Ларисочка - старше! Ларисочка - умнее!
– Меня не будет неделю или полторы. Смотрите, не балуйтесь тут. Никаких гуляний допоздна, никаких вечеринок ни дома, ни поза домом! Нечего дурака валять, когда сессия на носу. И вообще, пора уже взрослеть... Димка, это тебя касается в первую очередь! Не пересдашь зачёты – пойдёшь по плацу маршировать. В армии тебе быстро мозги вправят!..
Вера Ивановна аккуратно упаковывала в чемодан чистое бельё, полдесятка сменных платьев, косметичку, папку с какими-то деловыми бумаженциями... Дочь и сын рассеянно следили за её сборами и слушали материнские наставления лишь вполуха. Лариса всё ещё витала мыслями вокруг недочитанной статьи по лингвоанализу, а Димка... Димка втихомолку ликовал, всеми силами стараясь не выдавать радости от долгожданного отъезда строгой, надоедливой и придирчивой мамаши. Ох, и оторвётся же он сегодня!..
– Ты меня слышишь, охламон?! – внезапно рявкнула мать, заставив его вздрогнуть и поспешно стереть с лица довольную ухмылку.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – парень подскочил со стула и шутливо «козырнул» под кудрявый чёрный чуб.
– Шут гороховый! Весь в папку своего непутёвого! Вот Ларочкин отец был прямо-таки эталоном настоящего мужчины! Потому и доченька хорошей девушкой выросла! Царство ему небесное, покойнику!
Мать утёрла внезапно набежавшие слёзы и сердито блеснула глазами на некстати заулыбавшегося сынка:
– Ты не ухмыляйся мне тут! Я с тобой серьёзно говорю. И уже в сотый раз предупреждаю: не перестанешь дурака валять – бедный будешь!
– Да я и так небогатый, – всё так же невинно улыбнувшись, заметил сын.
– Так! – натренированный командный голос матери-учительницы вынудил сына ещё раз подскочить с места – как первоклашку, застуканного за мелкой шалостью. – Шуточки дурацкие – в сторону! Тебе уже восемнадцать лет, убоище! Ты можешь вести себя хоть немножко солиднее?!
По румяному лицу парня в который раз пробежала наигранная улыбочка:
– Как сказал Шекспир в восемнадцатом сонете... Или в девятнадцатом? А, Ларис?.. Ну, неважно. Так вот, в восемнадцатом или в девятнадцатом сонете Вильям... Забыл, как его по батюшке!.. Шекспир весьма справедливо изрёк, что солидными должны быть стены рыцарских замков. А личная солидность никакой пользы человеку не приносит, а только проблемы создаёт. Жить надо легко и весело!
– Ты уже довеселился! Чуть из института не вылетел! Учти: провалишь пересдачу – я тебя... Я тебе такое устрою!..
Димка опять заулыбался:
– Какое, мам?
Вера Ивановна укоризненно покачала головой и заговорила привычным натренированным лекторским тоном:
– Поступлю так, как когда-то в старину в Германии делали. Там сыновей не баловали. Стукнет парню шестнадцать или семнадцать – даст ему отец пару гульденов в горсть и пару пинков под гузно и отправит из дому на все четыре стороны, в самостоятельное плавание. Сумеет сам прожить – его счастье. А не сумеет, так и чёрт с ним, с лодырем пустоголовым!
– Слава Богу, что мы не немцы! – усмехнулся Димка. – Хай живе Україна!
Мать, поняв, что дальнейшие поучения результатов не принесут, тяжело поднялась из кресла и умоляюще взглянула на дочь:
– Ларисочка, на тебя вся надежда. Очень прошу: присмотри за ним. А то у меня уже душа не на месте. Даже уезжать боюсь. Обязательно же встрянет куда-нибудь!
– А? – встрепенулась девушка, неохотно оторвавшись от своих мыслей и подняв на неё рассеянный взгляд. – Да, не волнуйся, мам. Всё будет в порядке.
– Умница моя! – Вера Ивановна растрогано обняла дочку. И, повернувшись к сыну, погрозила пальцем:
– Смотри мне тут, оболтус! Ларисочку слушайся беспрекословно! Как маму родную! Она старше и умнее тебя, дуралея! Пока меня нет, её слова – это мои слова! Ты понял?!
