Дверь. Часть вторая. Глава двенадцатая.
Часть вторая. Коло обернулось.
Глава двенадцатая.
Света проснулась с настроением. Всю ночь ей снился Змей, голубоватый камень, с наполненными чистой водой выемками, и плес — речной песок.
Что они только не вытворяли! Открыв глаза, она почувствовала томность во всем теле. Змей, напрочь, отучил её от трусиков и, поглаживая себя выгнутыми ладошками, Светка даже засомневалась в том, что она есть Хранительница Красного Угла Неба. От неё шел аромат обычной женщины, медленно, с наслаждением, выходящей из дремотного состояния.
Жаль, что рядом не было Змеюшки, не с кем было разделить прекрасное чувство пробуждения. Не было любимого, чтобы отдать тепло желания, что навеял ей милый прелестный сон.
Премудрая Медведица потянулась и почесала носик, окончательно возвращаясь в реальность, или, правильней сказать, в некую восьмерку времени, где жилкой пульсировала мысль: «Нет Полоза, нет!».
Света уже и забыла что такое реальность в понимании обычного человека, за последние дни действительность часто менялась, в то же время, оставаясь в рамках одного-двух, максимум, трех дней. На дворе, по-прежнему, стоял жаркий август, а на календаре девятое число сменилось десятым. До двенадцатого сентября — её день рождения! так и оставалось ровно тридцать два дня — ни больше, ни меньше. Только годы на спидометре Хроноса щелкали в разнобой, останавливаясь там, где им захочется.
Арон Моисеевич выделил Свете отдельную комнату своего теремка, куда солнышко заглядывало утром, а сам работал на половине, где оно появлялось только после обеда.
Света вскочила с кровати. Предварительно обнюхав, натянула майку, посмотрела на джинсы, но передумала, полагая, что есть немного времени, порезвиться без них.
Подбежав к окну, она раскинула шторы. Подставляя солнечным лучам личико, словно умываясь, Премудрая Медведица почесала голенькую попку, просто неприлично аппетитно выглядывающую беленькими с румянцем булочками из-под коротенького топика, и призадумалась.
Волк был прав, Света играла с огнём! Причём непростым, — огнем Тартара. Саламандра уснула. Эскулап Бездны потерял силу, — но всю ли силу и надолго? Этого она не знала. Если саламандра пробудится, алмаз её удержит лишь ровно настолько, чтобы успеть задать один вопрос и убежать...
Бегать Светка умела, но скрывшись от Слуги Хаоса, она никогда не найдет Змеюшку. Видимо, понимания этого и добивался от неё Эскулап Бездны. Только зачем?
Говоря Волку о том, что у неё есть соображения насчет промежутка времени в котором можно не опасаться Слуги Хаоса, — про зацепочку, Светка имела в виду видеокассеты, найденные на даче учителя. Майор Нагорный лишь обмолвился о них, но она резонно предположила об действительном существовании кассет.
Если это так?! Тогда именно сегодня — десятого августа тысяча девятьсот девяносто второго года, учитель истории Полозов будет заниматься непристойностями с ней и Веркой. Снимать на видео растление малолеток, заманив девочек на дачу в поселке «Заречный». В логической цепочке, будто специально предоставленных фактов, было одно но, — учитель Полозов, ни кто иной, как её Змеюшка!
Если у Премудрой Медведицы и были какие-то сомнения насчет морального облика возлюбленного — мимолетные, но были! — тогда, когда Нагорный рассказал о находке на даче, то, впоследствии, они окончательно развеялись. Безграничная вера в Змея мешала Хранительнице Красного Угла Неба. В её неглупой головке, ну никак, не складывались все пазлы.
Только сейчас, купаясь в солнечных лучах, Света поняла и картинка полностью разместилась на подрамнике из последовательной логики. Откручивая события назад, она проанализировала слова Нагорного: «...на видеоматериале запечатлены сцены сексуального насилия. Мужчины в роговых очках к двум малолетним девочкам». Исходя из них, Света и решила, что на кассетах учитель истории Полозов, — то есть Золотой Полоз Хранитель Желтого Угла Неба.
Но видео, она же не смотрела! Роговые очки? Вот именно, — очки! В планы Слуги Хаоса и не входило, чтобы Света увидела, кто именно на кассетах, в роли учителя истории. Роговые очки нужны лишь для того, чтобы майор Нагорный упомянул их в кабинете хозяйки фирмы «Цветик-Семицветик», как деталь подтверждения, — развратом занимался Змей!..
— Ах ты, пакость такая! — мурлыкнула Света, поднимая с подоконника хрустальный бокал. На дне лежал черный алмаз, в его плену грелась на солнышке спящая саламандра. — Хотел убедить меня, что Змеюшка извращенец, да?!
Саламандра спала.
— Постой, постой! Если не Змей, тогда кто ж будет нас с Веркой насильничать? — вскрикнула Света. — Мамочки! Сегодня! Меня — маленькую девочку! Верку!.. Какой-то козел в роговых очках! Нет, этого допустить невозможно!
После того, как некто эфемерный в роли насильника превратился в вполне реального козла — что-то вроде древнегреческого бога Пана с копытами, козлиной бородой и рогами, в памяти Премудрой Медведицы всплыла показанная Версофией фотография: первый звонок нарядных первоклашек...
Света сморщила носик, глазки снова сощурились, но не от солнышка.
— Александр Серый!.. Кумир девчонок! Не пан...ик...уй, Светка! — икнув, между паном и уем, произнесла она. — Ты с этим справишься...
Перед Премудрой Медведицей, причем полностью, от начала до конца, промелькнула «Оптимистическая трагедия». Посмотрев на саламандру, спящую за гранями карбонадо, словно за решеткой, она произнесла:
— Ну, кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?..
Саламандра молчала. Да и Свете ответ был не интересен. Бог скота и плодородия в её мыслях, как-то сам собой трансформировался в сифилитика Сиплого. Чтобы окончательно успокоится, она снова почесала попку.
За этим пикантным моментом её и застал Ароша. Чем-то сильно озабоченный ювелир, зашел к ней без стука, за что и получил от Светы очаровательную улыбку. Она стояла у окна лишь в коротком топе, делала вид, что пытается натянуть его хотя бы чуть ниже и, вопросительно, смотрела на него. В то же время в её глазах было что-то светлое, ласковое, можно сказать даже ласкающее.
— Светочка! — совсем не обращая внимания, ни на почти обнаженный вид, ни на её, обращенный к нему, лучистый взор, проговорил ювелир. — Я зашел только оповестить вас, что ко мне был мужчина — молодой и красивый. Циля таких называла искушением для замужней женщины. Так он-таки передал вам билет кинотеатра «Экран», на сегодня в семь вечера, и просил сказать: «Вера и её подруга, соблазнившись посмотреть видео, из детдома поехали в дачный поселок «Заречный», в гости к учителю истории». Что он тоже туда едет и чтобы вы не беспокоились. Я ничего-таки не понял, Светочка, но, как сказано, так и передал.
— Арон Моисеевич! Миленький! Вы даже не подозреваете, какую хорошую новость мне сейчас принесли. Давайте билет, давайте...
Света подскочила к ювелиру и обняла, обдавая ни с чем несравнимым ароматом только что проснувшейся молодой и здоровой женщины. Целуя Арошу в щеку и эффектно, двумя пальчиками, беря билет, она заметила, что в Ароше не совсем еще умер мужчина.
— Арон Моисеевич, у вас-таки ещё не все волосы выпали?!
— Ах, Светочка, — Ароша вздохнул, не огорченно, даже мечтательно. — Разве это-таки осталось?! После того, как мною занималась моя покойная Циля, едва ли меня хватит только на посмотреть.
— Ну и смотрите на здоровье! — ответила Света, ласково расправляя на голове ювелира редкие волосы, то, что осталось. — Вы так устали за эту ночь, — круги под глазами, это мой маленький взнос за потраченные вами силы в работе над копией перстня.
Света ещё раз поцеловала Арошу в щеку и направилась к кровати. Надевая тапочки, она поочередно согнула ножки в коленках, словно обуваясь в туфли. Такого пилотажа фигурки, грациозного изгиба линий, домашние шлепки, в виде двух пушистых зайцев, не требовали, и она продемонстрировала себя лишь из любви к очень уставшему старому человеку, чтобы хоть немножечко его оживить.
