Алексей Геннадьевич, сморщив физиономию, недовольно рассматривал через толстые линзы своих очков двух птушниц, которых приволок подручный хозяина дома. Девушки хотя и не могли скрыть свой испуг, уже не сопротивлялись, справедливо полагая бессмысленными попытки вырваться, но здоровяк все равно крепко сжимал их за запястья, оставляя заскорузлыми пальцами темные малиновые пятна на их тонкой, словно бумага коже.
— Ну что? — зычно рявкнул здоровяк, — как вы заказывали, если обеих не будете брать, то Михаил Викторович сказал одну братве дать.
Мужчина еще раз поглядел на девчушек, остановив взгляд на более высокой брюнетке с длинными прямыми волосами, небрежно рассыпавшимся по тощим плечам. Она выглядела совсем молодой, нескладным, худым или даже скорее тщедушным, с торчащими из-под кофты-балахона острыми ключицами и тонкими запястьями болезненно восковых рук. Лицо, разрисованное, самым что ни на есть пошлым и безвкусным стилем деревенской девчонки и трусливо бегающие в поисках спасения пустые серые глазки — все выдавало в ней мучительное отчаяние жертвы.
На мгновенье он погрузился в сладостные воспоминания. Она была чем-то похожа на Машу, ту самую из далекого прошлого, когда Алексей Геннадьевич еще работал простым физруком. Эти неловкие движения испуганной девочки на гимнастических брусьях, а потом запах ее пота, растрепанные локоны, и испуганный шепот в раздевалке, шорох смятой одежды, когда она пыталась выбраться из его цепких страстных объятий. Ах, эти жалкие попытки отпихнуть его, которые лишь разгорячали звериную неуемную похоть, пробужденную этим невинным созданием. Сколь всего сладостного.
— Давай вот эту, — чмокнув губами, наконец, произнес он, — они хоть чистые? Что-то вид у них какой-то совсем шалавистый.
— Обижаете, товарищ, — хмыкнул здоровяк, — девки наши, поселковые, на дискотеке их выцепили, не целочки, конечно, но вполне приличные.
— Да уж, сплошное падение нравов у нынешнего поколения, вы вот почему не дома уроки учите?
— А, мы дедушка, совершеннолетние, где хотим там и гуляем, — неожиданно резко отрезала девушка, на которую он указал минутой ранее.
Резкий щелчок тыльной стороны ладони, пришедшийся как раз по левой щеке, прервал ее речь. Она слегка качнулась, опуская голову вниз, но мужчина не собирался останавливаться. За одним ударом следовал другой и другой, сыпавшиеся нещадно по лицу, голове, плечам несчастной.
— Это тебя вовремя не выпороли, вот ты и выросла такой блядью, — жадно глотая воздух, выпаливал прокурор, все резче размахивавший кулаками, — ну я уж тебя сейчас перевоспитаю.
Девушка повалилась на пол, не в силах выдержать град ударов и пощечин и жалобно заскулила, но мужчина еще некоторое время продолжал лупить бедняжку по затылку, а потом схватил за подбородок и приподнял ее мордашку, всю перепачканную растекшейся от слез и соплей косметикой. Он, внимательно посмотрел на нее еще раз, наслаждаясь поднимающимся из глубины безнравственной души животным возбуждением, и в последний раз со всей силы ударил ее прямо в нос основанием кисти, так, что бедняжка перевернулась кубарем и шлепнулась на пол.
— Ну чего ждешь, — нервозно кинул он охраннику, — бери эту и уматывай. Скажи Михаилу Викторовичу, что через полчасика поговорим о его деле.
Здоровяк исчез за массивной дверью, бесцеремонно волоча за собой дрожащую от ужаса вторую девушку, и Алексей Геннадьевич облегченно вздохнул в предвкушении своей награды.
Настя, так звали девушку (впрочем, никому до ее имени не было дела) пришла в себя и поднялась на локтях, тем не менее, не решаясь встать на ноги. Она, конечно, понимала, что ее сейчас отымеют, многие девчонки рассказывали про игры Миши, многие уже побывали в его довольном скромном для авторитета доме. Не то, чтобы мысль об этом ее так пугала, в конце концов ничего страшного, очередной мужик, сколько их уже у нее было, но это бесцеремонное обращение, это полное игнорирование ее как живого существа, словно она была бездушной куклой...