– Ес, мэм! – Димка притопнул тапком, имитируя щёлканье каблуками. И, состроив по-детски невинную гримаску, озорно подмигнул сестре. – Мамоцька Лалиса, я буду послусным-послусным! Возьми меня на луцьки позалуста!
Сестра пропустила мимо ушей очередную шутку, а мать не удержалась и прыснула в ладонь. Но мгновенно справилась с секундной слабостью и снова посуровела:
– Дима, я тебя вполне серьёзно предупреждаю. Завязывай с этим дурачеством, если не хочешь, чтобы я тебя за порог выставила! Берись за ум наконец! Пойми: я же тебе добра желаю, балбес!
Она потрепала сына по чёрным шелковистым кудрям, поцеловала в щёку дочь и, подхватив чемодан, вышла за ворота, где её ждал сосед с машиной (согласился подбросить до райцентра). Лариса проводила маму до калитки, о чём-то ещё коротко переговорила с ней и вернулась в свою комнату – дочитывать свежую научную статью. А Димка, пару минут бесцельно побродив по дому, прошёл на кухню и вынул из холодильника банку пива. Откупорил, с улыбкой прослушал приятное шипение и с наслаждением отхлебнул пару-тройку больших глотков.
– Ура-а! Свобода-а-а! – крикнул он, вбежав в комнату сестры, с разбегу плюхнувшись на диван и едва не расплескав свой хмельной «нектар».
– Лариска! А давай и правда закатим шикарную вечеринку! Оторвёмся по полной! А?
Сестра не ответила. И бровью не повела. Сидела неподвижно, будто мраморная статуя, и не отрывала глаз от компьютера. И это ещё больше развеселило брата. Он пару раз дёрнул девушку за пышную золотистую косу, скорчил перед ней смешную гримасу, но всё напрасно – она даже не шевельнулась.
– Ну как? Много знакомых буковок там нашла? – глянул на монитор через обнажённое девичье плечо и насмешливо-заунывным тоном прочёл одну из строк:
– «Основополагающие принципы языковедческого анализа художественного текста могут сочетать в себе элементы как семантологии, так и психолингвистики»... Уфф! Чтоб я всю жизнь такое читал! Хай Бог милує! Чем только не забивают головы будущим журналистам! Оно им надо, а?
Жадно допил банку до дна и с дерзкой ухмылкой поставил её на комп. Лариса, поморщившись и нахмурившись, брезгливо выбросила в урну посторонний предмет, поправила декольтированное мини-платье (как раз на том самом, левом плече) и продолжила чтение, не обращая внимания на новые выходки братишки-шалопая. А он то ходил туда-сюда на руках у неё за спиной, то кувыркался на широком мягком ковре, то прыгал, то пританцовывал... Всё напрасно! Никак не отвлечь от чтения сестричку-заучку!
Вернулся к холодильнику, залпом осушил ещё одну банку «Оболони». Затем, не удовлетворившись выпитым пивком, потянулся к настенному буфету. Вынул внушительных размеров коньячную бутылку, налил полный стакан тёмно-янтарного напитка и опрокинул в рот. И ещё один.
Теперь уже не ворвался, а, слегка пошатываясь, тихо прокрался в комнату сестры – с намерением устроить ещё какой-нибудь смешной сюрприз. И внезапно остановился, глядя ей в спину поражённым взглядом, – будто впервые увидел. То ли заигравший в голове хмель, то ли лучи заходящего солнца, щедро озолотившие эту скромную комнатку, подействовали на него с магической силой. Со спины любуясь сестрёнкой, почувствовал себя сугробом, тающим от весеннего тепла. А ведь красивая девчонка! Неимоверно красивая! Какая роскошная фигура! Какие локоны солнечно-золотистые! Кожа белая, как первый снег! А ножки! Казалось, поднимись она сейчас с места и продефилируй по комнате в своём простеньком платьице и босичком, затмила бы, засунула бы в задний кармашек всех шикарно разодетых королев красоты, вместе взятых! И при этом живёт, как монашка, – не бывает ни в клубах, ни на студенческих дискачах, ни на вечеринках у подруг... Всё зубрит-зубрит! Ну да, ещё матери по дому помогает... И опять зубрит-зубрит!.. Вот так и загубит свою молодость, сидя за компом, за книжками, за конспектами! Лет через пять исхудает, как сушёная вобла, ссутулится, сморщится, наденет большущие очки... И превратится в отвратную четырёхглазую кикимору, навсегда перечеркнув свою личную жизнь. Нет, с этим надо что-то делать! Надо срочно спасать эту красавицу из лап всепожирающей Науки!..
