Искушение. Глава тридцатая.

Глава тридцатая.

Мне удалось немного вздремнуть. В сестринской комнате, после пяти вечера, когда в отделении из врачей остался только дежурный — молодой парень, аспирант. Обычно он закрывался в кабинете психолога, там был компьютер с интернетом, и не выходил до самого утра, если только не случится что-нибудь неординарное. При нём медсестры чувствовали себя вольготнее обычного.

Пойти прилечь меня уговорила Нелька, а так, что ты! Я работница, знаете, какая ответственная! Портреты таких как я раньше висели на доске почета. Кто бы только видел, как, во всём положительная, примерная и сознательная Татьяна Сергеевна куролесила в ночном клубе. Слава богу, не видели... Даст Бог, и не узнают.

Сопротивлялась, как могла, но Неля все же настойчиво спровадила меня спать. Сделала она это, временно взяв мои обязанности на себя, вовсе не из благотворительности, её просто распирало любопытство. В первой половине дня, стоило нам остаться наедине, как она начинала: рассказывай, да рассказывай!

Я отнекивалась, делала вид, что от усталости глаза слипаются, челюсть перед ней на показ, зёвом, вывихивала и «завтраками» кормила откладывая на потом. Наконец, Нелька не выдержала, насильно закрыла меня в сестринской, предупредив: через час ко мне придет, принесет конфеты, — «Мерси», дорогие и вкусные. Пить будем чай и болтать! Я зевнула, по-настоящему, и покорилась.

Прилегла на кушетку и провалилась, сказалась усталость, спала мертвым сном. Неля меня растолкала, держа в одной руке вскипяченный электрочайник, меня — в другой.

— Вставай, Тань, вставай... — проговорила она.

Я глянула на висевшие в сестринской комнате старенькие часы, легендарные — подарок нашему отделению в еще семидесятые годы за отличное отношение к больным медицинского персонала.

До вечерних процедур, инъекций, раздачи таблеток, оставалось полчаса, которые, видимо, и должны пойти на мой подробный доклад напарнице о событиях, произошедших со мной прошлой ночью.

— Можно, я ещё покемарю, минуток десять, Нель? — попыталась я чуть сократить время.

— Нет! Чайник вскипел, конфеты на столе. Коробку открыла!

— Ладно, сейчас сбегаю, освобожу место под чай — всё же нашлась я.

Нелька взъярилась, но не найдя аргументов против позыва природы, промолчала.

Я поняла, что если через пять минут, я не буду сидеть за столом и рассказывать ей, то, чего она целый день ждет, я потеряю не только подругу, но и напарницу с которой в смене уже ни один год душа в душу.

В общем, пять минут так пять, я вложилась в норматив, вернулась, села к столу взяла наполненную зеленым чаем чашку, конфету.

Неля быстро закрыла дверь на замок, села напротив и многозначительно посмотрела на меня. Я на нее.

— Ой, да санитарки пока за больными присмотрят! — ответила она на мой вопрос во взгляде. — Лучше признайся, Тань, закадрила богатого папика, — да? Это он тебе трусики от Армани подарил? А ещё, ещё что подарил?..

Нельку прорвало, даже чая себе не налила. С самого утра, страдая от неизвестности, она уже выстроила в своей головке некую гипотезу и теперь ждала от меня ее немедленного подтверждения. Отрицать было бессмысленно. Хуже, если только признаться, что трусики, и ещё много чего от Армани, Гучи, Живанши, — шуба-пальто из скандинавской норки! вовсе не от него, а от неё. От Сони.

— Не знаю, похоже, что да... — ответила я, прячась за чашкой с чаем. — А что подарил? Ещё лифчик, набор нижнего белья, в общем...

Для себя я решила, в ответах говорить ничего определенного, конкретного, только: возможно, может быть, кажется, не думаю...

— Как не знаешь?!

— Так...

— Он тебе белье дорогое дарит, в ночной клуб, для богатых папиков, пригласил, а ты глазками моргаешь — не знаю! Тань, ты чего?

— В каком смысле — моргаешь?

— В любом! А какая у него машина?! Танька, рассказывай, что я из тебя слова-то пинцетом тяну! Вытягиваю...

— Машина обыкновенная, большая, дорогая. Шофер личный.

— Всё, я не могу, Тань! И ты ещё не знаешь!

— Думаю, пока.

— Ну, он тебя хоть того?

— Того, — прижимал, когда танцевали... — выкопала я факт из позапрошлого года, когда познакомилась с дальнобойщиком. Правда он меня тогда не только прижал, а помял до синяков, обещаниями от его напора только и отделялась. Придумывать я не умею, а вот совмещать прошлое и настоящее, очень даже.

— О любви говорил?

— Говорил...

— А ты чего?

— А чего — я? Кивала, улыбалась...

— Танька!.. Пригласи его к себе домой на Новый Год. Шампанское, потанцуете, поласкаетесь, полабзаетесь, немного поломаешься, отдашься ему под бой курантов и он твой. Ты главное не теряйся... Если и новогодняя ночь не удачно пройдет, тогда всё! Пропал наш не благородный труд, либидо томное стремление.

— Не удачно, это как? — играла я словами дальше, отвечая вопросом на вопрос.

— Ой, Танька! Ну, не встанет у него! Переволнуется или ещё чего. Тогда убежит и даже не позвонит больше. Сто пудов! Я это уже проходила.

— Да?!

