Холостяк
Щёлкнула зажигалка, огонь лизнул сигарету, вздох и дым заполнил лёгкие. За плечами тяжёлый день, несколько заявлений и к концу дня выезд на домашние посиделки наших замечательных бухарей, коих в маленьком южном городке пруд пруди.
Тихий шорох возле кустов — девчонка, несколько приводов за мелкие кражи и дебоширила пару раз, ничего серьёзного.
— Ты чего домой не идёшь, поздно уже, тебя же отпустили?
Взгляд из-под бровей, взгляд затравленного маленького зверька, который в бессилии может только злиться.
— Мне некуда идти. Родители бухают и туда я точно не пойду, лучше уж на улице...— А дрожишь чего?
— В обезьяннике у вас сыро и холодно, там даже лавки мокрые.
Летняя ночь выдалась душной и накинуть на плечи довочке китель было для меня, как скинуть латы.
— Пойдём, со мной...
— Куда?... Я в бомжатник не пойду!
— Это место, конечно, не пятизвёздочный отель, но я бы не хотел, чтобы ты называла мою кватиру «бомжатником».
— К тебе домой?
В голосе девчонки появилась надежда, но недоверие так и осталось.
— А можно мне у тебя остаться на пару дней?
— Родители искать не будут?
Прелестная головка склонилась на бок, все свои силы мысли девочка направила на решение задачи, взвешивая все «за» и «против». Наконец ответ был найден:
— Неее, они же бухают, я тебе... э-э-э Вам говорила.
— Понятно. И давай на «ты».
Оставшийся путь был под косыми взглядами, а рука в тисках маленьких ладошек. Пятнадцать минут и я выслушивал восторгания моей берлогой:
— Четыре комнаты? И два туалета?
— Да.
— Я слышала, что у нас в городе есть такие хоромы, но я их никогда не видела. А от куда такая роскошь? — моё жилище проходило строгую инспекцию.
— От родителей наследство.
— А живёшь только в зале?
Каждый холостяк знает это выражение объясняющее всю их жизнь — «так проще». bеstwеаpоn Покупаешь полуфабрикаты и яйца? «Так проще» — не надо много готовить. Покупаешь стопку носков и дырявые просто выкидываешь? «Так проще» — не надо штопать. Живёшь в одной комнате? «Так проще» — телик всегда перед глазами и изредка убираешься в других комнатах. Некоторые вообще в однушке живут. «Так проще»...
— Есть будешь?
— А можно?
— Вершина моего кулинарного таланта — яишница-болтунья.
Десяток яиц изчезал с ужасающей скоростью.
— Скорость сбавь, никто у тебя ничего отбирать не будет. Ещё подавишься... Чай тебе сделать? И бутерброт?
В оба раза кроме эпичного «угу» гостья выдать не смогла.
— Спать будешь в спальне, я уже постелил...
Моя старая джинсовая рубашка была ей в пору, как раз в качестве халата после душа.
Щёлкнула зажигалка, пряный дым привычно наполнил лёгкие. Мгновение задержать, чтобы прочистить мозги и выдох. В голове просто рой мыслей. Неудачная попытка осмыслить совершённое. Лишнее надо выбросить, на нужном сосредоточиться, как делал это сотни раз. В этот раз тщетно. За последние n лет, с момента развода, я так и не обзавёлся ни женой, ни любоницей, ни просто знакомой для нечастых, но постоянных встреч. Всё занимала работа. В неполные 37 — майор, просто головокружительная карьера для наших мест без волосатой лапы за спиной.
Мысли возвращались к дивану, к лежащему на нём молодому, упругому телу семнадцатилетней девочки. Из нижних губок по округлости попки стекала капля спермы, серебристая в лунном свете. Я даже не понял как это всё началось. Тихий шёпот о том, что ей холодно (это в такую-то в жару). Бархатная упругость трётся о промежность. Даже старые семейки подвели меня, ширинка на них сама собой растегнулась и как только головка коснулась нежной кожи бедра сон как рукой сняло.
Окурок маленькой звёздочкой упал в темноту ночи. Щёлкнула зажигалка, эта дрянь меня когда-нибудь убьёт... Сосредоточиться не получается, в голове рой мыслей о случившемся. Нежная, зовущая улыбка. Толчок, вскрик боли и член обхватила тёплая влажная тугая плоть. Острые коготки царапают затылок и спину. Несколько движений и с губ моей юнной любовницы срывается стон и уже сладость двигает её тело к моему. Похоть занимает всё наше сознание, не оставляя места ни на что более.