Но Арошу взбодрило совсем другое. Увидев, что карбонадо в семьдесят два карата с сорока семью гранями покоится на подоконнике, — разбей стекло и бери вместе с чешским хрусталем бокала! он понесся к окну...
— Какая вы-таки беспечная, Светочка! — воскликнул ювелир, хватая фужер, словно тот от него сбегал зеленым кузнечиком. — Бросать «Черного Лебедя», где попало! Мимо моего дома ходят разные люди и не все они слепые! Или я-таки не знаю за Одессу! К тому же, лучи солнца! Преломлённые в хрустале, они вредны для камня! Он может получить ожог — пятнышко, и частично утерять свою красоту. Черные алмазы нужно держать в закрытом футляре, на белом атласе, и только изредка показывать солнцу их холодные грани, тогда они радуются и играют на глазу в полную силу.
— Оставьте камень, Арон Моисеевич. Если бы вы только знали, насколько опасно держать его в тени, пока в нём заключена саламандра, то не стали бы беспокоится о каком-то там пятнышке.
— Пятнышко — смерть алмаза карбонадо, Светочка.
— А тень на алмазе — возможная смерть для меня. Так что, Арон Моисеевич, оставьте его в покое. Сегодня вы обещали мне винограда. Помните? Наливного кисло-сладкого сочного винограда. Или вы-таки не знаете за Одессу?
— Да, да, Светочка! — проговорил ювелир, не слушая её пожелания, поднимая бокал и рассматривая камень. — Как только придет и уйдет Тимофей Скалкин, я позабочусь о своем обещании. Несомненно, схожу на рынок.
— Тогда я в ванну, пока Тимохи нет.
— Подождите!.. — ставя фужер на подоконник, вскричал Ароша. Лицо его побелело, на лбу выступили крупные капли пота. — Светочка, подождите...
— Что случилось?! Вам плохо, Арон Моисеевич?!..
Света подскочила к ювелиру, и, пока он совсем не осел прямо на пол, усадила его на стул.
— Думаю, сейчас мне ещё хорошо, Светочка. Но, скоро, будет очень плохо!
— Может, воды?
— Лучше водки. Да, да, водки... Евреи-таки, иногда, пьют «Русскую», если выпадает такой день, как сегодня. Вам надо уйти. Бежать отсюда, и как можно быстрее, Светочка.
— Арон Моисеевич! Давайте-ка без причитаний! Говорите ясно, связано, как за Одессу!
— Я плохой ювелир, Светочка! — Ароша достал из маленького бокового кармана жилетки перстень-печатку. — Самонадеянный и никчемный ремесленник по изготовлению обручальных колец!
— Почему именно обручальных?
— Ах, Светочка! Разве ж не понятно? Влюбленные так счастливы, что им всё равно, как выглядят их кольца...
— Да, бандит Тимоха не влюблен, — вы правы. Но всё же, объясните, Арон Моисеевич...
— Видите, Светочка? На изготовленном мной перстне саламандра лапки поджала...
— Ну и?..
— А на оригинале, что, вы-таки вчера разбили, она их распустила, словно потягивается. И хвост саламандры, что находится в алмазе, немного длиннее. Я понадеялся-таки на память. Раньше, она меня никогда не подводила, Светочка! Конечно, этой разницы Тимоха может и не увидеть, но лучше вам поискать более спокойное место...
Света взяла фужер в руки и просмотрела алмаз на солнце.
— Память у вас отличная, Арон Моисеевич! А вот подделать этот перстень, оказывается, не так-то просто! Даже с вашим талантом ювелира как у вас.
— Светочка, вы-таки хотите, чтобы я почивал на лаврах?
— Что вы, Арон Моисеевич, в жизни вам ещё предстоит столько интересного! Сегодня, вы просто открыли мне глаза! Саламандра просыпается и надо спешить!
— Поспешите, Светочка, поспешите. Настенные часы в гостиной уже четверть часа, как пробили десять. «Скалкин и Ко», меня скоро навестят.
— Полагаю, Арон Моисеевич, что сегодня Тимоха будет к вам в гости один! Встречу нечестивца чистенькой...
— Так вы не уходите? — удивился Ароша.
— Ещё чего?! Прямо полетела, — расчехляй крылья! — ответила Света, приободряя ювелира лукавым взором и улыбкой. — Я пошла в ванную. Ну же, встряхнитесь! Или вы-таки не знаете за Одессу?..
Погрузившись в горячую воду, выталкивая худеньким телом пену с ароматом хвои, Светка не собиралась открывать закон гидростатики, словно Архимед в осажденных римлянами Сиракузах, и не имела желания выбегать голой на улицу с воплем «Эврика!». Саламандра меняет позу, и перстень всегда разный, — подделать его нельзя. Ну, нашла, ну, обнаружила, ну просыпается! И что? Теперь не мыться и ждать конца света?
Светка просто забыла о саламандре, о Тимохе, и, к величайшему стыду Хранительницы Красного Угла Неба, должно признать, о милейшем, добрейшем, искуснейшем ювелире. В её ушках не было проводков от плеера или бируш, но полностью погрузившись в убаюкивающий мирок пара и мыльных пузырьков, она закрыла глаза и отключилась. Только иногда, вскидывала руку и чесала носик, от чего на него попадала пена, и он зудился ещё больше...
Словно откуда-то из прекрасного недалека, до неё стал доноситься шум. Света даже не сразу поняла, что нарастающий за стеной гам-тарарам относится к приходу в теремок Тимохи.
Скалкин орал бешено, — один за всю свою «Ко», и разбираться в том, что воровскому авторитету не понравилось, в предложенной ему копии, было некогда. Как, впрочем, и в более глубоких причинах его возмущения подменой. Белое золото, черный агат, — всё настоящее! и в возможной цене у скупщиков краденного печатка не понизилась даже на пол тугрика.
Решив на ходу додумать и ответить на возникшие в голове вопросы, Света выпрыгнула из ванны и бросилась спасать Арошу, пока у старого и больного еврея не случился инфаркт.
— Арон Моисеевич, я уже иду! — крикнула она.
Голос предательски прозвенел, отражаясь от стен теремка колоратурным сопрано. В общем, получилось нечто не совсем подходящее, чтобы напугать, но крики стихли. Минула небольшая пауза, которую Светка пыталась употребить на одевание майки, но она завязалась лямками так, что возникшей паузы не хватило.
Словно отрыжка с похмелья, за стеной прозвучал вопрос Тимохи:
— Что, барыга, с малолетками развлекаешься?! Ты своей лярве куда мой перстенек навесил?!
— Боже-ж мой! Господин Скалкин, какие шуры-муры? — дрожащим голосом, ответил Ароша. — Разве у меня есть на то условия?!
— Ты чего мне репу греешь, барыга?! То оптом втирал мне, что я слепой! А теперь, по-твоему, я ещё и глухой!
Послышался шум борьбы, кто-то грузно упал. Разлетелся хрусталь, по паркету, глухой дробью-стуком, покатились яблоки. Свете не трудно было догадаться — упал Ароша. Пытаясь заградить Тимохе дорогу, он получил удар и сейчас лежит, где-то между рассыпанными фруктами, что так и стояли, для услады гостьи, в вазе на столе.
Нужно было спешить. Забросив несносную майку, которая норовила налезть на хозяйку, то обеими лямками на одно плечо, то задом наперед, то на левую сторону — чего Премудрая Медведица, как воспитанная леди, ну никак, не могла себе позволить, — Света выбежала из ванной комнаты и, шлепая босыми ногами по полу, помчалась на выручку.
На пути попалась бейсболка, что вчера, по возвращению с рынка, она закинула на книжный шкаф, доказывая ювелиру свою правоту по поводу полного отсутствия в его богатой библиотеке книг эротического жанра, очень популярного в данное время. Задвинув её козырьком назад, Света ворвалась в комнату для гостей.
— Арон Моисеевич! Я уже здесь! Ради бога, скажите: вы не ушиблись?
— Све...точка! Я не...у...шибся! — медленно проговорил ювелир, хватаясь за сердце, которое, почему-то, у него оказалась несколько ниже обычного и на правой стороне.