– Девушка, вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивы?
А что вы делаете сегодня вечером?.. Нет, правда, давай повеселимся вечерком, а?
Снова – ноль эмоций. Лариса всё так же сосредоточенно «листала» мышкой очередную найденную в сети монографию, что-то отмечала в своих конспектах и упорно молчала.
– Многоуважаемая Лариса Андреевна! Не будете ли вы настолько любезны уделить мне пару минут своего драгоценного внимания?
– Ничуть не уважаемый Дмитрий Сергеевич, потрудитесь сделать так, чтобы я вас не видела и не слышала в ближайшие два-три часа.
Эх! А голос какой! С таким бы на радио, на телевидение! Ну как тут не заведёшься – рядом с этой красоткой?! Это надо ослепнуть, оглохнуть и с ума сойти! Впрочем, кажется, сумасшествие уже начинается...
Не отдавая себе отчёта в совершаемом, Димка снова подошёл сзади к сестре и осторожно обнял её. Вдохнул свежий аромат духов, дурманящий запах нежной кожи... И неожиданно для самого себя жадно впился губами в круглое белоснежное плечо, в одинокую крохотную тёмную родинку на нём...
Лариса встрепенулась, подскочила и наотмашь, с треском хлестнула его по щеке.
– С ума сошёл?!! – ожгла она поддатого братца ярко-зелёными, как у кошки (нет, как у разъярённой тигрицы!), глазами. – Ты что творишь, недоумок?!!
Димка давно научился не обращать внимания на девичьи пощёчины. Они никогда не останавливали его. Наоборот – ещё сильнее разжигали в нём страсть. Так случилось и на этот раз. Он крепко обхватил девушку за талию и снова бросился целовать её обнажённые плечи, её белую, будто из мрамора выточенную, шею...
– Красавица моя! – возбуждённо зашептал он. – Королева! Фея! Богиня! Не сдерживай, не насилуй себя! Отдайся чувствам! Люби, обнимайся, целуйся, пока молодая! Увянешь ведь за своей учёбой! Мусор это всё, тлен, пыль – все эти твои теории высокоумные! Ни черта они не стоят! Одна только на свете ценность вечная – любовь!..
Тяжело и прерывисто дыша, всё так же крепко обнимая девичий стан, медленно опустился к её ногам. Его губы, испуская блаженный стон, заскользили по широким бёдрам, по обворожительно круглым белым коленкам, не пропуская ни единого миллиметра. С жадностью изголодавшегося хищника он снова и снова набрасывался на это умопомрачительно красивое тело, уже не в силах опомниться и остановиться.
Лариса вздрогнула от неожиданного взрыва эмоций, от страстных слов брата, от поцелуев. Почувствовала лёгкое головокружение и безумное желание хотя бы ненадолго отдаться запретной страсти. И в самом деле, почему бы нет? Мать считает её идеальной девочкой, а брат – «учёным сухарём», чудачкой, сознательно принесшей себя в жертву учёбе, журналистской практике, будущей профессии... И ни та, ни другой даже не подозревают, насколько они заблуждаются! Наверное, настало время развеять эту иллюзию! Димка мнит себя неотразимым мачо, опытным донжуаном, глубоким знатоком девичьих душ и тел. Наивный дурачок! Ему неизвестна и сотая доля того, что знает и умеет его «примерная» сестричка! Она ещё поучит его настоящим, жёстким любовным утехам!
Ещё раз взглянула сверху вниз на поддатого братца, так уверенно и нахально лапающего её упругую попку, её широкие полные бёдра... И в мозгу будто что-то щёлкнуло, «включив» бурный фонтан ярости. Да что этот молокосос себе позволяет?! И с кем?!! С родной... Ну, почти родной сестрой!!!
Закипев от внезапного приступа злости, с силой ударила обезумевшего от выпивки и страсти братишку коленкой в подбородок, заставив откатиться к стене. Быстро подошла вплотную и наступила на лицо поверженного, крепко прижав к паласу его затылок.
– Ты вконец обнаглел, ушлёпок. Да я тебя, как жука колорадского, раздавлю! И следа не оставлю!