Ещё раз затянуться, гарячий дым должен выжечь постороннее. А мозг как самый большой предатель выдаёт картины моего безумия. Вот мой орган снуёт меж трепетных ножек, изчезает где-то под мохнатым холмиком. Теперь, тело подо мной извивается, пытаясь получить всё возможное наслаждение от бьющейся внутри него чужой плоти. Новая картина перед глазами и член начинает подавать признаки жизни: тонкие и гибкие, как ветви ивы, руки обхватывают мою шею, ноги — торс, в порыве страсти девочка поднимается над диваном. Становлюсь на локти, чтобы она не висела на мне и не тратила силы понапрасну, тут же получаю жаркий сладкий поцелуй. Вроде уже далеко не мальчик, а напиться этими губами мне так и не удалось. От воспоминания о поцелуе член откреп и встал в полную силу. Предатель..., такой же как и мозг.
Город накрыла толстым одеялом душная южная ночь, даже тополь, самый высокий и самый старый в городе, перед окнами стоит неподвижно, листочка не шелохнётся. Духота и жара, воздух звенит от сверчков и комарья, ст
ройные ряды которого пытаются влететь в комнату с фумигатором.
Мысли возвращаются: я всё ещё на ней, пью её вожделение, наслаждаюсь её стонами, терзаю губами гибкое тело, полные груди, маленькие торчащие соски. Запах женщины, полностью ушедний из моих пинат, сводил с ума. От её сладости на моих плечах красные полосы. Новый, но теперь долгий стон, полный сладострастия, тело сильнее прильнуло, выгнулось в судороге оргазма, влагалище девчонки в перый раз сжало половой член мужчины, её горячее дыхание обжигало шею. Несколько толчков теперь и меня скрутило в приступе экстаза. Пяточки на пояснице так и не дали выйти, поток спермы хлынул в гарячую глубину, заливает матку и наполняет лоно до краёв. Вышел я не сразу, чувствуя как остатки спермы движутся по члену и льются в бывшее девственным влагалище.
Узенькие ладошки скользнули по груди, взъерошили волосы, к спине прижалось тёплое тело. Погружённый в собственные мысли я не услышал скрипов дивана и тихих шагов, от неожиданности вздрогнул.
— Ты не спишь...
— Я думаю.
— Обо мне?... Ты думаешь обо мне?
— Я думаю о том, что я наделал, как мне быть и что делать теперь. Ты — несовершенолетняя, я — работник органов.
— Если бы ты — работник органов, был внимательнее, то знал, что у меня через неделю день рождения, а за неделю никто не узнает. Ты ведь меня не выгонишь? К тому же возраст согласия с шестьнадцати, а я согласная. Ты меня... ведь... не выгонишь..., а... ? — такая тоска и надежда.
— Зачем я тебе? Старый, побитый жизнью и молью цепной пёс?
— Зато мой! — теперь злость.
— А через пару месяцев найдёшь себе ровесника и уйдёшь к нему...
Долгий поцелуй выше лопаток — уровнь её губ. Я не вижу, но знаю — она опять зависла, склонила голову на бок и обдумывает то, что важно по её мнению.
— Неее, я верная. В мать пошла. Она вон даже спилась вместе с отцом. Они ж чего опять забухали-то? Начали отмечать годовщину свадьбы.
Разворот и взгляд ей прямо в глаза:
— Милая, ты даже не представляешь на что подписываешься. У меня в жизни есть только работа. Ты обрекаешь себя на постоянное ожидание. Редкие выходные, редкие праздники, постоянные дежурства и вызовы среди ночи. Ухожу ты ещё спать будешь, приду — уже.
— Ну, редкие же будут... Не выгоняй меня, пожалуйста, — осенённые догадкой глаза засветились в полумраке, — А вообще, женись на мне. Я буду самой лучшей и верной женой на свете. Я буду готовить, убирать, стирать. Я ведь страстная... Правда, я страсная? — получив от меня кивок головы затараторила дальше, — я нарожаю тебе детей, научусь делать всё-всё, всё что нужно.
— Я подумаю о твоём предложении.
— Честно? — её губы потянулись к моим и не ответить на поцелуй было бы преступлением против человечества, — Ты никогда не пожалеешь.
Снова наши губы слились, девочка была неумелой, но с лихвой компенсировала рвением.
— Пойдём ещё раз это сделаем?
— Что «это»?
— Ну, сексом займёмся. Это так приятно оказывается...