К тому же старичок производил ужасающее впечатление на нее — круглолицый, с плавными нерезкими чертами лица, в этих его очках с толстенными линзами и словно робкой запинающейся речью, он на первый вид казался совершенно милым пенсионером, мягким, уютным, добрым. Но именно это и пугало ее ещё больше, она уже могла убедиться, что это всего лишь маска, которую он заботливо натягивал каждый день словно выполняя рутинную обязанность. За всем этим скрывалось дикое животное, с бог его знает, каким фантазиями. Быть может, если она будет покорна и просто зажмуриться на миг, это всё закончится быстро, словно дурной сон.
Стоя над избитой девушкой, Алексей Геннадьевич с усмешкой на искривленных злорадством губах принялся расстегивать брюки, явно наслаждаясь своим положением, своей грубой звериной силой самца и ознобом страха загнанной жертвы.
Увидев, как синеватый полуэрогированный ствол, опоясанный нитями вен, вывалился наружу, Настя принялась стягивать с себя колготки, решив облегчить насильнику работу, уже без стыда посвечивая перед незнакомцем небрежно выбритой промежностью, отчетливо проявлявшейся на фоне бледно белых ляжек.
— Подожди трусы стягивать, — шикнул мужчина, — поработай пока ртом.
С этими словами он ткнул ей в щеку смрадно пахнущую блестящую головку члена, поблескивающую влагой предэякулята. Девушка не в силах скрыть своего отвращения, неуверенно перехватила ладонью мягкий мужской корень и, никак не решаясь разжать свои губы, посмотрела на скверный конец, который уставился на нее словно беззубый рот змеи. Ожег от несильного шлепка по лицу привел ее в чувство, и она в один миг заглотила смердящий конец целиком, втягивая его с силой в теплое сопло глотки, до тех пор, пока не уткнулась носом в седые кусты лобковых волос.
Неумело она принялась сосать, не рассчитывая поразить мужчину своим оральным мастерством ублажения плоти, которая вызывала лишь циклические приступы с трудом подавляемой тошноты. Впрочем, Алексей Геннадьевич, казалось, был другого мнения о талантах своей жертвы, закатив глаза, он жадно сопел, снова и снова елозя своим отростком через влажные ворота женских губ. Ощущение его наслаждения и сладкие вибрации тела передались и Насте, которая к своему удивлению почувствовала приятную щекотку где-то в глубине живота, предательски расползавшуюся все дальше и дальше.
Несмотря на усердие девушки, член все никак не желал приходить в полную готовность. Она мусолила его уже не меньше пятнадцати минут, а он подавал лишь слабые признаки жизни, совсем незначительно распухнув в толщину. Вероятно, в силу возраста подобная ситуация была типичной для Алексея Геннадьевича, который все также мерно продолжал свои движения, словно так и должно было быть.
Мужская рука опустилась в разрез кофты и принялась шарить по плоской груди в поисках камушка соска, обнаружив которой с силой сдавила его, так что девушка чуть не прикусила вставленный ей в рот инструмент.
— Какие сосочки у тебя, сука, — жарко шептал старикан, подключая вторую руку, — сладенькие малинки.
Щипки становились все настойчивее, выбывая из глаз девушки слезы, но грубые пальцы не отпускали на волю раскрасневшиеся комочки, снова и снова стискивая будто плоскогубцами нежную плоть.
Эти игры, по-видимому, завели мужчину еще сильнее, а может быть обработка скользкими устами дал свои результаты, так что вскоре член насильника принял рабочую форму, заметно прибавив в объеме и длине. Настя приметила про себя, что прибор незнакомца не такой уж и скромный и должно быть может приятно заполнит ее нежное влагалище, когда войдет в нее...
Только тут она поняла, что желание совокупления с этим омерзительным старикашкой уже полностью охватило ее и пальцы сами собой легки на бугорок клитора, растирая его плавными круговыми движениями, пока губы всё охотнее и плотнее обхватывают набухший ствол. Девушка не то, что не думала о сопротивлении, она только и мечтала теперь поскорее заполучить эту жирную колбасу в голодную пасть своей киски, испытывая одновременно бешеное возбуждение и дикое отвращение.
Настя так увлеклась процессом, что не заметила, как ее алчные губы раздули огонь блаженства в Алексее Геннадьевиче до настоящего пожарища, и в какой-то момент он резко оттолкнул девушку, едва успев извлечь орудие, чтобы оно не выстрелило в неподходящий момент. Она повалилась на спину, ударившись затылком об твердый пол, но в шквале возбуждения почти не заметила этого, зуд между ног был куда острее.