Возле Ароши присела белая медведица с заботливым взоро
м. Шерсть на ней была покрыта пеной для ванн и пахла хвоей. На голове, набекрень, сидела бейсболка, — за ремешком-регулятором торчало ворсистое ушко. Убедившись, что с ювелиром все относительно нормально, она вытащила из-под его бока яблоко, чтобы Ароше было удобнее лежать, и поднялась.
Глаза Медведицы сверкнули зелеными огоньками, черненький носик сморщился, обнажились мощные острые клыки. Теремок потряс рык. Чудом оставшийся на столе второй фужер, из которого Ароша вчера пил Рислинг, рассыпался в стеклянную крошку и осел горкой. Яблоко полетело в Тимоху, огромные загнутые когти белой лапы скребнули воздух...
Скалкин рванул к выходу так быстро, что яблоко, летевшее метательным снарядом, его не догнало, — фрешем растеклось по громко хлопнувшим дверям...
— Арон Моисеевич! Миленький...
Света обрела женский облик и снова нагнулась над старым ювелиром, поднимая.
— Хорошо, что моя покойная Циля этого не видит, Светочка! — пробормотал Ароша, пытаясь встать, но никак не мог, цепляясь за нее и скользя руками по пене для ванн, которая только и прикрывала наготу его загадочной гостьи. — Обнаружив вас в моих объятьях, она-таки не поверила бы, что у меня инфаркт! У неё тоже был бы инфаркт!
Общими усилиями, Ароша переместился в кресло. Света присела возле него.
— Вы шутите, Арон Моисеевич! Тогда я спокойна за вас.
— Две таблетки валидола и можно вызывать санитаров.
— Это ещё зачем?
— Светочка! Если бы вы-таки видели то, что сейчас видел я! Вы бы не интересовались за мое здоровье, а спросили за мою голову...
— Это пена, Арон Моисеевич! Белая пушистая пена, для ванн с запахом хвои, что оставила мне, как презент от салона «Леди Вумен», ваша преданная поклонница Дульсинея Короткова...
Света, пальчиком, смахнула с ювелира пену, что оказалась на нём, когда она его поднимала, мазнула себе носик и улыбнулась.
— Вы так рыкнули, Светочка, как моя Циля не умела даже когда-таки очень сердилась! Тимоха бежал, словно увидел свою могилу со вчерашней последней датой на табличке. Забыв не только перстень, но и то, что принес сегодня!..
— Ой, забыла почистить зубки. Арон Моисеевич, вы посидите. Себя в порядок приведу и вернусь. Я быстренько...
Через четверть часа, скинув туфельки на высоком каблуке, Света, в сиреневых лосинах и беленькой блузе-тунике, сидела, ножками в кресле, и внимательно слушала рассказ Ароши. Он разложил перед ней принесенные Скалкиным украшения из золота и полудрагоценных камней, работы ювелира начала девятнадцатого века.
— Это так называемая палюра, Светочка. Сейчас это принято называть на английский манер «сет» — набор! Причём, палюра большая — Парадная, имеет в гарнитуре не три-четыре предмета палюры малой, а намного больше. Ферроньерка, серьги, кольца, браслеты, ожерелье, кулон, брошь, драгоценные пуговицы, пряжки... Всего пятнадцать предметов, Светочка, специально заказанных у одного мастера, тщательно подобранных по материалу, по цветовому и орнаментальному оформлению.
— Арон Моисеевич! Вы словно песню поете!.. Никогда не думала, что о холодных камнях можно так тепло и красиво рассказывать.
— Такую парюру, Светочка, могла себе позволить только княгиня, точнее княжна. Гама легких лазурных оттенков — бирюза, кораллы, только полудрагоценные камни, говорят о том, что данные украшения предназначались девушке или молоденькой женщине, но, никак, не даме в годах. Именно юным барышням не полагалось носить жемчуг, бриллианты...
— И вы знаете, когда именно не полагалось?
— Хотите меня спросить о дате, Светочка?
— Уже спросила...
— Примерно, начало тридцатых годов Серебреного века. Количество предметов просто огромно, Светочка! Именно в те годы, благородные барышни надевали большое количество украшений, и к вечерним, и к дневным туалетам.
— Тысяча восемьсот тридцать второй год! — выкликнула Света.
— Так уж точно не скажу даже я. Впрочем, возможно, возможно...
— Арон Моисеевич, это же редкие украшения?
— Конечно, не «Черный Лебедь», Светочка. Но и они-таки имеют, что сказать за себя.
— И вы, несомненно, знаете кто их владелец.
— Не настолько, Светочка, чтоб-таки их вернуть.
— Мне нужно только имя последнего хозяина украшений.
— У вас на него билет, сегодня вечером, Светочка. Но я думаю, сейчас Генрих Карлович лечит коньяком свою беспечность и не способен ни на что более...
— Я в салон «Леди Вумен»! — скидывая ножки в туфли, ответила она.
— Светочка, если вы печалитесь за меня, то две таблетки валидола и Парадная палюра меня уже возродили. Сиделка мне не нужна.
— Что вы, Арон Моисеевич! Я по сугубо личным, интимным вопросам... Вы же сами имели случай убедиться, как я, прямо остро, нуждаюсь в нижнем белье.
— Вы-таки меня рассмешили, Светочка, и если Одесса за вас-таки не знает, то я вам скажу: она многое потеряла. Если нужен родственник Дуси, — капитан Коротков, так зачем нам-таки идти в салон и снашивать обувь? Есть же телефон, нужно просто набрать номер.
— И всё?!..
— Ещё поцеловать в щеку старого больного еврея.
— Это, запросто!..
Света чмокнула ювелира.
Ароша набрал шесть цифр на стилизованном под старину телефоне и подал ей трубку. Несколько кротких гудков и, по ту сторону провода, раздалось:
— Капитан Коротков слушает...
— Я бы хотела сделать заявление, капитан.
— Лучше написать, согласно закона.
— Время не терпит, капитан. У вас уже есть заявление от врача Голесницкого, не так ли?
— Вы по поводу кражи коллекции женских украшений?
— Скорее, ее части. Если не будете упрямиться и соблюдать протокол, то кое-что из краденного у экстрасенса найдете на даче учителя Полозова. Поселок «Заречный», Второй проезд, восемнадцать...
Изящно отогнув пальчик, Света положила телефонную трубку на рычажок. Оглядела «сет», оставленный на столе ювелира Тимохой, и взяла тонкую золотую цепочку с бирюзой — ферроньерку, примерила, приложив ко лбу, подмигнула Ароше.
— Карету, мне карету!..
Не успела Светка произнести бессмертное восклицание Чадского, пряча украшение в кармашек, как на улице, зазывая, заулюлюкала автосигнализация.
— Это-таки не такси, Светочка, — снова набирая на телефоне номер — таксопарка или знакомого с машиной, проворчал Ароша. — Ночью, прямо под моими окнами, кто-то бросил белую Волгу. Мальчишки её трогают, вот она и пищит за мои нервы.
— Подождите...
Пальчиком, надавив на рычажок телефонного аппарата, Света подбежала к окну.
— Сапфир! Лопни мои глазоньки, Сапфирушка!
Скороговоркой, пообещав к вечеру вернуться — отведать кисло-сладкого винограда, и попросив ювелира ни в коём случае не трогать с окна «Черного Лебедя», Света выбежала на улицу.
Поворотники белой Волги ГАЗ-24 приветливо мигнули, со стороны водителя, приглашая, открылась дверца.
Премудрая Медведица, в ласинах и тунике, туфлях на шпильках, прыгнула за руль и, любя, огладила.
— Сапфирушка! Как я соскучилась! Змей был прав, ты и из Тартара ко мне выйдешь. Ну, поскакали, милый...
Волга осталась молчаливой. Двигатель, как бывало, бодро не заурчал, стрелки на панели приборов приветливо не забегали...
— Чего? А... Сейчас, Сапфирушка, сейчас, родненький...
Света скинула туфли. Поиграла пальчиками ножек на педалях сцепления и газа.
— Ну!.. Стало быть, не едем?! Закон Времени, там я — не я! Сапфирушка, ты меня знаешь, я пешком пойду!
Стартер дернул движок, но снова замолчал.
— Побегу, не сомневайся! Пусть тебе стыдно будет, что бросил меня. Вот!