Мягкая ладошка потянула меня обратно в тёплый зев комнаты, заполненную запахом разгорячённых тел и возбуждения. Скрип дивана, зовущая улыбка, сладкий поцелуй, толчок и я заполнил девочку полностью, до самого дна.
Столько лет прошло мимо, сколько времени впустую, но сущесвует только здесь и сейчас. Здесь — на диване, сейчас — с ней, единственной, которая и нужна была. Всё остальное тлен и пыль. Я в её глазах, её улыбке, в ней самой. Толчок — её сладкий стон и тяжёлый стон дивана. Она требует ещё, он кричит — хватит! Ещё толчок, я создан для неё, она для меня. Размеренный движения становятся всё быстрее, судорожней, мы несёмся вдвоём к сладкой разрядке. Скрип дивана, наверное, перебудил соседей в соседнем доме.
Вспышка, оглушительный взрыв заложил уши, тело скрутила сладостная судорога, я чувствую, как из меня извергаются потоки спермы, ливень за окном вторит моим ощущениям. Тело подомной трясётся, я не могу понять она смеётся или плачет — лицо закрыто ладошками.
Наконец долгий вздох и дикий хохот опять трясёт её.
— Блин, я так испугалась, — зарево за окном — горел клён, значит это была не игры разума, — представляешь я ещё в этот же момент кончила.
— Я тоже, — старое дерево уже пару лет хотели спилить, теперь не придётся, клён полыхал как спичка. Руки начали уставать, только теперь пришло осознание, что я всё ещё в ней.
— Не выходи, побудь ещё во мне, так хорошо... Тем более, что я беременею, — в её голосе такая нега и блаженство.
— От куда ты знаешь?
— Чувствую, — теперь ещё и превосходство.
Небо озарилось лёгким румянцем, ещё полчасика и взойдёт солнце. Хорошо, что этот день выходной свободный от проблем и суеты, блаженство от прохлады после дождя и её тихое успокаивающее сопение на груди, но спать не хочется — голова как улей от мыслей.
Хочет, быть со мной — ладно, хорошо. Хочет родить — тоже неплохо, поменяет её к лучшему, перестанет проблемы искать. Захотелось закурить — зажигалка тоскливо лежит на пепельнице. К чёрту, пора бросать. Хочет быть со мной, может влюбится в меня, если уже не...
Стоп! Так это получается, что я и не холостяк уже?
Вот и хорошо...
Тихий шорох возле кустов — девчонка, несколько приводов за мелкие кражи и дебоширила пару раз, ничего серьёзного.
— Ты чего домой не идёшь, поздно уже, тебя же отпустили?
Взгляд из-под бровей, взгляд затравленного маленького зверька, который в бессилии может только злиться.
— Мне некуда идти. Родители бухают и туда я точно не пойду, лучше уж на улице...— А дрожишь чего?
— В обезьяннике у вас сыро и холодно, там даже лавки мокрые.
Летняя ночь выдалась душной и накинуть на плечи довочке китель было для меня, как скинуть латы.
— Пойдём, со мной...
— Куда?... Я в бомжатник не пойду!
— Это место, конечно, не пятизвёздочный отель, но я бы не хотел, чтобы ты называла мою кватиру «бомжатником».
— К тебе домой?
В голосе девчонки появилась надежда, но недоверие так и осталось.
— А можно мне у тебя остаться на пару дней?
— Родители искать не будут?
Прелестная головка склонилась на бок, все свои силы мысли девочка направила на решение задачи, взвешивая все «за» и «против». Наконец ответ был найден:
— Неее, они же бухают, я тебе... э-э-э Вам говорила.
— Понятно. И давай на «ты».
Оставшийся путь был под косыми взглядами, а рука в тисках маленьких ладошек. Пятнадцать минут и я выслушивал восторгания моей берлогой:
— Четыре комнаты? И два туалета?
— Да.
— Я слышала, что у нас в городе есть такие хоромы, но я их никогда не видела. А от куда такая роскошь? — моё жилище проходило строгую инспекцию.
— От родителей наследство.
— А живёшь только в зале?
Каждый холостяк знает это выражение объясняющее всю их жизнь — «так проще». bеstwеаpоn Покупаешь полуфабрикаты и яйца? «Так проще» — не надо много готовить. Покупаешь стопку носков и дырявые просто выкидываешь? «Так проще» — не надо штопать. Живёшь в одной комнате? «Так проще» — телик всегда перед глазами и изредка убираешься в других комнатах. Некоторые вообще в однушке живут. «Так проще»...
