Собрались у Милки. Осень, на природу уже не поедешь. И у костра сидеть не комильфо, что ни говори. Да нам и дома нормально. Подуреем, поваляемся, девки задницы подставят. Не в том смысле, что в зад дают. Понравилось им раком на пару стоять. То в одну войдёшь, то в другую. Нравится такая игра. Они уже давно сбрили всю растительность, чтобы волосы в рот не попадали. Это когда в супе волосинку найдёшь, просто выкинешь и дальше хлебаешь, а тут плеваться устанешь. Зато гладенькие, будто малолетки, ещё не отрастившие титьки, невинные. Ну да, сама невинность, целочки.
Пока ещё не раздевались, чинно сидели за столом, выпивая и закусывая. Разговаривали на разные темы. Девчата как раз провернули афёру с приличной прибылью. Я тоже участвовал, так что на свою долю от прибыли имею законное право. Насытились и перебрались на диван, развалились. Заниматься чем-то активным настроения не было. Пузики ощутимо отвисали, заполненные вкусностями и на те вкусняшки, что находились под пузиками, пока аппетита не было. Что лежать под мужиком, что стоять раком с полным желудком как-то не вштыривает. Вот переварится малость, тогда и можно будет. Да никуда это от нас не уйдёт. Первый голод, что мучал вначале наших приключений, схлынул и сейчас скорее наслаждались, как гурманы, не спеша, тщательно прожевывая каждый кусочек, не кидались, будто голодающие на кусок хлеба. Девчата в халаты переоделись, благо что у Милки, что у Тамары размеры соответствуют. И на мне Милкин купальный халат. Свободно, легко, ничего не жмёт и не мешает. А что иной раз что-то выглянет из халата, так привыкли уже, внимания не обращаем. Телевизор что-то кажет без звука, чтоб не отвлекал от беседы. Милка пристала
— Вадь, расскажи, как у тебя первый раз было.
— Да что там интересного?
— Ну, не скажи. Вот у баб первый раз целку ломают. А у мужиков есть что-то подобное?
Прожить столько лет и не знать простейших истин? Не поверю. Разводит в очередной раз.
— А ты поищи в сети, авось что найдёшь. Ты лучше расскажи, как тебе целку сломали.
— Тогда и Томка пусть расскажет.
Тамара хмыкнула
— И расскажу. Только первым пусть племянничек будет. Уступаем первенство мужчине. К тому же Милка первой спросила.
— Вам правда интересно? И с кем было тоже рассказать?
Девчатки сели на диван, сменив полностью расслабленную полулежачую позу, приготовились внимать рассказу.
— Том, ты помнишь тётю Марию, что жила на нашей улице?
— Помню. Ты с ней?
— Нет. Ты слушай, не перебивай. Только предупреждаю, что это как бы не совсем моя тайна, так что болтливость не приветствуется.
— Замётано. - Милка жестом закоренело ЗК чиркнула по зубам. - Зуб даю. И за Тамарку тоже.
— Ну так вот, слушайте. В тот год зима рано пришла. Скотину резать начали задолго до седьмого. Праздника уже нет, а традиция осталась. Это скорее календарное число, не приуроченное к определённой дате. Так вот тётка Мария решила кабанчика завалить. Уже холодно, мясо не испортится, так за чем дело стало. А кто у нас лучший забойщик?
Тётка тут же ответила
— Коля покойный, отец твой.
— Точно. А кто у него главный помощник? от и пошли мы с утреца пораньше, едва засветлело. Свин, как всегда у бати, даже не пискнул, не взвизгнул. Опалили, разделали. Мать пришла помогать. После работы, как водится, жарёха из молодого мяса, из свежатинки. Да под водочку. Засиделись до поздна. Батя раскис чего-то, расслабился. Его и положили спать на кровать тётки Марии. Сами ещё сколько-то сидели. Стали домой собираться, а отца растрясти не можем. Мычит, руками машет, но матерится чисто. Тогда пошли вдвоём с матерью. Проспится, придёт. Тётка Мария пообещала утром похмелить и накормить, проводить. Уже почти до дома дошли, как мать вспомнила, что ключи от дома положила в карман батиной фуфаечки да и забыла взять. Вернулись. А там батя на тётке Марии прыгает, долбит её. И даже двери не заперли. Проснулся, значит. А может и не спал, дурковал, чтобы остаться. Ну, ясно море, скандал маменька закатила. Наговорила разного. А когда батя собрался домой с нами идти, сказала, чтобы ноги его не видела в доме. С тем и ушли. Она же гордая, не слезинки не выдавила. Только сказала, что пока не остынет, чтобы не напоминал о себе. И пообещала, что наградит его рогами больше, чем у лося- пятилетки. А коли он захочет что-то сделать тому, с кем согрешит, то он даже представить не может, что она с ним сделает.