Волга завелась, набирая обороты. Рычаг скоростей передвинулся с нейтралки на первую. Автомобиль тронулся с места плавно, сам выруливая на дорогу.
— Как я тебя люблю, Сапфирушка! — мурлыкнула Света, посмотрев в зеркало заднего вида, губами в трубочку, посылая поцелуй. — Ты же у меня первый!..
Улицы маленького городка, подгорный спуск и автомобильный мост через реку — промелькнули в одно мгновение. Свернув к дачному поселку, Волга пронеслась мимо городского пляжа начала девяностых — неухоженного, без мухоморных грибков и кабинок для переодевания, поплутала по закоулкам второго проезда поселка «Заречный» и съехала к набережной.
Ракита — единственное, что не смогла изменить восьмерка Времени, густорастущие ивы по-прежнему полоскали в воде свои листья, кусты были похожи друг на друга, как близнецы-братья.
В остальном поселок было не узнать, вдалеке, планомерно ровняя грунт, ходил бульдозер, взмахивая ковшом, крутился на гусеницах экскаватор, повсюду лежал кирпич в поддонах, доски початыми пакетами и возвышались недостроенные коттеджи. Природа пригорода окончательно пропахла краской, мастиками и соляркой.
Оставив Сапфира у домика сторожа, Света направилась искать дачу Полозова.
Сколько раз детдомовская оторва Переверзева была в поселке, и никогда бы не подумала, что найти в нём дачу учителя истории будет так долго и трудно. Наконец, она увидала табличку «Второй проезд. Восемнадцать» на огороженном кирпичным забором, двухэтажном, прибалтийского стиля особняке.
Коттедж совершенно не походил на простенькую дачу Петра Игнатьевича — заветренная терраса под навесом накрытым тесом, покосившейся деревянный штакетник, местами на вязальной проволоке, и такие же ворота, для въезда стареньких Жигулей первой модели, но адрес был тот же.
Заборы, — будь они деревянные, железные или, в данном случае, кирпичный с рядом заостренных пик, поверху, для Светки никогда не были преградой. Оглядевшись, чтоб рядом никого, она перекинула через него туфельки и перемахнула сама.
Во дворе ходила огромная собака кавказкой породы. Она сразу признала в свалившейся сверху гостье брата по крови и особых претензий не предъявила. Обнюхала туфельки и легла их охранять.
Света поднялась на крыльцо, дверь была открыта. Мягко ступая босыми ножками, она зашла, осмотрела одну комнату, другую, поднялась на второй этаж, и только в третьей увидела Волка.
Хранитель Белого Угла Неба, буквально привинчивал вязальной проволокой к стулу кумира девчонок Александра Серого с разбитым в кровь лицом.
— Вовка!.. — тихо произнесла Премудрая Медведица, осторожненько заглядывая в двери. — Где Верка и я?! Тута?
— Мать твою, Светка! Совсем сдурела? — отнимая у красавчика сознание, ударом в четверть своих возможностей, воскликнул Волк, не в силах сдержать нахлынувших эмоций.
— Не ори! А отвечай! Тут?
— Нет. В другой комнате. Эта мразь, ещё по дороге сюда, усыпила сладкоежек шоколадными конфетами со снотворным. На дачу приехали и уснули. Он их раздел, поснимал на видеокамеру. Хотел было уже приступить к задуманному, а тут я. В общем, они за стенкой, спят в обнимку на кровати.
Услышав, что в комнате кроме насильника и Волка никого нет, Светка смело вошла. Подойдя к Александру Серому, она осмотрела разбитую физиономию и подняла с пола очки в роговой оправе с одной уцелевшей линзой.
— Зачем они ему? Я не понял, Светка, да и некогда было, — проговорил Волк, наблюдая за её действиями.
— Зато я поняла. Думала, размышляла — как это майор шрама не увидел? При просмотре видеокассет, найденных на даче в «Заречном», после пожара. Очки есть, а шрама нет!..
— Какого шрама?
— Такого, Вовка! Такого! Смотри! — Света схватила бесчувственного насильника за подбородок, — Помнишь, у исполнителя главной роли в фильме Голесницкого он был. Хотя и не совсем такой! Сейчас подправим.
На мизинце Светкиной руки, свободной от жесткого захвата вывихнутой челюсти насильника, вырос медвежий коготь. Она поднесла его к подбородку Александра Серого и полоснула по разбитым в кашу губам.
— Теперь полный порядок. Закон Времени будет доволен. Можно снимать ещё одно кино, для «Скалкин и Ко».
— Какое кино, Светка?! Надо забирать девочек и уходить!
— Минуточку. Небольшой штришок и уйдем.
Светка нашла брошенные в угол Веркины ласины — черные, украшенные стеклянным бисером.
О, как же она завидовала, что у подруги есть крутые колготки, а у неё нет! Ошибиться, кому они принадлежали, Премудрая Медведица просто не могла.
Свою заветную мечту, начала девяностых, Света без всякого сожаления натянула на кумира девчонок, а его лоб украсила ферроньеркой. Сменив в видеокамере кассету, она запечатлела Александра Серого медленным наездом от дальнего плана к крупному. Уделив ласинам с разноцветным стеклярусом, нашитым по швам сердечками, и золотой цепочке с бирюзой особое внимание.
— Передай Тимохе презент, — мурлыкнула она, отдавая Волку видеокамеру и мило улыбаясь. — Пусть порадуется за свои цацки, а его отморозки за ласины, когда попадут в одну клетку с этой мразью. А то, последнее время, горилле Лёхе и Сивому, чего-то с бабами совсем везет.
Со двора послышались голоса. Света выглянула в окно и увидела длинного сухого полковника Короткова, — правда, пока он был капитаном. За ним следом, платком вытирая ободок фуражки от пота и сверкая на солнце лысиной, семенил лейтенант Нагорный. Направлялись они к крыльцу.
— Ага. Вот и гвардия. Что ж, нам пора.
— Доигралась? — буркнул Волк. — Время останавливать бесполезно, Света. У нас на руках две девочки, которые спят, не зная своего будущего и пока не должны знать!
— Пусть спят! Ты ходики Хроноса лишь на чуток останови.
— Как скажешь...
— Уже сказала...
Всё замерло. Наступила полнейшая тишина. Оглушая Волка, Светка просвистела — чисто разбойницей, заложив два пальца в рот. В окно второго этажа вломился Сапфир, круша мощным торсом раму, подоконник — копытами.
— Бери, Вовка, девчонок и в путь. Сапфирушка вмиг домчит вас до детдома, они даже не проснутся. А я пошла. Жуть как хочется взглянуть на саму себя, но нельзя.
Шепнув верному скакуну, что будет ждать его на плесе, Света направилась во двор. Пройдя мимо застывших милиционеров, она присела к собаке, что, так и лежала возле её туфелек. Потрепала недвижимого пса за ушком, поблагодарила за то, что сохранил.
Сапфир покинул коттедж тем же самым путем, — в окно. Премудрая Медведица не смотрела ему вслед, исполняя Законы Времени, но ведала: Верка и она сама, сейчас, мирно посапывают, — сладко спят, прижавшись к груди Волка. Только пройдя через годы, подруги узнают, какая опасность их подстерегала, и как они спасли сами себя.
В Законы Времени лучше не углубляться. Свихнешься.
Света взяла в обе руки по туфельке и, мерно помахивая ими, пошла за ворота.
Босиком, приятно было шагать по зеленой травке и дышать чистым воздухом, наполненным запахом дурнопьяна. Вдалеке, за наплывным мостом через реку, виднелась усадьба князей Костровых, извилистая тропинка бежала вниз, к Голубоватому камню с выемками, наполненными чистой водой...
Покалывая стебельками травы пяточки, тропа вела Свету по воспоминаниям. Там, на плёсе, были её замки из песка, там ждет Сапфир. Хранительница Красного Угла Неба сядет на коня и снова вернется в пропахший бензином город, на сеанс врачующей магии Генриха Карловича Голесницкого.
Бабушки уже включили местный телеканал на своих цветных, в деревянной оправе, «Рекордах», «Электронах» и «Радугах», чтобы посмотреть на мага, чародея, кудесника и приложиться больным местом к телевизору, но у Светы есть несколько минут, на слезинку, щемящую в сердце тоску по Змеюшке...