— Есть будешь?
— А можно?
— Вершина моего кулинарного таланта — яишница-болтунья.
Десяток яиц изчезал с ужасающей скоростью.
— Скорость сбавь, никто у тебя ничего отбирать не будет. Ещё подавишься... Чай тебе сделать? И бутерброт?
В оба раза кроме эпичного «угу» гостья выдать не смогла.
— Спать будешь в спальне, я уже постелил...
Моя старая джинсовая рубашка была ей в пору, как раз в качестве халата после душа.
Щёлкнула зажигалка, пряный дым привычно наполнил лёгкие. Мгновение задержать, чтобы прочистить мозги и выдох. В голове просто рой мыслей. Неудачная попытка осмыслить совершённое. Лишнее надо выбросить, на нужном сосредоточиться, как делал это сотни раз. В этот раз тщетно. За последние n лет, с момента развода, я так и не обзавёлся ни женой, ни любоницей, ни просто знакомой для нечастых, но постоянных встреч. Всё занимала работа. В неполные 37 — майор, просто головокружительная карьера для наших мест без волосатой лапы за спиной.
Мысли возвращались к дивану, к лежащему на нём молодому, упругому телу семнадцатилетней девочки. Из нижних губок по округлости попки стекала капля спермы, серебристая в лунном свете. Я даже не понял как это всё началось. Тихий шёпот о том, что ей холодно (это в такую-то в жару). Бархатная упругость трётся о промежность. Даже старые семейки подвели меня, ширинка на них сама собой растегнулась и как только головка коснулась нежной кожи бедра сон как рукой сняло.
Окурок маленькой звёздочкой упал в темноту ночи. Щёлкнула зажигалка, эта дрянь меня когда-нибудь убьёт... Сосредоточиться не получается, в голове рой мыслей о случившемся. Нежная, зовущая улыбка. Толчок, вскрик боли и член обхватила тёплая влажная тугая плоть. Острые коготки царапают затылок и спину. Несколько движений и с губ моей юнной любовницы срывается стон и уже сладость двигает её тело к моему. Похоть занимает всё наше сознание, не оставляя места ни на что более.
Ещё раз затянуться, гарячий дым должен выжечь постороннее. А мозг как самый большой предатель выдаёт картины моего безумия. Вот мой орган снуёт меж трепетных ножек, изчезает где-то под мохнатым холмиком. Теперь, тело подо мной извивается, пытаясь получить всё возможное наслаждение от бьющейся внутри него чужой плоти. Новая картина перед глазами и член начинает подавать признаки жизни: тонкие и гибкие, как ветви ивы, руки обхватывают мою шею, ноги — торс, в порыве страсти девочка поднимается над диваном. Становлюсь на локти, чтобы она не висела на мне и не тратила силы понапрасну, тут же получаю жаркий сладкий поцелуй. Вроде уже далеко не мальчик, а напиться этими губами мне так и не удалось. От воспоминания о поцелуе член откреп и встал в полную силу. Предатель..., такой же как и мозг.
Город накрыла толстым одеялом душная южная ночь, даже тополь, самый высокий и самый старый в городе, перед окнами стоит неподвижно, листочка не шелохнётся. Духота и жара, воздух звенит от сверчков и комарья, ст
ройные ряды которого пытаются влететь в комнату с фумигатором.
Мысли возвращаются: я всё ещё на ней, пью её вожделение, наслаждаюсь её стонами, терзаю губами гибкое тело, полные груди, маленькие торчащие соски. Запах женщины, полностью ушедний из моих пинат, сводил с ума. От её сладости на моих плечах красные полосы. Новый, но теперь долгий стон, полный сладострастия, тело сильнее прильнуло, выгнулось в судороге оргазма, влагалище девчонки в перый раз сжало половой член мужчины, её горячее дыхание обжигало шею. Несколько толчков теперь и меня скрутило в приступе экстаза. Пяточки на пояснице так и не дали выйти, поток спермы хлынул в гарячую глубину, заливает матку и наполняет лоно до краёв. Вышел я не сразу, чувствуя как остатки спермы движутся по члену и льются в бывшее девственным влагалище.
Узенькие ладошки скользнули по груди, взъерошили волосы, к спине прижалось тёплое тело. Погружённый в собственные мысли я не услышал скрипов дивана и тихих шагов, от неожиданности вздрогнул.
— Ты не спишь...
— Я думаю.
— Обо мне?... Ты думаешь обо мне?