Димка пару раз дёрнулся, но так и не смог освободиться. Молча лежал под босой подошвой сестры, поражаясь её необычайной силе и с трудом понимая, что происходит. Уже начал задыхаться и болезненно застонал. Стопа Ларисы, испачканная пылью и землёй (она не обувалась, провожая мать до ворот, – может, по рассеянности, а может, и намеренно), чуть приподнялась над его лицом, великодушно позволив вдохнуть пару глотков воздуха. И снова вернулась в исходное положение.
– Что, нравится так лежать? – насмешливо-презрительно процедила она. – Ты же этого хотел, а? К ножкам моим тянулся? Ну так наслаждайся ими, пока я добра и милостива! Целуй мои стопы, мразь! Целуй! Плохо слышишь, скотина?! Старайся, если жить хочешь! Ну!!!
Парень поспешно зачмокал губами. По его телу побежала крупная дрожь – то ли от страха, то ли от возбуждения.
Лариса злорадно ухмыльнулась. И с силой хлестнула его по щеке босой ногой.
– С этого момента и до приезда матери ты – Мой раб! – её голос зазвучал ещё надменнее, презрительнее и... страшнее. – Любая Моя прихоть отныне – закон для тебя! И если ты, сучонок, посмеешь хоть раз взбрыкнуть, Я тебя изувечу!
Димка наконец протрезвел и только сейчас начал осознавать весь ужас случившегося. Не дерзнув пошевелиться, испуганно смотрел снизу вверх в ещё недавно добрые, рассеянные, мечтательные, а теперь горящие злобным изумрудным огнём глаза рассерженной сестрички, отказываясь верить, что всё это происходит наяву, а не в кошмарном сне, в бреду, в пьяном угаре...
– Ларис, ты... Ты чего? Что с тобой? – пугливо забормотал он, сам не узнавая собственного голоса. – Это... Это ты или не ты?
Ответом ему стала новая оплеуха. И грозное поучение:
– К Госпоже следует обращаться только на Вы! Ты это понял, червяк? Или тебя придушить?
Девичья стопа переместилась к его горлу и крепко надавила на него.
– Понял, Госпожа, – ошеломлённо прокряхтел Димка, побагровев от нехватки воздуха.
– Продолжай целовать! – Лариса величественно уселась в кресло, дерзко закинув ногу за ногу и взмахнув испачканной стопой перед Димкиными глазами. – Целуй и вылизывай до блеска! До вечера будешь Мне сегодня ноги лобызать, паскуда! Молиться будешь на каждый Мой ноготок, как на святыню! Старайся, сволочь, если жить хочешь!
С силой толкнула грязной пяткой в лицо послушно подползшего растерянного и перепуганного новообращённого невольника и тут же властным жестом протянула ему эту самую пяточку для поцелуев.
«Слушайся Ларисочку! Она старше! Она умнее! Её слова – мои слова!» – внезапно вспыхнуло в Димкиной памяти материнское наставление. И это окончательно сломало все его попытки сопротивляться.
Он был в паре шагов от полуобморока – из-за абсурдности произошедшего, из-за Ларискиной жестокости, из-за беспощадного гнёта её ног. Но ослушаться не смел – старательно исполнял отданное ему повеление. И почему-то ещё сильнее затрясся, услышав, как грозная Повелительница на удивление игриво и кокетливо защебетала с кем-то по мобильнику:
– Да, я теперь – вольная птица! На целую неделю! Мамка свалила на какую-то свою конференцию! Скатертью ей дорожка! Жду тебя в гости! Оторвёмся по полной! Чао!.. Эй там, внизу! Трудиться и не спать! Лёг под Мои ноги! Живо!
С силой нажала подошвой на лицо брата и отпустила, дав чуть вздохнуть. Повторила это ещё несколько раз и оттолкнула его прочь.
– Встал на колени, урод! Пополз в угол! Спустил штаны! Стоять там и не шевелиться, пока Я не позволю!
Примерная девушка Лариса! Образцовая студенточка-отличница! Мамина любимица!..
Мамочка, где ты?! Зачем ты уехала?! Зачем оставила сына на растерзание безжалостной девке-чудовищу?! Почему не уберегла его от той безумной, пагубной выходки?!!..
Димка уткнулся лбом в угол и впервые за много лет горько расплакался – от тяжёлой безысходности, от страха перед своей новоявленной Хозяйкой. Судорожно глотал слёзы и с трудом сдерживал громкое рыдание, боясь ещё больше рассердить сестру... То есть Госпожу! Всё ещё отказывался верить в реальность происходящего. Но увы – действительность неумолима!