Девушка, которая еще пару минут назад жалостливо озиралась по сторонам, стараясь ускользнуть из сильных лап насильника, теперь сама только и ждала его вторжения в свою горящую плоть, бесстыдно разведя ноги, между которыми призывно пылал цветок ее похоти. Мужчина, встав на колени опустился над распутницей и она, потянулась к нему губами в предвкушении поцелуя.
Вместо этого увесистый удар кулака заехал ей прямо в лицо.
— Ты, что тварь, завелась уже сама, — презрительно прикрикнул незнакомец, — мразь похотливая. Чего никак пилотку удержать не можешь, ну уж я тебя научу.
Сильные руки схватили худые женские ножки за лодыжки и потянули их вверх, закидывая на плечи мужчине. Одновременно с этим Настя почувствовала, как твердый кол уперся ей между ягодиц, настойчиво раздвигая их жестким напором.
— Нет, не туда, — взмолилась девушка, — он туда не войдет, он слишком большой, лучше вставь мне в пизду, я не буду сопротивляться, обещаю.
Именно этого и ждал Алексей Геннадьевич, его бесила эта покорность жертвы, а ее желание быть оттраханной доводила его до ярости, он желал видеть ее слезы и мольбы, слышать ее сопливые всхлипывания, наслаждаться беззащитностью перед его всесильностью, быть для нее карой и спасением одновременно, но только не объектом вожделения.
Он с силой нажал головкой на стиснутый из последних усилий коричневый глазок ануса, одновременно как можно глубже вдавливая стальные крючья пальцев в худосочные бледные бедра. Горячая боль пронзила ее кишки, когда массивная кочерга, наконец, сломала запор и ворвалась в дрожащую плоть. Настя вскрикнула в попытке вырваться с насаженного в нее кола, но тщедушное женское тело не имело не единого шанса освободиться из-под грузной туши насильника.
Тогда она просто закрыла глаза, из которых текли слезы, и перестала реагировать на жесткий напор пенсионера, ему не дождаться мольбы о снисхождении, он слабее ее. Его поршень продолжал шуровать в сочащемся дерьмом анальном отверстии, его руки больно хлестали хрупкую плоть бедер, его липкие глаза не переставали вожделенно осматривать дрожащее тело, полностью подчиненное его воле, но Насте уже было все равно. Она с безразличием ждала окончания экзекуции и когда пыхтя, и скрипя зубами Алексей Геннадьевич, наконец, брызнул слабой струей, она лишь засмеялась...
— Ну что? — зычно рявкнул здоровяк, — как вы заказывали, если обеих не будете брать, то Михаил Викторович сказал одну братве дать.
Мужчина еще раз поглядел на девчушек, остановив взгляд на более высокой брюнетке с длинными прямыми волосами, небрежно рассыпавшимся по тощим плечам. Она выглядела совсем молодой, нескладным, худым или даже скорее тщедушным, с торчащими из-под кофты-балахона острыми ключицами и тонкими запястьями болезненно восковых рук. Лицо, разрисованное, самым что ни на есть пошлым и безвкусным стилем деревенской девчонки и трусливо бегающие в поисках спасения пустые серые глазки — все выдавало в ней мучительное отчаяние жертвы.
На мгновенье он погрузился в сладостные воспоминания. Она была чем-то похожа на Машу, ту самую из далекого прошлого, когда Алексей Геннадьевич еще работал простым физруком. Эти неловкие движения испуганной девочки на гимнастических брусьях, а потом запах ее пота, растрепанные локоны, и испуганный шепот в раздевалке, шорох смятой одежды, когда она пыталась выбраться из его цепких страстных объятий. Ах, эти жалкие попытки отпихнуть его, которые лишь разгорячали звериную неуемную похоть, пробужденную этим невинным созданием. Сколь всего сладостного.
— Давай вот эту, — чмокнув губами, наконец, произнес он, — они хоть чистые? Что-то вид у них какой-то совсем шалавистый.
— Обижаете, товарищ, — хмыкнул здоровяк, — девки наши, поселковые, на дискотеке их выцепили, не целочки, конечно, но вполне приличные.
— Да уж, сплошное падение нравов у нынешнего поколения, вы вот почему не дома уроки учите?
— А, мы дедушка, совершеннолетние, где хотим там и гуляем, — неожиданно резко отрезала девушка, на которую он указал минутой ранее.