Глава двенадцатая.
Света проснулась с настроением. Всю ночь ей снился Змей, голубоватый камень, с наполненными чистой водой выемками, и плес — речной песок.
Что они только не вытворяли! Открыв глаза, она почувствовала томность во всем теле. Змей, напрочь, отучил её от трусиков и, поглаживая себя выгнутыми ладошками, Светка даже засомневалась в том, что она есть Хранительница Красного Угла Неба. От неё шел аромат обычной женщины, медленно, с наслаждением, выходящей из дремотного состояния.
Жаль, что рядом не было Змеюшки, не с кем было разделить прекрасное чувство пробуждения. Не было любимого, чтобы отдать тепло желания, что навеял ей милый прелестный сон.
Премудрая Медведица потянулась и почесала носик, окончательно возвращаясь в реальность, или, правильней сказать, в некую восьмерку времени, где жилкой пульсировала мысль: «Нет Полоза, нет!».
Света уже и забыла что такое реальность в понимании обычного человека, за последние дни действительность часто менялась, в то же время, оставаясь в рамках одного-двух, максимум, трех дней. На дворе, по-прежнему, стоял жаркий август, а на календаре девятое число сменилось десятым. До двенадцатого сентября — её день рождения! так и оставалось ровно тридцать два дня — ни больше, ни меньше. Только годы на спидометре Хроноса щелкали в разнобой, останавливаясь там, где им захочется.
Арон Моисеевич выделил Свете отдельную комнату своего теремка, куда солнышко заглядывало утром, а сам работал на половине, где оно появлялось только после обеда.
Света вскочила с кровати. Предварительно обнюхав, натянула майку, посмотрела на джинсы, но передумала, полагая, что есть немного времени, порезвиться без них.
Подбежав к окну, она раскинула шторы. Подставляя солнечным лучам личико, словно умываясь, Премудрая Медведица почесала голенькую попку, просто неприлично аппетитно выглядывающую беленькими с румянцем булочками из-под коротенького топика, и призадумалась.
Волк был прав, Света играла с огнём! Причём непростым, — огнем Тартара. Саламандра уснула. Эскулап Бездны потерял силу, — но всю ли силу и надолго? Этого она не знала. Если саламандра пробудится, алмаз её удержит лишь ровно настолько, чтобы успеть задать один вопрос и убежать...
Бегать Светка умела, но скрывшись от Слуги Хаоса, она никогда не найдет Змеюшку. Видимо, понимания этого и добивался от неё Эскулап Бездны. Только зачем?
Говоря Волку о том, что у неё есть соображения насчет промежутка времени в котором можно не опасаться Слуги Хаоса, — про зацепочку, Светка имела в виду видеокассеты, найденные на даче учителя. Майор Нагорный лишь обмолвился о них, но она резонно предположила об действительном существовании кассет.
Если это так?! Тогда именно сегодня — десятого августа тысяча девятьсот девяносто второго года, учитель истории Полозов будет заниматься непристойностями с ней и Веркой. Снимать на видео растление малолеток, заманив девочек на дачу в поселке «Заречный». В логической цепочке, будто специально предоставленных фактов, было одно но, — учитель Полозов, ни кто иной, как её Змеюшка!
Если у Премудрой Медведицы и были какие-то сомнения насчет морального облика возлюбленного — мимолетные, но были! — тогда, когда Нагорный рассказал о находке на даче, то, впоследствии, они окончательно развеялись. Безграничная вера в Змея мешала Хранительнице Красного Угла Неба. В её неглупой головке, ну никак, не складывались все пазлы.
Только сейчас, купаясь в солнечных лучах, Света поняла и картинка полностью разместилась на подрамнике из последовательной логики. Откручивая события назад, она проанализировала слова Нагорного: «...на видеоматериале запечатлены сцены сексуального насилия. Мужчины в роговых очках к двум малолетним девочкам». Исходя из них, Света и решила, что на кассетах учитель истории Полозов, — то есть Золотой Полоз Хранитель Желтого Угла Неба.
Но видео, она же не смотрела! Роговые очки? Вот именно, — очки! В планы Слуги Хаоса и не входило, чтобы Света увидела, кто именно на кассетах, в роли учителя истории. Роговые очки нужны лишь для того, чтобы майор Нагорный упомянул их в кабинете хозяйки фирмы «Цветик-Семицветик», как деталь подтверждения, — развратом занимался Змей!..
— Ах ты, пакость такая! — мурлыкнула Света, поднимая с подоконника хрустальный бокал. На дне лежал черный алмаз, в его плену грелась на солнышке спящая саламандра. — Хотел убедить меня, что Змеюшка извращенец, да?!
Саламандра спала.
— Постой, постой! Если не Змей, тогда кто ж будет нас с Веркой насильничать? — вскрикнула Света. — Мамочки! Сегодня! Меня — маленькую девочку! Верку!.. Какой-то козел в роговых очках! Нет, этого допустить невозможно!
После того, как некто эфемерный в роли насильника превратился в вполне реального козла — что-то вроде древнегреческого бога Пана с копытами, козлиной бородой и рогами, в памяти Премудрой Медведицы всплыла показанная Версофией фотография: первый звонок нарядных первоклашек...
Света сморщила носик, глазки снова сощурились, но не от солнышка.
— Александр Серый!.. Кумир девчонок! Не пан...ик...уй, Светка! — икнув, между паном и уем, произнесла она. — Ты с этим справишься...
Перед Премудрой Медведицей, причем полностью, от начала до конца, промелькнула «Оптимистическая трагедия». Посмотрев на саламандру, спящую за гранями карбонадо, словно за решеткой, она произнесла:
— Ну, кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?..
Саламандра молчала. Да и Свете ответ был не интересен. Бог скота и плодородия в её мыслях, как-то сам собой трансформировался в сифилитика Сиплого. Чтобы окончательно успокоится, она снова почесала попку.
За этим пикантным моментом её и застал Ароша. Чем-то сильно озабоченный ювелир, зашел к ней без стука, за что и получил от Светы очаровательную улыбку. Она стояла у окна лишь в коротком топе, делала вид, что пытается натянуть его хотя бы чуть ниже и, вопросительно, смотрела на него. В то же время в её глазах было что-то светлое, ласковое, можно сказать даже ласкающее.
— Светочка! — совсем не обращая внимания, ни на почти обнаженный вид, ни на её, обращенный к нему, лучистый взор, проговорил ювелир. — Я зашел только оповестить вас, что ко мне был мужчина — молодой и красивый. Циля таких называла искушением для замужней женщины. Так он-таки передал вам билет кинотеатра «Экран», на сегодня в семь вечера, и просил сказать: «Вера и её подруга, соблазнившись посмотреть видео, из детдома поехали в дачный поселок «Заречный», в гости к учителю истории». Что он тоже туда едет и чтобы вы не беспокоились. Я ничего-таки не понял, Светочка, но, как сказано, так и передал.
— Арон Моисеевич! Миленький! Вы даже не подозреваете, какую хорошую новость мне сейчас принесли. Давайте билет, давайте...
Света подскочила к ювелиру и обняла, обдавая ни с чем несравнимым ароматом только что проснувшейся молодой и здоровой женщины. Целуя Арошу в щеку и эффектно, двумя пальчиками, беря билет, она заметила, что в Ароше не совсем еще умер мужчина.
— Арон Моисеевич, у вас-таки ещё не все волосы выпали?!
— Ах, Светочка, — Ароша вздохнул, не огорченно, даже мечтательно. — Разве это-таки осталось?! После того, как мною занималась моя покойная Циля, едва ли меня хватит только на посмотреть.
— Ну и смотрите на здоровье! — ответила Света, ласково расправляя на голове ювелира редкие волосы, то, что осталось. — Вы так устали за эту ночь, — круги под глазами, это мой маленький взнос за потраченные вами силы в работе над копией перстня.
Света ещё раз поцеловала Арошу в щеку и направилась к кровати. Надевая тапочки, она поочередно согнула ножки в коленках, словно обуваясь в туфли. Такого пилотажа фигурки, грациозного изгиба линий, домашние шлепки, в виде двух пушистых зайцев, не требовали, и она продемонстрировала себя лишь из любви к очень уставшему старому человеку, чтобы хоть немножечко его оживить.
