрел мне в глаза, и я прочёл в них боль — нарисовать бы такое — прославился бы, но во мне заговорила совесть. А Алексей уже не мог остановиться: ему было плохо и необходимо было выговориться.
— А однажды Олег сказал мне: «Давай поиграем: я буду Андреем, а ты Максом...»
Я поперхнулся и пролил кофе на стол. Бура