«Господи! – мысленно взмолился он. – Сжалься над грешником! Пошли мне долгожданный обморок! Или смерть! Чтобы больше не видеть и не чувствовать кошмаров наяву!»
(Окончание следует)
Вера Ивановна аккуратно упаковывала в чемодан чистое бельё, полдесятка сменных платьев, косметичку, папку с какими-то деловыми бумаженциями... Дочь и сын рассеянно следили за её сборами и слушали материнские наставления лишь вполуха. Лариса всё ещё витала мыслями вокруг недочитанной статьи по лингвоанализу, а Димка... Димка втихомолку ликовал, всеми силами стараясь не выдавать радости от долгожданного отъезда строгой, надоедливой и придирчивой мамаши. Ох, и оторвётся же он сегодня!..
– Ты меня слышишь, охламон?! – внезапно рявкнула мать, заставив его вздрогнуть и поспешно стереть с лица довольную ухмылку.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – парень подскочил со стула и шутливо «козырнул» под кудрявый чёрный чуб.
– Шут гороховый! Весь в папку своего непутёвого! Вот Ларочкин отец был прямо-таки эталоном настоящего мужчины! Потому и доченька хорошей девушкой выросла! Царство ему небесное, покойнику!
Мать утёрла внезапно набежавшие слёзы и сердито блеснула глазами на некстати заулыбавшегося сынка:
– Ты не ухмыляйся мне тут! Я с тобой серьёзно говорю. И уже в сотый раз предупреждаю: не перестанешь дурака валять – бедный будешь!
– Да я и так небогатый, – всё так же невинно улыбнувшись, заметил сын.
– Так! – натренированный командный голос матери-учительницы вынудил сына ещё раз подскочить с места – как первоклашку, застуканного за мелкой шалостью. – Шуточки дурацкие – в сторону! Тебе уже восемнадцать лет, убоище! Ты можешь вести себя хоть немножко солиднее?!
По румяному лицу парня в который раз пробежала наигранная улыбочка:
– Как сказал Шекспир в восемнадцатом сонете... Или в девятнадцатом? А, Ларис?.. Ну, неважно. Так вот, в восемнадцатом или в девятнадцатом сонете Вильям... Забыл, как его по батюшке!.. Шекспир весьма справедливо изрёк, что солидными должны быть стены рыцарских замков. А личная солидность никакой пользы человеку не приносит, а только проблемы создаёт. Жить надо легко и весело!
– Ты уже довеселился! Чуть из института не вылетел! Учти: провалишь пересдачу – я тебя... Я тебе такое устрою!..
Димка опять заулыбался:
– Какое, мам?
Вера Ивановна укоризненно покачала головой и заговорила привычным натренированным лекторским тоном:
– Поступлю так, как когда-то в старину в Германии делали. Там сыновей не баловали. Стукнет парню шестнадцать или семнадцать – даст ему отец пару гульденов в горсть и пару пинков под гузно и отправит из дому на все четыре стороны, в самостоятельное плавание. Сумеет сам прожить – его счастье. А не сумеет, так и чёрт с ним, с лодырем пустоголовым!
– Слава Богу, что мы не немцы! – усмехнулся Димка. – Хай живе Україна!
Мать, поняв, что дальнейшие поучения результатов не принесут, тяжело поднялась из кресла и умоляюще взглянула на дочь:
– Ларисочка, на тебя вся надежда. Очень прошу: присмотри за ним. А то у меня уже душа не на месте. Даже уезжать боюсь. Обязательно же встрянет куда-нибудь!
– А? – встрепенулась девушка, неохотно оторвавшись от своих мыслей и подняв на неё рассеянный взгляд. – Да, не волнуйся, мам. Всё будет в порядке.
– Умница моя! – Вера Ивановна растрогано обняла дочку. И, повернувшись к сыну, погрозила пальцем:
– Смотри мне тут, оболтус! Ларисочку слушайся беспрекословно! Как маму родную! Она старше и умнее тебя, дуралея! Пока меня нет, её слова – это мои слова! Ты понял?!
– Ес, мэм! – Димка притопнул тапком, имитируя щёлканье каблуками. И, состроив по-детски невинную гримаску, озорно подмигнул сестре. – Мамоцька Лалиса, я буду послусным-послусным! Возьми меня на луцьки позалуста!