Но Арошу взбодрило совсем другое. Увидев, что карбонадо в семьдесят два карата с сорока семью гранями покоится на подоконнике, — разбей стекло и бери вместе с чешским хрусталем бокала! он понесся к окну...
— Какая вы-таки беспечная, Светочка! — воскликнул ювелир, хватая фужер, словно тот от него сбегал зеленым кузнечиком. — Бросать «Черного Лебедя», где попало! Мимо моего дома ходят разные люди и не все они слепые! Или я-таки не знаю за Одессу! К тому же, лучи солнца! Преломлённые в хрустале, они вредны для камня! Он может получить ожог — пятнышко, и частично утерять свою красоту. Черные алмазы нужно держать в закрытом футляре, на белом атласе, и только изредка показывать солнцу их холодные грани, тогда они радуются и играют на глазу в полную силу.
— Оставьте камень, Арон Моисеевич. Если бы вы только знали, насколько опасно держать его в тени, пока в нём заключена саламандра, то не стали бы беспокоится о каком-то там пятнышке.
— Пятнышко — смерть алмаза карбонадо, Светочка.
— А тень на алмазе — возможная смерть для меня. Так что, Арон Моисеевич, оставьте его в покое. Сегодня вы обещали мне винограда. Помните? Наливного кисло-сладкого сочного винограда. Или вы-таки не знаете за Одессу?
— Да, да, Светочка! — проговорил ювелир, не слушая её пожелания, поднимая бокал и рассматривая камень. — Как только придет и уйдет Тимофей Скалкин, я позабочусь о своем обещании. Несомненно, схожу на рынок.
— Тогда я в ванну, пока Тимохи нет.
— Подождите!.. — ставя фужер на подоконник, вскричал Ароша. Лицо его побелело, на лбу выступили крупные капли пота. — Светочка, подождите...
— Что случилось?! Вам плохо, Арон Моисеевич?!..
Света подскочила к ювелиру, и, пока он совсем не осел прямо на пол, усадила его на стул.
— Думаю, сейчас мне ещё хорошо, Светочка. Но, скоро, будет очень плохо!
— Может, воды?
— Лучше водки. Да, да, водки... Евреи-таки, иногда, пьют «Русскую», если выпадает такой день, как сегодня. Вам надо уйти. Бежать отсюда, и как можно быстрее, Светочка.
— Арон Моисеевич! Давайте-ка без причитаний! Говорите ясно, связано, как за Одессу!
— Я плохой ювелир, Светочка! — Ароша достал из маленького бокового кармана жилетки перстень-печатку. — Самонадеянный и никчемный ремесленник по изготовлению обручальных колец!
— Почему именно обручальных?
— Ах, Светочка! Разве ж не понятно? Влюбленные так счастливы, что им всё равно, как выглядят их кольца...
— Да, бандит Тимоха не влюблен, — вы правы. Но всё же, объясните, Арон Моисеевич...
— Видите, Светочка? На изготовленном мной перстне саламандра лапки поджала...
— Ну и?..
— А на оригинале, что, вы-таки вчера разбили, она их распустила, словно потягивается. И хвост саламандры, что находится в алмазе, немного длиннее. Я понадеялся-таки на память. Раньше, она меня никогда не подводила, Светочка! Конечно, этой разницы Тимоха может и не увидеть, но лучше вам поискать более спокойное место...
Света взяла фужер в руки и просмотрела алмаз на солнце.
— Память у вас отличная, Арон Моисеевич! А вот подделать этот перстень, оказывается, не так-то просто! Даже с вашим талантом ювелира как у вас.
— Светочка, вы-таки хотите, чтобы я почивал на лаврах?
— Что вы, Арон Моисеевич, в жизни вам ещё предстоит столько интересного! Сегодня, вы просто открыли мне глаза! Саламандра просыпается и надо спешить!
— Поспешите, Светочка, поспешите. Настенные часы в гостиной уже четверть часа, как пробили десять. «Скалкин и Ко», меня скоро навестят.
— Полагаю, Арон Моисеевич, что сегодня Тимоха будет к вам в гости один! Встречу нечестивца чистенькой...
— Так вы не уходите? — удивился Ароша.
— Ещё чего?! Прямо полетела, — расчехляй крылья! — ответила Света, приободряя ювелира лукавым взором и улыбкой. — Я пошла в ванную. Ну же, встряхнитесь! Или вы-таки не знаете за Одессу?..
Погрузившись в горячую воду, выталкивая худеньким телом пену с ароматом хвои, Светка не собиралась открывать закон гидростатики, словно Архимед в осажденных римлянами Сиракузах, и не имела желания выбегать голой на улицу с воплем «Эврика!». Саламандра меняет позу, и перстень всегда разный, — подделать его нельзя. Ну, нашла, ну, обнаружила, ну просыпается! И что? Теперь не мыться и ждать конца света?
Светка просто забыла о саламандре, о Тимохе, и, к величайшему стыду Хранительницы Красного Угла Неба, должно признать, о милейшем, добрейшем, искуснейшем ювелире. В её ушках не было проводков от плеера или бируш, но полностью погрузившись в убаюкивающий мирок пара и мыльных пузырьков, она закрыла глаза и отключилась. Только иногда, вскидывала руку и чесала носик, от чего на него попадала пена, и он зудился ещё больше...
Словно откуда-то из прекрасного недалека, до неё стал доноситься шум. Света даже не сразу поняла, что нарастающий за стеной гам-тарарам относится к приходу в теремок Тимохи.
Скалкин орал бешено, — один за всю свою «Ко», и разбираться в том, что воровскому авторитету не понравилось, в предложенной ему копии, было некогда. Как, впрочем, и в более глубоких причинах его возмущения подменой. Белое золото, черный агат, — всё настоящее! и в возможной цене у скупщиков краденного печатка не понизилась даже на пол тугрика.
Решив на ходу додумать и ответить на возникшие в голове вопросы, Света выпрыгнула из ванны и бросилась спасать Арошу, пока у старого и больного еврея не случился инфаркт.
— Арон Моисеевич, я уже иду! — крикнула она.
Голос предательски прозвенел, отражаясь от стен теремка колоратурным сопрано. В общем, получилось нечто не совсем подходящее, чтобы напугать, но крики стихли. Минула небольшая пауза, которую Светка пыталась употребить на одевание майки, но она завязалась лямками так, что возникшей паузы не хватило.
Словно отрыжка с похмелья, за стеной прозвучал вопрос Тимохи:
— Что, барыга, с малолетками развлекаешься?! Ты своей лярве куда мой перстенек навесил?!
— Боже-ж мой! Господин Скалкин, какие шуры-муры? — дрожащим голосом, ответил Ароша. — Разве у меня есть на то условия?!
— Ты чего мне репу греешь, барыга?! То оптом втирал мне, что я слепой! А теперь, по-твоему, я ещё и глухой!
Послышался шум борьбы, кто-то грузно упал. Разлетелся хрусталь, по паркету, глухой дробью-стуком, покатились яблоки. Свете не трудно было догадаться — упал Ароша. Пытаясь заградить Тимохе дорогу, он получил удар и сейчас лежит, где-то между рассыпанными фруктами, что так и стояли, для услады гостьи, в вазе на столе.
Нужно было спешить. Забросив несносную майку, которая норовила налезть на хозяйку, то обеими лямками на одно плечо, то задом наперед, то на левую сторону — чего Премудрая Медведица, как воспитанная леди, ну никак, не могла себе позволить, — Света выбежала из ванной комнаты и, шлепая босыми ногами по полу, помчалась на выручку.
На пути попалась бейсболка, что вчера, по возвращению с рынка, она закинула на книжный шкаф, доказывая ювелиру свою правоту по поводу полного отсутствия в его богатой библиотеке книг эротического жанра, очень популярного в данное время. Задвинув её козырьком назад, Света ворвалась в комнату для гостей.
— Арон Моисеевич! Я уже здесь! Ради бога, скажите: вы не ушиблись?
— Све...точка! Я не...у...шибся! — медленно проговорил ювелир, хватаясь за сердце, которое, почему-то, у него оказалась несколько ниже обычного и на правой стороне.