Резкий щелчок тыльной стороны ладони, пришедшийся как раз по левой щеке, прервал ее речь. Она слегка качнулась, опуская голову вниз, но мужчина не собирался останавливаться. За одним ударом следовал другой и другой, сыпавшиеся нещадно по лицу, голове, плечам несчастной.
— Это тебя вовремя не выпороли, вот ты и выросла такой блядью, — жадно глотая воздух, выпаливал прокурор, все резче размахивавший кулаками, — ну я уж тебя сейчас перевоспитаю.
Девушка повалилась на пол, не в силах выдержать град ударов и пощечин и жалобно заскулила, но мужчина еще некоторое время продолжал лупить бедняжку по затылку, а потом схватил за подбородок и приподнял ее мордашку, всю перепачканную растекшейся от слез и соплей косметикой. Он, внимательно посмотрел на нее еще раз, наслаждаясь поднимающимся из глубины безнравственной души животным возбуждением, и в последний раз со всей силы ударил ее прямо в нос основанием кисти, так, что бедняжка перевернулась кубарем и шлепнулась на пол.
— Ну чего ждешь, — нервозно кинул он охраннику, — бери эту и уматывай. Скажи Михаилу Викторовичу, что через полчасика поговорим о его деле.
Здоровяк исчез за массивной дверью, бесцеремонно волоча за собой дрожащую от ужаса вторую девушку, и Алексей Геннадьевич облегченно вздохнул в предвкушении своей награды.
Настя, так звали девушку (впрочем, никому до ее имени не было дела) пришла в себя и поднялась на локтях, тем не менее, не решаясь встать на ноги. Она, конечно, понимала, что ее сейчас отымеют, многие девчонки рассказывали про игры Миши, многие уже побывали в его довольном скромном для авторитета доме. Не то, чтобы мысль об этом ее так пугала, в конце концов ничего страшного, очередной мужик, сколько их уже у нее было, но это бесцеремонное обращение, это полное игнорирование ее как живого существа, словно она была бездушной куклой...
К тому же старичок производил ужасающее впечатление на нее — круглолицый, с плавными нерезкими чертами лица, в этих его очках с толстенными линзами и словно робкой запинающейся речью, он на первый вид казался совершенно милым пенсионером, мягким, уютным, добрым. Но именно это и пугало ее ещё больше, она уже могла убедиться, что это всего лишь маска, которую он заботливо натягивал каждый день словно выполняя рутинную обязанность. За всем этим скрывалось дикое животное, с бог его знает, каким фантазиями. Быть может, если она будет покорна и просто зажмуриться на миг, это всё закончится быстро, словно дурной сон.
Стоя над избитой девушкой, Алексей Геннадьевич с усмешкой на искривленных злорадством губах принялся расстегивать брюки, явно наслаждаясь своим положением, своей грубой звериной силой самца и ознобом страха загнанной жертвы.
Увидев, как синеватый полуэрогированный ствол, опоясанный нитями вен, вывалился наружу, Настя принялась стягивать с себя колготки, решив облегчить насильнику работу, уже без стыда посвечивая перед незнакомцем небрежно выбритой промежностью, отчетливо проявлявшейся на фоне бледно белых ляжек.
— Подожди трусы стягивать, — шикнул мужчина, — поработай пока ртом.
С этими словами он ткнул ей в щеку смрадно пахнущую блестящую головку члена, поблескивающую влагой предэякулята. Девушка не в силах скрыть своего отвращения, неуверенно перехватила ладонью мягкий мужской корень и, никак не решаясь разжать свои губы, посмотрела на скверный конец, который уставился на нее словно беззубый рот змеи. Ожег от несильного шлепка по лицу привел ее в чувство, и она в один миг заглотила смердящий конец целиком, втягивая его с силой в теплое сопло глотки, до тех пор, пока не уткнулась носом в седые кусты лобковых волос.
Неумело она принялась сосать, не рассчитывая поразить мужчину своим оральным мастерством ублажения плоти, которая вызывала лишь циклические приступы с трудом подавляемой тошноты. Впрочем, Алексей Геннадьевич, казалось, был другого мнения о талантах своей жертвы, закатив глаза, он жадно сопел, снова и снова елозя своим отростком через влажные ворота женских губ. Ощущение его наслаждения и сладкие вибрации тела передались и Насте, которая к своему удивлению почувствовала приятную щекотку где-то в глубине живота, предательски расползавшуюся все дальше и дальше.