Сестра пропустила мимо ушей очередную шутку, а мать не удержалась и прыснула в ладонь. Но мгновенно справилась с секундной слабостью и снова посуровела:
– Дима, я тебя вполне серьёзно предупреждаю. Завязывай с этим дурачеством, если не хочешь, чтобы я тебя за порог выставила! Берись за ум наконец! Пойми: я же тебе добра желаю, балбес!
Она потрепала сына по чёрным шелковистым кудрям, поцеловала в щёку дочь и, подхватив чемодан, вышла за ворота, где её ждал сосед с машиной (согласился подбросить до райцентра). Лариса проводила маму до калитки, о чём-то ещё коротко переговорила с ней и вернулась в свою комнату – дочитывать свежую научную статью. А Димка, пару минут бесцельно побродив по дому, прошёл на кухню и вынул из холодильника банку пива. Откупорил, с улыбкой прослушал приятное шипение и с наслаждением отхлебнул пару-тройку больших глотков.
– Ура-а! Свобода-а-а! – крикнул он, вбежав в комнату сестры, с разбегу плюхнувшись на диван и едва не расплескав свой хмельной «нектар».
– Лариска! А давай и правда закатим шикарную вечеринку! Оторвёмся по полной! А?
Сестра не ответила. И бровью не повела. Сидела неподвижно, будто мраморная статуя, и не отрывала глаз от компьютера. И это ещё больше развеселило брата. Он пару раз дёрнул девушку за пышную золотистую косу, скорчил перед ней смешную гримасу, но всё напрасно – она даже не шевельнулась.
– Ну как? Много знакомых буковок там нашла? – глянул на монитор через обнажённое девичье плечо и насмешливо-заунывным тоном прочёл одну из строк:
– «Основополагающие принципы языковедческого анализа художественного текста могут сочетать в себе элементы как семантологии, так и психолингвистики»... Уфф! Чтоб я всю жизнь такое читал! Хай Бог милує! Чем только не забивают головы будущим журналистам! Оно им надо, а?
Жадно допил банку до дна и с дерзкой ухмылкой поставил её на комп. Лариса, поморщившись и нахмурившись, брезгливо выбросила в урну посторонний предмет, поправила декольтированное мини-платье (как раз на том самом, левом плече) и продолжила чтение, не обращая внимания на новые выходки братишки-шалопая. А он то ходил туда-сюда на руках у неё за спиной, то кувыркался на широком мягком ковре, то прыгал, то пританцовывал... Всё напрасно! Никак не отвлечь от чтения сестричку-заучку!
Вернулся к холодильнику, залпом осушил ещё одну банку «Оболони». Затем, не удовлетворившись выпитым пивком, потянулся к настенному буфету. Вынул внушительных размеров коньячную бутылку, налил полный стакан тёмно-янтарного напитка и опрокинул в рот. И ещё один.
Теперь уже не ворвался, а, слегка пошатываясь, тихо прокрался в комнату сестры – с намерением устроить ещё какой-нибудь смешной сюрприз. И внезапно остановился, глядя ей в спину поражённым взглядом, – будто впервые увидел. То ли заигравший в голове хмель, то ли лучи заходящего солнца, щедро озолотившие эту скромную комнатку, подействовали на него с магической силой. Со спины любуясь сестрёнкой, почувствовал себя сугробом, тающим от весеннего тепла. А ведь красивая девчонка! Неимоверно красивая! Какая роскошная фигура! Какие локоны солнечно-золотистые! Кожа белая, как первый снег! А ножки! Казалось, поднимись она сейчас с места и продефилируй по комнате в своём простеньком платьице и босичком, затмила бы, засунула бы в задний кармашек всех шикарно разодетых королев красоты, вместе взятых! И при этом живёт, как монашка, – не бывает ни в клубах, ни на студенческих дискачах, ни на вечеринках у подруг... Всё зубрит-зубрит! Ну да, ещё матери по дому помогает... И опять зубрит-зубрит!.. Вот так и загубит свою молодость, сидя за компом, за книжками, за конспектами! Лет через пять исхудает, как сушёная вобла, ссутулится, сморщится, наденет большущие очки... И превратится в отвратную четырёхглазую кикимору, навсегда перечеркнув свою личную жизнь. Нет, с этим надо что-то делать! Надо срочно спасать эту красавицу из лап всепожирающей Науки!..
– Девушка, вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивы?
А что вы делаете сегодня вечером?.. Нет, правда, давай повеселимся вечерком, а?