Возле Ароши присела белая медведица с заботливым взоро
м. Шерсть на ней была покрыта пеной для ванн и пахла хвоей. На голове, набекрень, сидела бейсболка, — за ремешком-регулятором торчало ворсистое ушко. Убедившись, что с ювелиром все относительно нормально, она вытащила из-под его бока яблоко, чтобы Ароше было удобнее лежать, и поднялась.
Глаза Медведицы сверкнули зелеными огоньками, черненький носик сморщился, обнажились мощные острые клыки. Теремок потряс рык. Чудом оставшийся на столе второй фужер, из которого Ароша вчера пил Рислинг, рассыпался в стеклянную крошку и осел горкой. Яблоко полетело в Тимоху, огромные загнутые когти белой лапы скребнули воздух...
Скалкин рванул к выходу так быстро, что яблоко, летевшее метательным снарядом, его не догнало, — фрешем растеклось по громко хлопнувшим дверям...
— Арон Моисеевич! Миленький...
Света обрела женский облик и снова нагнулась над старым ювелиром, поднимая.
— Хорошо, что моя покойная Циля этого не видит, Светочка! — пробормотал Ароша, пытаясь встать, но никак не мог, цепляясь за нее и скользя руками по пене для ванн, которая только и прикрывала наготу его загадочной гостьи. — Обнаружив вас в моих объятьях, она-таки не поверила бы, что у меня инфаркт! У неё тоже был бы инфаркт!
Общими усилиями, Ароша переместился в кресло. Света присела возле него.
— Вы шутите, Арон Моисеевич! Тогда я спокойна за вас.
— Две таблетки валидола и можно вызывать санитаров.
— Это ещё зачем?
— Светочка! Если бы вы-таки видели то, что сейчас видел я! Вы бы не интересовались за мое здоровье, а спросили за мою голову...
— Это пена, Арон Моисеевич! Белая пушистая пена, для ванн с запахом хвои, что оставила мне, как презент от салона «Леди Вумен», ваша преданная поклонница Дульсинея Короткова...
Света, пальчиком, смахнула с ювелира пену, что оказалась на нём, когда она его поднимала, мазнула себе носик и улыбнулась.
— Вы так рыкнули, Светочка, как моя Циля не умела даже когда-таки очень сердилась! Тимоха бежал, словно увидел свою могилу со вчерашней последней датой на табличке. Забыв не только перстень, но и то, что принес сегодня!..
— Ой, забыла почистить зубки. Арон Моисеевич, вы посидите. Себя в порядок приведу и вернусь. Я быстренько...
Через четверть часа, скинув туфельки на высоком каблуке, Света, в сиреневых лосинах и беленькой блузе-тунике, сидела, ножками в кресле, и внимательно слушала рассказ Ароши. Он разложил перед ней принесенные Скалкиным украшения из золота и полудрагоценных камней, работы ювелира начала девятнадцатого века.
— Это так называемая палюра, Светочка. Сейчас это принято называть на английский манер «сет» — набор! Причём, палюра большая — Парадная, имеет в гарнитуре не три-четыре предмета палюры малой, а намного больше. Ферроньерка, серьги, кольца, браслеты, ожерелье, кулон, брошь, драгоценные пуговицы, пряжки... Всего пятнадцать предметов, Светочка, специально заказанных у одного мастера, тщательно подобранных по материалу, по цветовому и орнаментальному оформлению.
— Арон Моисеевич! Вы словно песню поете!.. Никогда не думала, что о холодных камнях можно так тепло и красиво рассказывать.
— Такую парюру, Светочка, могла себе позволить только княгиня, точнее княжна. Гама легких лазурных оттенков — бирюза, кораллы, только полудрагоценные камни, говорят о том, что данные украшения предназначались девушке или молоденькой женщине, но, никак, не даме в годах. Именно юным барышням не полагалось носить жемчуг, бриллианты...
— И вы знаете, когда именно не полагалось?
— Хотите меня спросить о дате, Светочка?
— Уже спросила...
— Примерно, начало тридцатых годов Серебреного века. Количество предметов просто огромно, Светочка! Именно в те годы, благородные барышни надевали большое количество украшений, и к вечерним, и к дневным туалетам.
— Тысяча восемьсот тридцать второй год! — выкликнула Света.
— Так уж точно не скажу даже я. Впрочем, возможно, возможно...
— Арон Моисеевич, это же редкие украшения?
— Конечно, не «Черный Лебедь», Светочка. Но и они-таки имеют, что сказать за себя.
— И вы, несомненно, знаете кто их владелец.
— Не настолько, Светочка, чтоб-таки их вернуть.
— Мне нужно только имя последнего хозяина украшений.
— У вас на него билет, сегодня вечером, Светочка. Но я думаю, сейчас Генрих Карлович лечит коньяком свою беспечность и не способен ни на что более...
— Я в салон «Леди Вумен»! — скидывая ножки в туфли, ответила она.
— Светочка, если вы печалитесь за меня, то две таблетки валидола и Парадная палюра меня уже возродили. Сиделка мне не нужна.
— Что вы, Арон Моисеевич! Я по сугубо личным, интимным вопросам... Вы же сами имели случай убедиться, как я, прямо остро, нуждаюсь в нижнем белье.
— Вы-таки меня рассмешили, Светочка, и если Одесса за вас-таки не знает, то я вам скажу: она многое потеряла. Если нужен родственник Дуси, — капитан Коротков, так зачем нам-таки идти в салон и снашивать обувь? Есть же телефон, нужно просто набрать номер.
— И всё?!..
— Ещё поцеловать в щеку старого больного еврея.
— Это, запросто!..
Света чмокнула ювелира.
Ароша набрал шесть цифр на стилизованном под старину телефоне и подал ей трубку. Несколько кротких гудков и, по ту сторону провода, раздалось:
— Капитан Коротков слушает...
— Я бы хотела сделать заявление, капитан.
— Лучше написать, согласно закона.
— Время не терпит, капитан. У вас уже есть заявление от врача Голесницкого, не так ли?
— Вы по поводу кражи коллекции женских украшений?
— Скорее, ее части. Если не будете упрямиться и соблюдать протокол, то кое-что из краденного у экстрасенса найдете на даче учителя Полозова. Поселок «Заречный», Второй проезд, восемнадцать...
Изящно отогнув пальчик, Света положила телефонную трубку на рычажок. Оглядела «сет», оставленный на столе ювелира Тимохой, и взяла тонкую золотую цепочку с бирюзой — ферроньерку, примерила, приложив ко лбу, подмигнула Ароше.
— Карету, мне карету!..
Не успела Светка произнести бессмертное восклицание Чадского, пряча украшение в кармашек, как на улице, зазывая, заулюлюкала автосигнализация.
— Это-таки не такси, Светочка, — снова набирая на телефоне номер — таксопарка или знакомого с машиной, проворчал Ароша. — Ночью, прямо под моими окнами, кто-то бросил белую Волгу. Мальчишки её трогают, вот она и пищит за мои нервы.
— Подождите...
Пальчиком, надавив на рычажок телефонного аппарата, Света подбежала к окну.
— Сапфир! Лопни мои глазоньки, Сапфирушка!
Скороговоркой, пообещав к вечеру вернуться — отведать кисло-сладкого винограда, и попросив ювелира ни в коём случае не трогать с окна «Черного Лебедя», Света выбежала на улицу.
Поворотники белой Волги ГАЗ-24 приветливо мигнули, со стороны водителя, приглашая, открылась дверца.
Премудрая Медведица, в ласинах и тунике, туфлях на шпильках, прыгнула за руль и, любя, огладила.
— Сапфирушка! Как я соскучилась! Змей был прав, ты и из Тартара ко мне выйдешь. Ну, поскакали, милый...
Волга осталась молчаливой. Двигатель, как бывало, бодро не заурчал, стрелки на панели приборов приветливо не забегали...
— Чего? А... Сейчас, Сапфирушка, сейчас, родненький...
Света скинула туфли. Поиграла пальчиками ножек на педалях сцепления и газа.
— Ну!.. Стало быть, не едем?! Закон Времени, там я — не я! Сапфирушка, ты меня знаешь, я пешком пойду!
Стартер дернул движок, но снова замолчал.
— Побегу, не сомневайся! Пусть тебе стыдно будет, что бросил меня. Вот!