Несмотря на усердие девушки, член все никак не желал приходить в полную готовность. Она мусолила его уже не меньше пятнадцати минут, а он подавал лишь слабые признаки жизни, совсем незначительно распухнув в толщину. Вероятно, в силу возраста подобная ситуация была типичной для Алексея Геннадьевича, который все также мерно продолжал свои движения, словно так и должно было быть.
Мужская рука опустилась в разрез кофты и принялась шарить по плоской груди в поисках камушка соска, обнаружив которой с силой сдавила его, так что девушка чуть не прикусила вставленный ей в рот инструмент.
— Какие сосочки у тебя, сука, — жарко шептал старикан, подключая вторую руку, — сладенькие малинки.
Щипки становились все настойчивее, выбывая из глаз девушки слезы, но грубые пальцы не отпускали на волю раскрасневшиеся комочки, снова и снова стискивая будто плоскогубцами нежную плоть.
Эти игры, по-видимому, завели мужчину еще сильнее, а может быть обработка скользкими устами дал свои результаты, так что вскоре член насильника принял рабочую форму, заметно прибавив в объеме и длине. Настя приметила про себя, что прибор незнакомца не такой уж и скромный и должно быть может приятно заполнит ее нежное влагалище, когда войдет в нее...
Только тут она поняла, что желание совокупления с этим омерзительным старикашкой уже полностью охватило ее и пальцы сами собой легки на бугорок клитора, растирая его плавными круговыми движениями, пока губы всё охотнее и плотнее обхватывают набухший ствол. Девушка не то, что не думала о сопротивлении, она только и мечтала теперь поскорее заполучить эту жирную колбасу в голодную пасть своей киски, испытывая одновременно бешеное возбуждение и дикое отвращение.
Настя так увлеклась процессом, что не заметила, как ее алчные губы раздули огонь блаженства в Алексее Геннадьевиче до настоящего пожарища, и в какой-то момент он резко оттолкнул девушку, едва успев извлечь орудие, чтобы оно не выстрелило в неподходящий момент. Она повалилась на спину, ударившись затылком об твердый пол, но в шквале возбуждения почти не заметила этого, зуд между ног был куда острее.
Девушка, которая еще пару минут назад жалостливо озиралась по сторонам, стараясь ускользнуть из сильных лап насильника, теперь сама только и ждала его вторжения в свою горящую плоть, бесстыдно разведя ноги, между которыми призывно пылал цветок ее похоти. Мужчина, встав на колени опустился над распутницей и она, потянулась к нему губами в предвкушении поцелуя.
Вместо этого увесистый удар кулака заехал ей прямо в лицо.
— Ты, что тварь, завелась уже сама, — презрительно прикрикнул незнакомец, — мразь похотливая. Чего никак пилотку удержать не можешь, ну уж я тебя научу.
Сильные руки схватили худые женские ножки за лодыжки и потянули их вверх, закидывая на плечи мужчине. Одновременно с этим Настя почувствовала, как твердый кол уперся ей между ягодиц, настойчиво раздвигая их жестким напором.
— Нет, не туда, — взмолилась девушка, — он туда не войдет, он слишком большой, лучше вставь мне в пизду, я не буду сопротивляться, обещаю.
Именно этого и ждал Алексей Геннадьевич, его бесила эта покорность жертвы, а ее желание быть оттраханной доводила его до ярости, он желал видеть ее слезы и мольбы, слышать ее сопливые всхлипывания, наслаждаться беззащитностью перед его всесильностью, быть для нее карой и спасением одновременно, но только не объектом вожделения.
Он с силой нажал головкой на стиснутый из последних усилий коричневый глазок ануса, одновременно как можно глубже вдавливая стальные крючья пальцев в худосочные бледные бедра. Горячая боль пронзила ее кишки, когда массивная кочерга, наконец, сломала запор и ворвалась в дрожащую плоть. Настя вскрикнула в попытке вырваться с насаженного в нее кола, но тщедушное женское тело не имело не единого шанса освободиться из-под грузной туши насильника.
Тогда она просто закрыла глаза, из которых текли слезы, и перестала реагировать на жесткий напор пенсионера, ему не дождаться мольбы о снисхождении, он слабее ее. Его поршень продолжал шуровать в сочащемся дерьмом анальном отверстии, его руки больно хлестали хрупкую плоть бедер, его липкие глаза не переставали вожделенно осматривать дрожащее тело, полностью подчиненное его воле, но Насте уже было все равно. Она с безразличием ждала окончания экзекуции и когда пыхтя, и скрипя зубами Алексей Геннадьевич, наконец, брызнул слабой струей, она лишь засмеялась...