Томка перебила меня
— Так это они тогда разбежались?
— Нет, Том. А мать что, не рассказывала?
— Да ты что? Тот ещё Штирлиц. Сказала, чтобы приютила тебя вот и всё. А что, зачем - ни словечка. Ну да ты рассказывай. Меня прям корёжит от любопытства. Милка, правда жизнь всяко поворачивается?
— Да уж. - Милка с видом знатока посмотрела по сторонам. - Думать не думаешь, а оно вон как. Вадь, дальше рассказывай. Только не пойму, при чём тут твоя мать, если ты про....
Милка прижала руку к губам, выпучила глаза больше, чем у филина
— Ни хуя себе! Да не может быть.
И Томка замерла, потом ахнула
— Ну Таня, ну сестричка. А я ещё думала, как в глаза ей смотреть буду, как с племянником переспала. Вот же сучка скороспелая.
— Почему скороспелая?
— Потом расскажу. Ты рассказывай. Выебал её, сестричку мою?
— Выебал. - Вздохнул тяжко, будто винясь за прошлое. - Так она сама меня затянула. Мы как домой пришли, она водки налила полный стакан и мне сунула, а второй себе.
— И что?
— Да ничего. Выпили.
После полного стакана вроде бы должны были свалиться с ног. Да не тут-то было. Видать то, что произошло, выбросило в кровь достаточное количество всякого нужного и ненужного и водка лишь помогла малость успокоиться. Посидели. Мать что-то бормотала. Прислушался.
— Отомщу. Точно отомщу. Верной была, преданной, в сплетни не верила. Дыма без огня не бывает. Ударю. Больно ударю.
Прервавшись, внимательно посмотрела на меня.
— Ты чего сидишь? Спать пошёл.
Фыркнул. Вот и я под раздачу попал. Поплёлся к себе в комнатку. В голове слегка шумело. Это со стакана водки. Может то ещё свежина помогла, что не захмелел. Разделся, лёг. Потолок кружился, лампочка на витом шнуре танцевала вальс. Смешно. Закрою один глаз - лампочка одна. Открою оба - лампочек две. А вот и две матери в дверях появились. Нет, одна. А вот снова две.
— Ты чего морду прикрываешь? На мать смотреть противно?
— Ма, ты чего? Просто в глазах так, двоится.
— Ааа. Окосел с водки-то, непривычный. Ну так даже лучше. Может и не вспомнишь ничего на утро.
— А чего вспоминать?
— Ничего. Подвинься.
Мать скинула платье, потянув его через голову и осталась голышом. Полностью голышом. Видеть-то я её голой видел, да мельком, случайно, а тут вот голая мама рядом. И ложится ко мне, прижимается горячим телом. Поворачивает к себе лицом.
— Обними меня. Прижми. Крепче. Ты не мужик, что ли? Крепче, чтоб дух спёрло.
Прижал, сжал, стараясь выдавить из неё что-то, о чём не знал сам. А она не отталкивает, сама обнимает. И чую, хоть и пьяный, как её рука скользнула меж нами, влезла ко мне в трусы и нащупала конец, стала его теребить. От такого внимания конец мой, не избалованный лаской, мигом взбодрился, принял боевую стойку, отвердел. И мать, поворачиваясь на спину, потянула меня на себя.
— Сними эти чёртовы трусы. Ты что, никогда с девкой не был?
Отрицательно затряс головой. Мама усмехнулась.
— Вдвойне повезло: и сына распечатала, и мужу отмстила.
Ну а дальше всё было как в тумане. Заправила сама, руководила, подсказывая что и как делать. Выпитая водка сгладила чувствительность потому и не опозорился, не кончил рано. И даже сумел довести мать до оргазма. Не знаю, со злости ли, а может тело отреагировало на всё это помимо воли, только кончила. А потом кончила второй раз, когда я, передохнув, влез на неё ещё раз. Она хихикает
— Понравилось мамку ебать? Ничего. Теперь часто давать буду назло козлу этому.
И с таким напором, с такой страстью отдавалась. Мне невдомёк по молодости и глупости, что это в ней обида кипела, заставляя отдаваться сыну. Просто в тот момент не было рядом хоть кого-то, кому она могла бы отдаться.
Утром я ничего не забыл и смело влез на мать, помня её обещание давать часто. Она потрепыхалась, пытаясь спихнуть меня с себя, потом притихла, смирившись и поняв, что, совершила глупость и теперь будет расплачиваться за неё ещё долго. А через пару дней ты, Тома, приехала. Вот матушка от греха подальше и отправила меня к тебе. Неизвестно, как бы повёл себя отец. Он ведь на утро приходил, да мать погнала его. Вот такой у меня был первый раз. Ну, Мила, теперь твоя очередь.