— Да... Ну, был у меня один папик. Один — всего! Я то, с одури, что вот оно моё счастье пузатенькое, лежит в постельке, меня ожидает, решила огонь высечь, показать на что способна, а он хоботком и сник. Всю ночь успокаивала, растолковывала: мол, бывает, милый, сильно не переживай. Сказки ему рассказывала, о том, что вообще-то бабе не только это нужно, главное чтобы настоявший мужчина был всегда рядышком. Вроде слушал, кивал, соглашался. А на утро, всё равно сбежал.

— И...

— Нежно, говорю, обхаживай! Домой, как заманишь, сильно сразу не напирай.

— Домой я не могу, там Лёша... — тайком поглядывая на часы, ответила я.

Осталось шесть минут продержаться. Обманывать подругу я не хотела, просто не знала, как ей рассказать то, что произошло со мной в эти три выходных дня. Я сама во всём толком ещё так и не разобралась.

— Давай его ко мне!..

— У тебя же однокомнатная!

— Ой, Тань! Что мы с вьюнышем общего языка не найдем, квадратные метры напополам не поделим? Ещё и место для танцев останется...

— Нет, Нель...

— У тебя чего с ним, роман? Страсть любовная?!

— Он сын моей одноклассницы!..

Вот так, за полчаса чаепития я себя в монашки-отшельницы и записала. Прямо, как Мария Степановна — высшая школа конспирации. Нет, надо было заканчивать, а то наговорю такого, что завтра за всю ночную смену не разрулю. К тому времени Нелька ещё больше вопросов заготовит.

— Но, не моей же школьной подруги, Тань! — ответила она, пока я блуждала в собственных мыслях, пытаясь разложить их по полочкам. — Я ему баба посторонняя. Отдай мальчика, развлечься, и его в Новый Год собой побаловать. Не жадничай...

— Девочки, время... — раздался за дверьми голос санитарки.

Я выдохнула:

— Уже идем, Мария Степановна... Уже идем...

Остаток смены Нелька ходила хмурая, злая, внутримышечные инъекции вводила больным безжалостно. Вечер я простояла на раздаче лекарств, но так и не ответила ей насчет Лёши. Неля фыркнула мне вслед, когда после сдачи смены, я попросту сбежала. Собралась и сбежала, мне нечего было ей сказать.

На улице снова шел снег — белым-бело. Тротуары стали узкими, автомобили вереницей толклись на дороге, в очереди на светофорах. У пешеходных переходов образовались ледяные баррикады. Перебираясь через них, я думала: может действительно попросить Лёшу, чтобы он пожил у Нели? Она моложе меня, красивее.

Нет! А вдруг от волнения и у него не встанет! Лёша не папик, травма на всю жизнь и виновата будешь ты Танька...

Устало я зашла в родной двор. Голубенький «Ситроен» припарковался далеко от моего подъезда. Весь проезд к дому заняла фура-рефрижератор.

Господи! Дальнобойщик приехал! Обещал же только после новогодних праздников.

Утопая в пушистом снегу, я прокралась по краешку, меж палисадником и фурой, свернула к своей парадной. Сердце бешено колотилось, я даже забыла, что минуту назад мечтала лишь об одном — сделать на лицо маску и забраться под толстое, теплое одеяло.

В кабине фуры загорелся свет, со стороны пассажирского места открылась дверца. Я это не увидела — почувствовала.

— Танька! — услышала голос дальнобойщика. Обернулась.

— Привет! — собираясь мыслями, которые, если честно, не совсем собирались, набираясь отваги вместе с глотком морозного зимнего воздуха, проговорила я. — А ты чего в машине? Ко мне не заходишь?

— Я хотел, но у тебя там какая-то баба. Бешеная... В общем, не пустила.

— Так, пошли вместе...

— Залазь лучше ко мне. Поговорим, да я поеду.

Ладно, если рвать отношения, то нужно рвать их сразу. В полной решимости, я взобралась на высокую ступеньку, присела в кабину фуры.

Он закрыл дверь, выключил в салоне свет, включил передние фары и поехал...

— Ты куда?! Стой! — я дернула ручку дверцы, но она не открывалась.

— Молчи, дура!..

Я медленно сползла по высокой спинке сидения...

Он был прав. Я, действительно, дура! Решила поиграть в благородство, поговорим, расстанемся друзьями, и семьями будем ходить друг к другу в гости! Чем ближе подъезжали к объездной дороге, тем сильнее меня охватывал панический, животный страх. Плакать не хотелось, — хотелось скулить, подвывая глупым щеночком.

Женское воображение ярко рисовало моё обнаженное, хладное тело где-нибудь на обочине, недавно отбеленной промежностью кверху. Ёщё не стершийся «огонёк», — а может стершийся?! Зверским изнасилованием.

Может, в этом лесочке, а может, всё же в следующем?! Новый Год, — праздник. Мужчины и женщины сидят за столом в теплых квартирах, пьют шампанское, слушают по телевизору новогоднее обращение президента, бой курантов, загадывают желания, целуются, а я лежу и медленно покрываюсь снежинками, мечтаю, чтобы меня наконец-то нашли и опознали.

Кричу безмолвно и бездыханно: «Да, это я, та дура, что села в машину человека, которого, возможно, даже любила».

Ещё лесок с моей стороны, вроде как миновали... Нет, здесь! Фура прижалась к обочине, остановилась. Я побелела, окостенела, окаменела...