Немужчина. Часть 2
Наташка была безалаберная и неаккуратная, небрежно разбрасывала свои вещи по всей квартире, потом подолгу искала нужную. В шифоньере одежда её лежала навалом, то же самое было в ванной комнате, куда она сваливала прямо на пол под раковину грязные вещи для стирки. Я этим пользовался, выбирал из её грязного интимного гардероба понравившиеся трусики, колготки и лифчики, засовывал куда-нибудь подальше под ванную, чтобы она во время стирки не могла их найти. После доставал, сам по быстрому, неумело застирывал, сушил у себя в комнате на батарее. С вожделением примерял перед зеркалом, раздевшись вечером до гола. Видуха была просто — супер! Правда, лифчики были довольно великоваты, но тут уж я ничего не мог поделать: сиськи у сестрёнки были куда больше моих — мальчишеских. И бюстгальтер мне нужен был, по идее, — нулевого размера.
Лобок и яйца я себе аккуратно выбривал безопасной бритвой; без волос пах смотрелся очень красиво, как у маленького мальчика. Хоть член был вовсе не мальчишеский, а довольно крупного размера, вполне мужской. Но мне не хотелось им никого трахать, я мечтал, чтобы трахали меня, — и любили, как девушку.
Я отпустил очень длинные, ниже плеч волосы, в салоне «Блек-Джек-Тату» вставил себе в правое ухо, как и положено геям, маленькую серьгу, набравшись храбрости, купил как-то в отделе женского нижнего белья несколько красивых узорчатых лифчиков нулевого размера, пару нейлоновых чулочков чёрного и белого цвета и тоненький прозрачный кружевной поясок. У продавщицы предварительно справился, какой размер чулок носят пятнадцатилетние девочки? Соврал, что моей племяннице как раз на днях исполняется пятнадцать лет, и я хочу сделать ей небольшой презент. Она ответила, что подойдут эти, которые я выбрал.
На мне, под джинсами, были маленькие невесомые Наташкины стринги ярко синего цвета, сильно врезавшиеся сзади в попку, и её же бюстгальтер, в большие чашечки которого я подложил ваты. Но мне не терпелось примерить только что купленный, нулевого размера лифчик и чулки с поясом. В туалет идти я опасался, помня, как меня недавно избил в сортире мужчина. Поэтому я прошёл в мужской отдел, где продавали костюмы, взял, не выбирая, наугад, один и прошёл за ширму в примерочную кабинку. Быстро раздевшись до белья, я критически осмотрел себя в зеркале: на меня смотрела стройная, довольно симпатичная девчонка. Общее впечатление немного портили набитые ватой чашечки Наташкиного бюстгальтера, отсутствие косметики на лице и, пожалуй, — всё. Остальное было вполне девичье: и талия, — от природы узенькая, девчоночья, и прямые, без единой волосинки, ножки (у меня и на лице волосы почти не растут!), и узкие, не мужские, угловатые плечи, и белое и нежное, красивое женственное лицо.
Я осторожно, чтобы не выпала на пол вата, расстегнул и снял Наташкин лифчик, надел только что приобретённый. Он плотно обтянул мою грудь, и мне стало в нём весьма хорошо и комфортно. Спустил с крутых, чётко обозначенных, почти что женских бёдер сестрёнкины тонюсенькие трусики, затянул на талии поясок с застёжками, распечатал прозрачный, сильно шуршавший пакет с беленькими чулками, плотно натянул их поочерёдно на свои красивые ножки, закрепил застёжками пояса. Сверху надел трусики. Снова повертелся перед зеркалом. Вид был такой, что я просто обалдел от удовольствия. Впору было воспылать преступной эротической страстью к самому себе.
У меня и впрямь начал подниматься член. С ума сойти, — я хотел выебать самого себя! Забыв под влиянием нахлынувшей на меня страсти обо всём на свете, презрев опасность быть застигнутым в примерочной продавцами, не отдавая себе отчёт в том, что делаю, я начал методично дрочить под тонким лоскутком стрингов встающий хуй. Вскоре он торчал уже так, что выскочил из Наташкиных трусиков, в которых остались одни яички. Я гонял его в кулаке так интенсивно, что аж вспотел. Появился сладостный зуд в паху и одновременно — в заднем проходе. Я отодвинул тоненькую кружевную полосочку стрингов, смочил ртом указательный палец правой руки и, не переставая манипулировать левой рукой, стал вводить палец в послушно раздвигающееся очко. В голову мне сразу же ударила опьяняющая волна кайфа. Кайф был особенный, обезволивающий, улётный.
Я смутно слышал за ширмой примерочной чьи-то голоса: у меня видимо что-то спрашивали покупатели, которым тоже нужно было примерить вещи. Но я почти ничего не слышал, не придавал ни чему значения и ни на что не реагировал. На меня нахлынуло вдруг отупляющее безразличие ко всему на свете, когда даже под угрозой расстрела ничего больше не хочется, кроме продолжения сеанса. Тем более приближался острый момент оргазма, и остановить его было сверх моих человеческих сил.