Милка вздохнула, вытерла слезинку в уголке глаза.
— Ну вас на хуй. Пошли выпьем. Расстроили меня.
И мы пошли на кухню, посидеть, выпить, вспомнить каждый своё. На очереди Милкина история. Потом Томкина. Время у нас много, всех выслушаем.
Пока ещё не раздевались, чинно сидели за столом, выпивая и закусывая. Разговаривали на разные темы. Девчата как раз провернули афёру с приличной прибылью. Я тоже участвовал, так что на свою долю от прибыли имею законное право. Насытились и перебрались на диван, развалились. Заниматься чем-то активным настроения не было. Пузики ощутимо отвисали, заполненные вкусностями и на те вкусняшки, что находились под пузиками, пока аппетита не было. Что лежать под мужиком, что стоять раком с полным желудком как-то не вштыривает. Вот переварится малость, тогда и можно будет. Да никуда это от нас не уйдёт. Первый голод, что мучал вначале наших приключений, схлынул и сейчас скорее наслаждались, как гурманы, не спеша, тщательно прожевывая каждый кусочек, не кидались, будто голодающие на кусок хлеба. Девчата в халаты переоделись, благо что у Милки, что у Тамары размеры соответствуют. И на мне Милкин купальный халат. Свободно, легко, ничего не жмёт и не мешает. А что иной раз что-то выглянет из халата, так привыкли уже, внимания не обращаем. Телевизор что-то кажет без звука, чтоб не отвлекал от беседы. Милка пристала
— Вадь, расскажи, как у тебя первый раз было.
— Да что там интересного?
— Ну, не скажи. Вот у баб первый раз целку ломают. А у мужиков есть что-то подобное?
Прожить столько лет и не знать простейших истин? Не поверю. Разводит в очередной раз.
— А ты поищи в сети, авось что найдёшь. Ты лучше расскажи, как тебе целку сломали.
— Тогда и Томка пусть расскажет.
Тамара хмыкнула
— И расскажу. Только первым пусть племянничек будет. Уступаем первенство мужчине. К тому же Милка первой спросила.
— Вам правда интересно? И с кем было тоже рассказать?
Девчатки сели на диван, сменив полностью расслабленную полулежачую позу, приготовились внимать рассказу.
— Том, ты помнишь тётю Марию, что жила на нашей улице?
— Помню. Ты с ней?
— Нет. Ты слушай, не перебивай. Только предупреждаю, что это как бы не совсем моя тайна, так что болтливость не приветствуется.
— Замётано. - Милка жестом закоренело ЗК чиркнула по зубам. - Зуб даю. И за Тамарку тоже.
— Ну так вот, слушайте. В тот год зима рано пришла. Скотину резать начали задолго до седьмого. Праздника уже нет, а традиция осталась. Это скорее календарное число, не приуроченное к определённой дате. Так вот тётка Мария решила кабанчика завалить. Уже холодно, мясо не испортится, так за чем дело стало. А кто у нас лучший забойщик?
Тётка тут же ответила
— Коля покойный, отец твой.
— Точно. А кто у него главный помощник? от и пошли мы с утреца пораньше, едва засветлело. Свин, как всегда у бати, даже не пискнул, не взвизгнул. Опалили, разделали. Мать пришла помогать. После работы, как водится, жарёха из молодого мяса, из свежатинки. Да под водочку. Засиделись до поздна. Батя раскис чего-то, расслабился. Его и положили спать на кровать тётки Марии. Сами ещё сколько-то сидели. Стали домой собираться, а отца растрясти не можем. Мычит, руками машет, но матерится чисто. Тогда пошли вдвоём с матерью. Проспится, придёт. Тётка Мария пообещала утром похмелить и накормить, проводить. Уже почти до дома дошли, как мать вспомнила, что ключи от дома положила в карман батиной фуфаечки да и забыла взять. Вернулись. А там батя на тётке Марии прыгает, долбит её. И даже двери не заперли. Проснулся, значит. А может и не спал, дурковал, чтобы остаться. Ну, ясно море, скандал маменька закатила. Наговорила разного. А когда батя собрался домой с нами идти, сказала, чтобы ноги его не видела в доме. С тем и ушли. Она же гордая, не слезинки не выдавила. Только сказала, что пока не остынет, чтобы не напоминал о себе. И пообещала, что наградит его рогами больше, чем у лося- пятилетки. А коли он захочет что-то сделать тому, с кем согрешит, то он даже представить не может, что она с ним сделает.
Томка перебила меня
— Так это они тогда разбежались?
— Нет, Том. А мать что, не рассказывала?
— Да ты что? Тот ещё Штирлиц. Сказала, чтобы приютила тебя вот и всё. А что, зачем - ни словечка. Ну да ты рассказывай. Меня прям корёжит от любопытства. Милка, правда жизнь всяко поворачивается?
