Середина сентября. В этом году — довольно прохладно, совсем не бархатный сезон.
Но все равно мы спим с открытыми окнами. Холодно, конечно же, но теплое одеялко и горячие объятия милого позволяют ночной холод воспринимать только, как свежесть, а утром нежиться под, пробивающимися сквозь легкие занавесочки, последними «греющими» лучиками солнышка, и наслаждаться ленью.
Вот и это утро не стало исключением. Потихоньку просыпаюсь, освобождаюсь от объятий и потягиваюсь, а по телу прокатывается такая сладкая нежная истома. Остается только обнять милого, поцеловать и выйти на веранду, чтобы кожей ощутить последнее солнечное тепло и ценить эту возможность.
Надеваю джинсы моего родного зайца, такие широкие и просторные, хранящие его тепло и энергию, мне в них особо уютно. Потом, натягиваю полосатую трикотажную, приятную к телу, кофточку и вязаную накидку из ангорского пуха, становиться так тепло и уютно.
Вот от моего отсутствия в кровати, просыпается мой пупс, возмущенно смотрит на меня и спрашивает:
— Куда это ты собралась? И почему опять вскочила, ведь знаешь, что я люблю просыпаться с тобой в обнимку, что это для меня самое лучшее наслаждения, а ты опять проснулась и бегаешь по дому, лишая меня удовольствия?
— Милый, не ворчи, а лучше — сделай мой любимый кофе, пожалуйста, я буду на веранде. И найди пуховой пледик, принеси мне, холодно.
Я взяла мою малышку-крольчиху — карликовую ангорскую бабочку, нагло ее разбудив и вытащив с клетки. Сначала этот пушистый комочек попытался возмущаться, но я успокоила — сказав, что возьму с собой под теплый пледик, буду гладить мою Тасиньку, а она продолжит тихо посапывать, только в тепле и купаясь в ласке. Глазены все поняли и она спокойно устроилась у меня на коленках.
Я сидела, поджав под себя ноги, на плетеном диванчике в стиле романтического кантри с мягкими подушками-матрасиками, обшитыми потрясающей красивой тканью в мелкий цветочек и окантованными белым кружевом. На моих ногах устроилась крольчиха, прижав ушки и мурлыкав от удовольствия, а сонный милый тащил мне плед, кофе, да еще умудрился захватить блюдо с эклерчиками со сливками в шоколаде.
— Моя ж ты умничка!!! Как раз то, что мне хотелось!
— Да, я знаю, солнышко мое!
— Спасибо тебе, любимый! Это еще одно за что я тебя люблю, а ты говорил, что тебя не за что любить.
— Да, действительно, не за что, просто ты находишь такие моменты, моя..., да просто моя.
— Самая любимая?
— Да, и самая красивая, и самая умная и самая... самая!!!
— Да, я такая! Гляди, тут еще есть одна самая! — и в это время Тася подняла ушки и повернула свою красивую мордочку — бабочку в нашу сторону. Такое впечатление было, что она сказала — да, я самая, а, что в этом кто-то сомневался?
— Вся в хозяйку, — сказал Боря, укрывая нас. — Сейчас укрою моих девочек, а чтобы им еще теплее было — обниму! — и сел рядом, захватил нас в свои огромные сильные ручищи, и нам стало даже жарко.
С моря дул уже прохладный ветер, мы сидели все вместе, грея друг друга, на просторной веранде нашего белого «дома у моря». Я пила свой любимый кофе с молоком и корицей с чашки-бассейна. Я люблю огромные чашки, потому что наливаешь в такую чашечку любимый напиток, не жалея, для себя, любимой... и кажется... что он никогда не закончиться!
Боря кормил меня эклерчиками, обнимал; гладил Таську, иногда почесывая ее за этими длинными ушищами. А я смотрела вдаль на темно-серые, как асфальт, волны, которые издавали, известный всем отдыхающим, звук — шум прибоя, только уже не манящего, а пугающего своим холодом и высотой волн! Становилось очень холодно и страшно, когда долго смотреть на эти гигантские темные волны, можно было представить, что если подойти, то они тебя поглотят без остатка. Но, стояло только сильнее прижаться к любимому, как, солнышко светило ярче, и вода уже переливалась, а брызги, как миллион брильянтов, осыпали песчаный берег, придавая ему блеск и шарм.
Солнце освещало белые стены нашего дома, которые слепили своей чистотой и новизной, а окна превращались в груду зеркал, как в комнате смеха в цирке. Я любила наш светлый и просторный курортный дом, его построили так, как мне хотелось. А тот факт, что приезжать в него можно было только изредка, заставлял ценить еще больше каждую минутку, проведенную в этом райском уголке.