Снова – ноль эмоций. Лариса всё так же сосредоточенно «листала» мышкой очередную найденную в сети монографию, что-то отмечала в своих конспектах и упорно молчала.
– Многоуважаемая Лариса Андреевна! Не будете ли вы настолько любезны уделить мне пару минут своего драгоценного внимания?
– Ничуть не уважаемый Дмитрий Сергеевич, потрудитесь сделать так, чтобы я вас не видела и не слышала в ближайшие два-три часа.
Эх! А голос какой! С таким бы на радио, на телевидение! Ну как тут не заведёшься – рядом с этой красоткой?! Это надо ослепнуть, оглохнуть и с ума сойти! Впрочем, кажется, сумасшествие уже начинается...
Не отдавая себе отчёта в совершаемом, Димка снова подошёл сзади к сестре и осторожно обнял её. Вдохнул свежий аромат духов, дурманящий запах нежной кожи... И неожиданно для самого себя жадно впился губами в круглое белоснежное плечо, в одинокую крохотную тёмную родинку на нём...
Лариса встрепенулась, подскочила и наотмашь, с треском хлестнула его по щеке.
– С ума сошёл?!! – ожгла она поддатого братца ярко-зелёными, как у кошки (нет, как у разъярённой тигрицы!), глазами. – Ты что творишь, недоумок?!!
Димка давно научился не обращать внимания на девичьи пощёчины. Они никогда не останавливали его. Наоборот – ещё сильнее разжигали в нём страсть. Так случилось и на этот раз. Он крепко обхватил девушку за талию и снова бросился целовать её обнажённые плечи, её белую, будто из мрамора выточенную, шею...
– Красавица моя! – возбуждённо зашептал он. – Королева! Фея! Богиня! Не сдерживай, не насилуй себя! Отдайся чувствам! Люби, обнимайся, целуйся, пока молодая! Увянешь ведь за своей учёбой! Мусор это всё, тлен, пыль – все эти твои теории высокоумные! Ни черта они не стоят! Одна только на свете ценность вечная – любовь!..
Тяжело и прерывисто дыша, всё так же крепко обнимая девичий стан, медленно опустился к её ногам. Его губы, испуская блаженный стон, заскользили по широким бёдрам, по обворожительно круглым белым коленкам, не пропуская ни единого миллиметра. С жадностью изголодавшегося хищника он снова и снова набрасывался на это умопомрачительно красивое тело, уже не в силах опомниться и остановиться.
Лариса вздрогнула от неожиданного взрыва эмоций, от страстных слов брата, от поцелуев. Почувствовала лёгкое головокружение и безумное желание хотя бы ненадолго отдаться запретной страсти. И в самом деле, почему бы нет? Мать считает её идеальной девочкой, а брат – «учёным сухарём», чудачкой, сознательно принесшей себя в жертву учёбе, журналистской практике, будущей профессии... И ни та, ни другой даже не подозревают, насколько они заблуждаются! Наверное, настало время развеять эту иллюзию! Димка мнит себя неотразимым мачо, опытным донжуаном, глубоким знатоком девичьих душ и тел. Наивный дурачок! Ему неизвестна и сотая доля того, что знает и умеет его «примерная» сестричка! Она ещё поучит его настоящим, жёстким любовным утехам!
Ещё раз взглянула сверху вниз на поддатого братца, так уверенно и нахально лапающего её упругую попку, её широкие полные бёдра... И в мозгу будто что-то щёлкнуло, «включив» бурный фонтан ярости. Да что этот молокосос себе позволяет?! И с кем?!! С родной... Ну, почти родной сестрой!!!
Закипев от внезапного приступа злости, с силой ударила обезумевшего от выпивки и страсти братишку коленкой в подбородок, заставив откатиться к стене. Быстро подошла вплотную и наступила на лицо поверженного, крепко прижав к паласу его затылок.
– Ты вконец обнаглел, ушлёпок. Да я тебя, как жука колорадского, раздавлю! И следа не оставлю!
Димка пару раз дёрнулся, но так и не смог освободиться. Молча лежал под босой подошвой сестры, поражаясь её необычайной силе и с трудом понимая, что происходит. Уже начал задыхаться и болезненно застонал. Стопа Ларисы, испачканная пылью и землёй (она не обувалась, провожая мать до ворот, – может, по рассеянности, а может, и намеренно), чуть приподнялась над его лицом, великодушно позволив вдохнуть пару глотков воздуха. И снова вернулась в исходное положение.