— Да уж. - Милка с видом знатока посмотрела по сторонам. - Думать не думаешь, а оно вон как. Вадь, дальше рассказывай. Только не пойму, при чём тут твоя мать, если ты про....
Милка прижала руку к губам, выпучила глаза больше, чем у филина
— Ни хуя себе! Да не может быть.
И Томка замерла, потом ахнула
— Ну Таня, ну сестричка. А я ещё думала, как в глаза ей смотреть буду, как с племянником переспала. Вот же сучка скороспелая.
— Почему скороспелая?
— Потом расскажу. Ты рассказывай. Выебал её, сестричку мою?
— Выебал. - Вздохнул тяжко, будто винясь за прошлое. - Так она сама меня затянула. Мы как домой пришли, она водки налила полный стакан и мне сунула, а второй себе.
— И что?
— Да ничего. Выпили.
После полного стакана вроде бы должны были свалиться с ног. Да не тут-то было. Видать то, что произошло, выбросило в кровь достаточное количество всякого нужного и ненужного и водка лишь помогла малость успокоиться. Посидели. Мать что-то бормотала. Прислушался.
— Отомщу. Точно отомщу. Верной была, преданной, в сплетни не верила. Дыма без огня не бывает. Ударю. Больно ударю.
Прервавшись, внимательно посмотрела на меня.
— Ты чего сидишь? Спать пошёл.
Фыркнул. Вот и я под раздачу попал. Поплёлся к себе в комнатку. В голове слегка шумело. Это со стакана водки. Может то ещё свежина помогла, что не захмелел. Разделся, лёг. Потолок кружился, лампочка на витом шнуре танцевала вальс. Смешно. Закрою один глаз - лампочка одна. Открою оба - лампочек две. А вот и две матери в дверях появились. Нет, одна. А вот снова две.
— Ты чего морду прикрываешь? На мать смотреть противно?
— Ма, ты чего? Просто в глазах так, двоится.
— Ааа. Окосел с водки-то, непривычный. Ну так даже лучше. Может и не вспомнишь ничего на утро.
— А чего вспоминать?
— Ничего. Подвинься.
Мать скинула платье, потянув его через голову и осталась голышом. Полностью голышом. Видеть-то я её голой видел, да мельком, случайно, а тут вот голая мама рядом. И ложится ко мне, прижимается горячим телом. Поворачивает к себе лицом.
— Обними меня. Прижми. Крепче. Ты не мужик, что ли? Крепче, чтоб дух спёрло.
Прижал, сжал, стараясь выдавить из неё что-то, о чём не знал сам. А она не отталкивает, сама обнимает. И чую, хоть и пьяный, как её рука скользнула меж нами, влезла ко мне в трусы и нащупала конец, стала его теребить. От такого внимания конец мой, не избалованный лаской, мигом взбодрился, принял боевую стойку, отвердел. И мать, поворачиваясь на спину, потянула меня на себя.
— Сними эти чёртовы трусы. Ты что, никогда с девкой не был?
Отрицательно затряс головой. Мама усмехнулась.
— Вдвойне повезло: и сына распечатала, и мужу отмстила.
Ну а дальше всё было как в тумане. Заправила сама, руководила, подсказывая что и как делать. Выпитая водка сгладила чувствительность потому и не опозорился, не кончил рано. И даже сумел довести мать до оргазма. Не знаю, со злости ли, а может тело отреагировало на всё это помимо воли, только кончила. А потом кончила второй раз, когда я, передохнув, влез на неё ещё раз. Она хихикает
— Понравилось мамку ебать? Ничего. Теперь часто давать буду назло козлу этому.
И с таким напором, с такой страстью отдавалась. Мне невдомёк по молодости и глупости, что это в ней обида кипела, заставляя отдаваться сыну. Просто в тот момент не было рядом хоть кого-то, кому она могла бы отдаться.
Утром я ничего не забыл и смело влез на мать, помня её обещание давать часто. Она потрепыхалась, пытаясь спихнуть меня с себя, потом притихла, смирившись и поняв, что, совершила глупость и теперь будет расплачиваться за неё ещё долго. А через пару дней ты, Тома, приехала. Вот матушка от греха подальше и отправила меня к тебе. Неизвестно, как бы повёл себя отец. Он ведь на утро приходил, да мать погнала его. Вот такой у меня был первый раз. Ну, Мила, теперь твоя очередь.
Милка вздохнула, вытерла слезинку в уголке глаза.
— Ну вас на хуй. Пошли выпьем. Расстроили меня.
И мы пошли на кухню, посидеть, выпить, вспомнить каждый своё. На очереди Милкина история. Потом Томкина. Время у нас много, всех выслушаем.