Мне всегда хотелось иметь дом с белыми стенами и колонами, вокруг которых вились декоративные розы ягодного, вкусного цвета, и огромным количество окон с пола до потолка, которые можно было бы открыть все настежь, и ветер гулял бы по всему дому, наполняя его свежестью и прохладой моря. И вот мы его построили — свой огромный рай! И наслаждались в нем друг другом, позабыв обо всех заботах и проблемах, оставшихся в мегаполисе.
Я допила кофе, эта, казалось, бездонная чаша, опустела, как опустело мое желание сидеть здесь неподвижно и наслаждаться ленью. Все, хочу что-то делать, только надо придумать что!!!
Я посмотрела на Барбариса — у меня в глазах появилась искорка желания, которая вырвалась из моих глаз и влетела в его. Мы сразу все поняли, Тася стала лишней, как и та теплая одежда, которая только что меня согревала, полетела на пол.
Я люблю нежную грубость, с которой раздвинул мне ноги любимый и резко вошел, и то, как он в это время прижался к моей голове горячими губами. Как огромные руки держали меня на весу над диваном, как мне в них спокойно, я так ему доверяю.
Я люблю секс на природе, особенно на морском берегу, когда соленый морской ветер прорывается между прижатыми друг к другу горячими телами и сдувает капельки пота и смазки, даря нам прохладу. В этот раз темп был таким, что потоки ветра, как ураганы, охлаждали нас настолько быстро, что мы не успевали нагреваться. Тепло страсти, которое мы вырабатывали, жадно поглощало ледяное море, а ветер прогонял нас в дом, в теплую огромную кровать.
Я прошептала, что мне холодно, меня схватил и занес в дом, швырнул на кровать, мой грубиян. — Раз тебе холодно, то сейчас ты будешь умирать от жары! — и ускорил темп так, что я вместе с кроватью начала жалобно поскуливать, прося пощады. Но меня только развернули и продолжили жарить, причем в прямом смысле.
Стоя на коленях, я видела свое отражение в зеркале у изголовья кровати. Я была красная, голая, с капельками пота на шее, мои груди разлетались в разные стороны и ударялись друг об друга, сосками задевая постель. Боря выглядел не лучше — разгоряченный, стиснув зубы, он полностью отдавался сексу и цели меня разорвать. Каждая мышца на его теле, каждая вена — были напряжены, отдавая багровым цветом. Это зрелище и бешеный темп возбудили меня на столько, что, закатывая глаза, я забилась в сладких судорогах, дав понять любимому, что он может останавливаться.
Горячее дыхание моего оргазма оставило туманный след на зеркале, которое он поцеловал. Я долго смотрела на отпечаток его губ, пока отдыхала и восстанавливала дыхание. Отпечаток напоминал о сладости алых, разгоряченных губ, о страсти, которая только что взорвалась фонтаном удовольствия и накрыла нас, забрав в оплату все силы.
Кто может не любить секс? Как можно не любить удовольствие? Только ленивые или меланхольные люди могут не оценить это долгожданное счастье — достижение оргазма, хотя над этим и приходится долго работать и полностью себя этому отдавать.
Я долго лежала, успокаиваясь под звук монотонного тяжелого дыхания, а потом мне захотелось еще. Я потянулась рукой к своей промежности, такой горячей и мокрой, только что получившей сладкий сироп счастья; нежно провела пальчиками вдоль, а потом запустила один внутрь, потом задела пылающий клитор, и помассажировала его. Резкое и приятное чувство, когда прикасаешься к возбужденному клитору, как будто к ране или включателю чувств.
Внимание Бори привлекло мое занятие, и он простонал, что я ненасытная, и загоню его в могилу, тяжело вздохнул и принялся мне помогать. Сначала его три пальца, существенно превышающие в размерах мои, погрузились внутрь и щекотали меня, даря приторную сладость. Потом он поднялся и достал огромный фаллос, который мне подарил с надписью — «для самой ненасытной девушки в мире».
Когда он смотрит, как фаллос входит в меня, он очень возбуждается и через пару минут меняет искусственный на настоящий, и я получаю еще один секс. Этим приемом я часто пользуюсь, так как мне надо несколько раз в час, а ему — нужен отдых, когда я не могу терпеть от возбуждения — просто начинаю себе ласкать, и даже не сомневаюсь, что мне помогут, даже если сил совсем не осталось. Вот такая я — хитрая!
После этого раза, сил не осталось даже у меня, к тому же все горело и болело! Я прижалась щекой к его спине, хлопнула его по попе, закрыла глаза и заснула очень крепко!