Волга завелась, набирая обороты. Рычаг скоростей передвинулся с нейтралки на первую. Автомобиль тронулся с места плавно, сам выруливая на дорогу.
— Как я тебя люблю, Сапфирушка! — мурлыкнула Света, посмотрев в зеркало заднего вида, губами в трубочку, посылая поцелуй. — Ты же у меня первый!..
Улицы маленького городка, подгорный спуск и автомобильный мост через реку — промелькнули в одно мгновение. Свернув к дачному поселку, Волга пронеслась мимо городского пляжа начала девяностых — неухоженного, без мухоморных грибков и кабинок для переодевания, поплутала по закоулкам второго проезда поселка «Заречный» и съехала к набережной.
Ракита — единственное, что не смогла изменить восьмерка Времени, густорастущие ивы по-прежнему полоскали в воде свои листья, кусты были похожи друг на друга, как близнецы-братья.
В остальном поселок было не узнать, вдалеке, планомерно ровняя грунт, ходил бульдозер, взмахивая ковшом, крутился на гусеницах экскаватор, повсюду лежал кирпич в поддонах, доски початыми пакетами и возвышались недостроенные коттеджи. Природа пригорода окончательно пропахла краской, мастиками и соляркой.
Оставив Сапфира у домика сторожа, Света направилась искать дачу Полозова.
Сколько раз детдомовская оторва Переверзева была в поселке, и никогда бы не подумала, что найти в нём дачу учителя истории будет так долго и трудно. Наконец, она увидала табличку «Второй проезд. Восемнадцать» на огороженном кирпичным забором, двухэтажном, прибалтийского стиля особняке.
Коттедж совершенно не походил на простенькую дачу Петра Игнатьевича — заветренная терраса под навесом накрытым тесом, покосившейся деревянный штакетник, местами на вязальной проволоке, и такие же ворота, для въезда стареньких Жигулей первой модели, но адрес был тот же.
Заборы, — будь они деревянные, железные или, в данном случае, кирпичный с рядом заостренных пик, поверху, для Светки никогда не были преградой. Оглядевшись, чтоб рядом никого, она перекинула через него туфельки и перемахнула сама.
Во дворе ходила огромная собака кавказкой породы. Она сразу признала в свалившейся сверху гостье брата по крови и особых претензий не предъявила. Обнюхала туфельки и легла их охранять.
Света поднялась на крыльцо, дверь была открыта. Мягко ступая босыми ножками, она зашла, осмотрела одну комнату, другую, поднялась на второй этаж, и только в третьей увидела Волка.
Хранитель Белого Угла Неба, буквально привинчивал вязальной проволокой к стулу кумира девчонок Александра Серого с разбитым в кровь лицом.
— Вовка!.. — тихо произнесла Премудрая Медведица, осторожненько заглядывая в двери. — Где Верка и я?! Тута?
— Мать твою, Светка! Совсем сдурела? — отнимая у красавчика сознание, ударом в четверть своих возможностей, воскликнул Волк, не в силах сдержать нахлынувших эмоций.
— Не ори! А отвечай! Тут?
— Нет. В другой комнате. Эта мразь, ещё по дороге сюда, усыпила сладкоежек шоколадными конфетами со снотворным. На дачу приехали и уснули. Он их раздел, поснимал на видеокамеру. Хотел было уже приступить к задуманному, а тут я. В общем, они за стенкой, спят в обнимку на кровати.
Услышав, что в комнате кроме насильника и Волка никого нет, Светка смело вошла. Подойдя к Александру Серому, она осмотрела разбитую физиономию и подняла с пола очки в роговой оправе с одной уцелевшей линзой.
— Зачем они ему? Я не понял, Светка, да и некогда было, — проговорил Волк, наблюдая за её действиями.
— Зато я поняла. Думала, размышляла — как это майор шрама не увидел? При просмотре видеокассет, найденных на даче в «Заречном», после пожара. Очки есть, а шрама нет!..
— Какого шрама?
— Такого, Вовка! Такого! Смотри! — Света схватила бесчувственного насильника за подбородок, — Помнишь, у исполнителя главной роли в фильме Голесницкого он был. Хотя и не совсем такой! Сейчас подправим.
На мизинце Светкиной руки, свободной от жесткого захвата вывихнутой челюсти насильника, вырос медвежий коготь. Она поднесла его к подбородку Александра Серого и полоснула по разбитым в кашу губам.
— Теперь полный порядок. Закон Времени будет доволен. Можно снимать ещё одно кино, для «Скалкин и Ко».
— Какое кино, Светка?! Надо забирать девочек и уходить!
— Минуточку. Небольшой штришок и уйдем.
Светка нашла брошенные в угол Веркины ласины — черные, украшенные стеклянным бисером.
О, как же она завидовала, что у подруги есть крутые колготки, а у неё нет! Ошибиться, кому они принадлежали, Премудрая Медведица просто не могла.
Свою заветную мечту, начала девяностых, Света без всякого сожаления натянула на кумира девчонок, а его лоб украсила ферроньеркой. Сменив в видеокамере кассету, она запечатлела Александра Серого медленным наездом от дальнего плана к крупному. Уделив ласинам с разноцветным стеклярусом, нашитым по швам сердечками, и золотой цепочке с бирюзой особое внимание.
— Передай Тимохе презент, — мурлыкнула она, отдавая Волку видеокамеру и мило улыбаясь. — Пусть порадуется за свои цацки, а его отморозки за ласины, когда попадут в одну клетку с этой мразью. А то, последнее время, горилле Лёхе и Сивому, чего-то с бабами совсем везет.
Со двора послышались голоса. Света выглянула в окно и увидела длинного сухого полковника Короткова, — правда, пока он был капитаном. За ним следом, платком вытирая ободок фуражки от пота и сверкая на солнце лысиной, семенил лейтенант Нагорный. Направлялись они к крыльцу.
— Ага. Вот и гвардия. Что ж, нам пора.
— Доигралась? — буркнул Волк. — Время останавливать бесполезно, Света. У нас на руках две девочки, которые спят, не зная своего будущего и пока не должны знать!
— Пусть спят! Ты ходики Хроноса лишь на чуток останови.
— Как скажешь...
— Уже сказала...
Всё замерло. Наступила полнейшая тишина. Оглушая Волка, Светка просвистела — чисто разбойницей, заложив два пальца в рот. В окно второго этажа вломился Сапфир, круша мощным торсом раму, подоконник — копытами.
— Бери, Вовка, девчонок и в путь. Сапфирушка вмиг домчит вас до детдома, они даже не проснутся. А я пошла. Жуть как хочется взглянуть на саму себя, но нельзя.
Шепнув верному скакуну, что будет ждать его на плесе, Света направилась во двор. Пройдя мимо застывших милиционеров, она присела к собаке, что, так и лежала возле её туфелек. Потрепала недвижимого пса за ушком, поблагодарила за то, что сохранил.
Сапфир покинул коттедж тем же самым путем, — в окно. Премудрая Медведица не смотрела ему вслед, исполняя Законы Времени, но ведала: Верка и она сама, сейчас, мирно посапывают, — сладко спят, прижавшись к груди Волка. Только пройдя через годы, подруги узнают, какая опасность их подстерегала, и как они спасли сами себя.
В Законы Времени лучше не углубляться. Свихнешься.
Света взяла в обе руки по туфельке и, мерно помахивая ими, пошла за ворота.
Босиком, приятно было шагать по зеленой травке и дышать чистым воздухом, наполненным запахом дурнопьяна. Вдалеке, за наплывным мостом через реку, виднелась усадьба князей Костровых, извилистая тропинка бежала вниз, к Голубоватому камню с выемками, наполненными чистой водой...
Покалывая стебельками травы пяточки, тропа вела Свету по воспоминаниям. Там, на плёсе, были её замки из песка, там ждет Сапфир. Хранительница Красного Угла Неба сядет на коня и снова вернется в пропахший бензином город, на сеанс врачующей магии Генриха Карловича Голесницкого.
Бабушки уже включили местный телеканал на своих цветных, в деревянной оправе, «Рекордах», «Электронах» и «Радугах», чтобы посмотреть на мага, чародея, кудесника и приложиться больным местом к телевизору, но у Светы есть несколько минут, на слезинку, щемящую в сердце тоску по Змеюшке...