– Что, нравится так лежать? – насмешливо-презрительно процедила она. – Ты же этого хотел, а? К ножкам моим тянулся? Ну так наслаждайся ими, пока я добра и милостива! Целуй мои стопы, мразь! Целуй! Плохо слышишь, скотина?! Старайся, если жить хочешь! Ну!!!
Парень поспешно зачмокал губами. По его телу побежала крупная дрожь – то ли от страха, то ли от возбуждения.
Лариса злорадно ухмыльнулась. И с силой хлестнула его по щеке босой ногой.
– С этого момента и до приезда матери ты – Мой раб! – её голос зазвучал ещё надменнее, презрительнее и... страшнее. – Любая Моя прихоть отныне – закон для тебя! И если ты, сучонок, посмеешь хоть раз взбрыкнуть, Я тебя изувечу!
Димка наконец протрезвел и только сейчас начал осознавать весь ужас случившегося. Не дерзнув пошевелиться, испуганно смотрел снизу вверх в ещё недавно добрые, рассеянные, мечтательные, а теперь горящие злобным изумрудным огнём глаза рассерженной сестрички, отказываясь верить, что всё это происходит наяву, а не в кошмарном сне, в бреду, в пьяном угаре...
– Ларис, ты... Ты чего? Что с тобой? – пугливо забормотал он, сам не узнавая собственного голоса. – Это... Это ты или не ты?
Ответом ему стала новая оплеуха. И грозное поучение:
– К Госпоже следует обращаться только на Вы! Ты это понял, червяк? Или тебя придушить?
Девичья стопа переместилась к его горлу и крепко надавила на него.
– Понял, Госпожа, – ошеломлённо прокряхтел Димка, побагровев от нехватки воздуха.
– Продолжай целовать! – Лариса величественно уселась в кресло, дерзко закинув ногу за ногу и взмахнув испачканной стопой перед Димкиными глазами. – Целуй и вылизывай до блеска! До вечера будешь Мне сегодня ноги лобызать, паскуда! Молиться будешь на каждый Мой ноготок, как на святыню! Старайся, сволочь, если жить хочешь!
С силой толкнула грязной пяткой в лицо послушно подползшего растерянного и перепуганного новообращённого невольника и тут же властным жестом протянула ему эту самую пяточку для поцелуев.
«Слушайся Ларисочку! Она старше! Она умнее! Её слова – мои слова!» – внезапно вспыхнуло в Димкиной памяти материнское наставление. И это окончательно сломало все его попытки сопротивляться.
Он был в паре шагов от полуобморока – из-за абсурдности произошедшего, из-за Ларискиной жестокости, из-за беспощадного гнёта её ног. Но ослушаться не смел – старательно исполнял отданное ему повеление. И почему-то ещё сильнее затрясся, услышав, как грозная Повелительница на удивление игриво и кокетливо защебетала с кем-то по мобильнику:
– Да, я теперь – вольная птица! На целую неделю! Мамка свалила на какую-то свою конференцию! Скатертью ей дорожка! Жду тебя в гости! Оторвёмся по полной! Чао!.. Эй там, внизу! Трудиться и не спать! Лёг под Мои ноги! Живо!
С силой нажала подошвой на лицо брата и отпустила, дав чуть вздохнуть. Повторила это ещё несколько раз и оттолкнула его прочь.
– Встал на колени, урод! Пополз в угол! Спустил штаны! Стоять там и не шевелиться, пока Я не позволю!
Примерная девушка Лариса! Образцовая студенточка-отличница! Мамина любимица!..
Мамочка, где ты?! Зачем ты уехала?! Зачем оставила сына на растерзание безжалостной девке-чудовищу?! Почему не уберегла его от той безумной, пагубной выходки?!!..
Димка уткнулся лбом в угол и впервые за много лет горько расплакался – от тяжёлой безысходности, от страха перед своей новоявленной Хозяйкой. Судорожно глотал слёзы и с трудом сдерживал громкое рыдание, боясь ещё больше рассердить сестру... То есть Госпожу! Всё ещё отказывался верить в реальность происходящего. Но увы – действительность неумолима!
«Господи! – мысленно взмолился он. – Сжалься над грешником! Пошли мне долгожданный обморок! Или смерть! Чтобы больше не видеть и не чувствовать кошмаров наяву!»
(Окончание следует)