Это чудесное утро закончилось и переползло в сонный день!
Но все равно мы спим с открытыми окнами. Холодно, конечно же, но теплое одеялко и горячие объятия милого позволяют ночной холод воспринимать только, как свежесть, а утром нежиться под, пробивающимися сквозь легкие занавесочки, последними «греющими» лучиками солнышка, и наслаждаться ленью.
Вот и это утро не стало исключением. Потихоньку просыпаюсь, освобождаюсь от объятий и потягиваюсь, а по телу прокатывается такая сладкая нежная истома. Остается только обнять милого, поцеловать и выйти на веранду, чтобы кожей ощутить последнее солнечное тепло и ценить эту возможность.
Надеваю джинсы моего родного зайца, такие широкие и просторные, хранящие его тепло и энергию, мне в них особо уютно. Потом, натягиваю полосатую трикотажную, приятную к телу, кофточку и вязаную накидку из ангорского пуха, становиться так тепло и уютно.
Вот от моего отсутствия в кровати, просыпается мой пупс, возмущенно смотрит на меня и спрашивает:
— Куда это ты собралась? И почему опять вскочила, ведь знаешь, что я люблю просыпаться с тобой в обнимку, что это для меня самое лучшее наслаждения, а ты опять проснулась и бегаешь по дому, лишая меня удовольствия?
— Милый, не ворчи, а лучше — сделай мой любимый кофе, пожалуйста, я буду на веранде. И найди пуховой пледик, принеси мне, холодно.
Я взяла мою малышку-крольчиху — карликовую ангорскую бабочку, нагло ее разбудив и вытащив с клетки. Сначала этот пушистый комочек попытался возмущаться, но я успокоила — сказав, что возьму с собой под теплый пледик, буду гладить мою Тасиньку, а она продолжит тихо посапывать, только в тепле и купаясь в ласке. Глазены все поняли и она спокойно устроилась у меня на коленках.
Я сидела, поджав под себя ноги, на плетеном диванчике в стиле романтического кантри с мягкими подушками-матрасиками, обшитыми потрясающей красивой тканью в мелкий цветочек и окантованными белым кружевом. На моих ногах устроилась крольчиха, прижав ушки и мурлыкав от удовольствия, а сонный милый тащил мне плед, кофе, да еще умудрился захватить блюдо с эклерчиками со сливками в шоколаде.
— Моя ж ты умничка!!! Как раз то, что мне хотелось!
— Да, я знаю, солнышко мое!
— Спасибо тебе, любимый! Это еще одно за что я тебя люблю, а ты говорил, что тебя не за что любить.
— Да, действительно, не за что, просто ты находишь такие моменты, моя..., да просто моя.
— Самая любимая?
— Да, и самая красивая, и самая умная и самая... самая!!!
— Да, я такая! Гляди, тут еще есть одна самая! — и в это время Тася подняла ушки и повернула свою красивую мордочку — бабочку в нашу сторону. Такое впечатление было, что она сказала — да, я самая, а, что в этом кто-то сомневался?
— Вся в хозяйку, — сказал Боря, укрывая нас. — Сейчас укрою моих девочек, а чтобы им еще теплее было — обниму! — и сел рядом, захватил нас в свои огромные сильные ручищи, и нам стало даже жарко.
С моря дул уже прохладный ветер, мы сидели все вместе, грея друг друга, на просторной веранде нашего белого «дома у моря». Я пила свой любимый кофе с молоком и корицей с чашки-бассейна. Я люблю огромные чашки, потому что наливаешь в такую чашечку любимый напиток, не жалея, для себя, любимой... и кажется... что он никогда не закончиться!
Боря кормил меня эклерчиками, обнимал; гладил Таську, иногда почесывая ее за этими длинными ушищами. А я смотрела вдаль на темно-серые, как асфальт, волны, которые издавали, известный всем отдыхающим, звук — шум прибоя, только уже не манящего, а пугающего своим холодом и высотой волн! Становилось очень холодно и страшно, когда долго смотреть на эти гигантские темные волны, можно было представить, что если подойти, то они тебя поглотят без остатка. Но, стояло только сильнее прижаться к любимому, как, солнышко светило ярче, и вода уже переливалась, а брызги, как миллион брильянтов, осыпали песчаный берег, придавая ему блеск и шарм.
Солнце освещало белые стены нашего дома, которые слепили своей чистотой и новизной, а окна превращались в груду зеркал, как в комнате смеха в цирке. Я любила наш светлый и просторный курортный дом, его построили так, как мне хотелось. А тот факт, что приезжать в него можно было только изредка, заставлял ценить еще больше каждую минутку, проведенную в этом райском уголке.