— Я думаю о том, что я наделал, как мне быть и что делать теперь. Ты — несовершенолетняя, я — работник органов.
— Если бы ты — работник органов, был внимательнее, то знал, что у меня через неделю день рождения, а за неделю никто не узнает. Ты ведь меня не выгонишь? К тому же возраст согласия с шестьнадцати, а я согласная. Ты меня... ведь... не выгонишь..., а... ? — такая тоска и надежда.
— Зачем я тебе? Старый, побитый жизнью и молью цепной пёс?
— Зато мой! — теперь злость.
— А через пару месяцев найдёшь себе ровесника и уйдёшь к нему...
Долгий поцелуй выше лопаток — уровнь её губ. Я не вижу, но знаю — она опять зависла, склонила голову на бок и обдумывает то, что важно по её мнению.
— Неее, я верная. В мать пошла. Она вон даже спилась вместе с отцом. Они ж чего опять забухали-то? Начали отмечать годовщину свадьбы.
Разворот и взгляд ей прямо в глаза:
— Милая, ты даже не представляешь на что подписываешься. У меня в жизни есть только работа. Ты обрекаешь себя на постоянное ожидание. Редкие выходные, редкие праздники, постоянные дежурства и вызовы среди ночи. Ухожу ты ещё спать будешь, приду — уже.
— Ну, редкие же будут... Не выгоняй меня, пожалуйста, — осенённые догадкой глаза засветились в полумраке, — А вообще, женись на мне. Я буду самой лучшей и верной женой на свете. Я буду готовить, убирать, стирать. Я ведь страстная... Правда, я страсная? — получив от меня кивок головы затараторила дальше, — я нарожаю тебе детей, научусь делать всё-всё, всё что нужно.
— Я подумаю о твоём предложении.
— Честно? — её губы потянулись к моим и не ответить на поцелуй было бы преступлением против человечества, — Ты никогда не пожалеешь.
Снова наши губы слились, девочка была неумелой, но с лихвой компенсировала рвением.
— Пойдём ещё раз это сделаем?
— Что «это»?
— Ну, сексом займёмся. Это так приятно оказывается...
Мягкая ладошка потянула меня обратно в тёплый зев комнаты, заполненную запахом разгорячённых тел и возбуждения. Скрип дивана, зовущая улыбка, сладкий поцелуй, толчок и я заполнил девочку полностью, до самого дна.
Столько лет прошло мимо, сколько времени впустую, но сущесвует только здесь и сейчас. Здесь — на диване, сейчас — с ней, единственной, которая и нужна была. Всё остальное тлен и пыль. Я в её глазах, её улыбке, в ней самой. Толчок — её сладкий стон и тяжёлый стон дивана. Она требует ещё, он кричит — хватит! Ещё толчок, я создан для неё, она для меня. Размеренный движения становятся всё быстрее, судорожней, мы несёмся вдвоём к сладкой разрядке. Скрип дивана, наверное, перебудил соседей в соседнем доме.
Вспышка, оглушительный взрыв заложил уши, тело скрутила сладостная судорога, я чувствую, как из меня извергаются потоки спермы, ливень за окном вторит моим ощущениям. Тело подомной трясётся, я не могу понять она смеётся или плачет — лицо закрыто ладошками.
Наконец долгий вздох и дикий хохот опять трясёт её.
— Блин, я так испугалась, — зарево за окном — горел клён, значит это была не игры разума, — представляешь я ещё в этот же момент кончила.
— Я тоже, — старое дерево уже пару лет хотели спилить, теперь не придётся, клён полыхал как спичка. Руки начали уставать, только теперь пришло осознание, что я всё ещё в ней.
— Не выходи, побудь ещё во мне, так хорошо... Тем более, что я беременею, — в её голосе такая нега и блаженство.
— От куда ты знаешь?
— Чувствую, — теперь ещё и превосходство.
Небо озарилось лёгким румянцем, ещё полчасика и взойдёт солнце. Хорошо, что этот день выходной свободный от проблем и суеты, блаженство от прохлады после дождя и её тихое успокаивающее сопение на груди, но спать не хочется — голова как улей от мыслей.
Хочет, быть со мной — ладно, хорошо. Хочет родить — тоже неплохо, поменяет её к лучшему, перестанет проблемы искать. Захотелось закурить — зажигалка тоскливо лежит на пепельнице. К чёрту, пора бросать. Хочет быть со мной, может влюбится в меня, если уже не...
Стоп! Так это получается, что я и не холостяк уже?
Вот и хорошо...