Мне всегда хотелось иметь дом с белыми стенами и колонами, вокруг которых вились декоративные розы ягодного, вкусного цвета, и огромным количество окон с пола до потолка, которые можно было бы открыть все настежь, и ветер гулял бы по всему дому, наполняя его свежестью и прохладой моря. И вот мы его построили — свой огромный рай! И наслаждались в нем друг другом, позабыв обо всех заботах и проблемах, оставшихся в мегаполисе.
Я допила кофе, эта, казалось, бездонная чаша, опустела, как опустело мое желание сидеть здесь неподвижно и наслаждаться ленью. Все, хочу что-то делать, только надо придумать что!!!
Я посмотрела на Барбариса — у меня в глазах появилась искорка желания, которая вырвалась из моих глаз и влетела в его. Мы сразу все поняли, Тася стала лишней, как и та теплая одежда, которая только что меня согревала, полетела на пол.
Я люблю нежную грубость, с которой раздвинул мне ноги любимый и резко вошел, и то, как он в это время прижался к моей голове горячими губами. Как огромные руки держали меня на весу над диваном, как мне в них спокойно, я так ему доверяю.
Я люблю секс на природе, особенно на морском берегу, когда соленый морской ветер прорывается между прижатыми друг к другу горячими телами и сдувает капельки пота и смазки, даря нам прохладу. В этот раз темп был таким, что потоки ветра, как ураганы, охлаждали нас настолько быстро, что мы не успевали нагреваться. Тепло страсти, которое мы вырабатывали, жадно поглощало ледяное море, а ветер прогонял нас в дом, в теплую огромную кровать.
Я прошептала, что мне холодно, меня схватил и занес в дом, швырнул на кровать, мой грубиян. — Раз тебе холодно, то сейчас ты будешь умирать от жары! — и ускорил темп так, что я вместе с кроватью начала жалобно поскуливать, прося пощады. Но меня только развернули и продолжили жарить, причем в прямом смысле.
Стоя на коленях, я видела свое отражение в зеркале у изголовья кровати. Я была красная, голая, с капельками пота на шее, мои груди разлетались в разные стороны и ударялись друг об друга, сосками задевая постель. Боря выглядел не лучше — разгоряченный, стиснув зубы, он полностью отдавался сексу и цели меня разорвать. Каждая мышца на его теле, каждая вена — были напряжены, отдавая багровым цветом. Это зрелище и бешеный темп возбудили меня на столько, что, закатывая глаза, я забилась в сладких судорогах, дав понять любимому, что он может останавливаться.
Горячее дыхание моего оргазма оставило туманный след на зеркале, которое он поцеловал. Я долго смотрела на отпечаток его губ, пока отдыхала и восстанавливала дыхание. Отпечаток напоминал о сладости алых, разгоряченных губ, о страсти, которая только что взорвалась фонтаном удовольствия и накрыла нас, забрав в оплату все силы.
Кто может не любить секс? Как можно не любить удовольствие? Только ленивые или меланхольные люди могут не оценить это долгожданное счастье — достижение оргазма, хотя над этим и приходится долго работать и полностью себя этому отдавать.
Я долго лежала, успокаиваясь под звук монотонного тяжелого дыхания, а потом мне захотелось еще. Я потянулась рукой к своей промежности, такой горячей и мокрой, только что получившей сладкий сироп счастья; нежно провела пальчиками вдоль, а потом запустила один внутрь, потом задела пылающий клитор, и помассажировала его. Резкое и приятное чувство, когда прикасаешься к возбужденному клитору, как будто к ране или включателю чувств.
Внимание Бори привлекло мое занятие, и он простонал, что я ненасытная, и загоню его в могилу, тяжело вздохнул и принялся мне помогать. Сначала его три пальца, существенно превышающие в размерах мои, погрузились внутрь и щекотали меня, даря приторную сладость. Потом он поднялся и достал огромный фаллос, который мне подарил с надписью — «для самой ненасытной девушки в мире».
Когда он смотрит, как фаллос входит в меня, он очень возбуждается и через пару минут меняет искусственный на настоящий, и я получаю еще один секс. Этим приемом я часто пользуюсь, так как мне надо несколько раз в час, а ему — нужен отдых, когда я не могу терпеть от возбуждения — просто начинаю себе ласкать, и даже не сомневаюсь, что мне помогут, даже если сил совсем не осталось. Вот такая я — хитрая!
После этого раза, сил не осталось даже у меня, к тому же все горело и болело! Я прижалась щекой к его спине, хлопнула его по попе, закрыла глаза и заснула очень крепко!
Это чудесное утро закончилось и переползло в сонный день!