Возмущённые голоса за ширмой не стихали, а становились всё громче. Видимо, подошёл кто-то из магазинного начальства. Строгий женский голос спросил:
— Мужчина, что вы там делаете?! Почему так долго? Выходите сейчас же или позовём охранника!
Я понял, что заигрался, сразу прекратил мастурбировать и с испугом, торопливо крикнул в ответ:
— Сейчас, сейчас, не беспокойтесь... Не входите, пожалуйста, девушка. Шнурок не могу развязать, узел затянулся.
Быстро, как солдат на учениях, надел носки, джинсы и рубашку, торопливо запихал в пакет старый Наташкин лифчик и упаковку от новых чулок. Критическим взглядом окинул себя в зеркале: член продолжал топорщить джинсы впереди, — это единственное, что меня выдавало. Всё остальное было в норме и я, схватив злополучный костюм, стараясь им прикрываться, поспешил выйти из примерочной. В зале, перед моей кабинкой столпилась небольшая очередь. Пожилая, полноватая женщина в форме продавца, вероятно, та самая, что разговаривала со мной недавно через ширму, подозрительно взглянула на мою смущённую, красную от волнения физиономию. Извинившись и ни слова ей больше не говоря, я повесил костюм на место и направился к выходу.
Член мой и не думал ложиться, наоборот, от трения об одежду вставал ещё больше. Я, стараясь не привлекать внимания прохожих, стыдливо прикрывался пакетом. Мне страшно хотелось кончить, но не просто — от мастурбации, а сидя на большом жилистом хую какого-нибудь сильного, похотливого самца. Меня просто сжигало это неудовлетворённое желание, в паху разливалась сладостная истома, задний проход ныл и чесался.
Я решил предпринять ещё одну отчаянную попытку найти себе любовника и пошёл в городской парк, который раскинулся недалеко отсюда, всего в каких-нибудь двух остановках троллейбуса. Был вечер обыкновенного буднего дня, и на аллеях парка было не очень много гуляющих. Я зашёл поглубже в кущери, где людей почти не было, присел на лавочку, закурил сигарету и стал ждать. Долго никто не появлялся, вернее, — не было подходящего для меня объекта. Всякие бабушки-пенсионерки с малолетними внуками и внучками, или молодые мамы с грудничками в колясках — не в счёт. Член мой постепенно успокоился и лёг, в голове немного прояснилось, — я понял, что делаю что-то не так. Действительно, какой смысл бесцельно протирать штаны на лавочке, надеясь, что какой-нибудь парень или мужчина случайно ко мне подсядет? Шансы не велики. Не лучше ли самому походить по аллеям, поискать нужную кандидатуру — авось повезёт? Я так и сделал.
На одной из отдалённых дорожек, в таком диком, запущенном месте, что туда вообще, вероятно, никто никогда не забредал даже спьяну, увидел на лавочке одинокого паренька лет восемнадцати-девятнадцати. Он курил, украдкой массируя у себя между ног, и то и дело с опаской зыркал по сторонам. Я обрадовался, решив, что это именно то, что мне нужно. Парковый онанист — просто находка для таких, как я! Замедлив шаг, чтобы невзначай не спугнуть его, я беззаботно направился к лавочке, делая вид, что ничего не замечаю. Когда он с нескрываемой тревогой на меня. .. посмотрел, я приветливо, по-свойски, ему улыбнулся, давая понять, что меня ему опасаться нечего, — я всё прекрасно понимаю и ничуть не осуждаю.
Он бросил окурок на асфальт, затёр ногой и дёрнулся было вставать, но я торопливо остановил его, испугавшись, что он уйдёт:
— Подожди, парень, что-то скажу!..
— Чего ещё? — недовольно посмотрел на меня он.
— Присядь, пожалуйста, — предложил я и сел на лавочку.
Он опустился на своё прежнее место, с некоторой опаской косясь на меня. Всё ещё не доверяя и ожидая какого-нибудь подвоха. Я достал из кармана брюк белую с синей картинкой, полуовальную пачку очень дорогих сигарет «Parliament», которые всегда курил, протянул ему:
— Угощайся.
Он с жадностью взглянул на такое богатство, скромно вытащил одну сигарету, сдержанно поблагодарил. Я тоже взял себе сигарету, сунул всю пачку ему:
— Бери всё, дарю. Я себе ещё куплю.
Он недоверчиво взял пачку. Я прикурил от зажигалки, поднёс огонёк ему. Мы дружно задымили, и я почувствовал, что он начал оттаивать. Первоначальная настороженность уступила место интересу ко мне. Ему было непонятно, за что я подарил ему дорогие сигареты, и что попрошу взамен?
— Как тебя зовут? — спросил я, переходя к делу.
— Колян, — копируя молодёжный сленг своих дворовых дружков, развязно ответил он.
— Вот и хорошо. А меня — Паша. Будем знакомы, — проговорил я, дружелюбно протягивая ему руку.
Он, немного поколебавшись, пожал её.
— У тебя есть девчонка, Колян? — продолжал допытываться я, и он насторожился.
— Не-а, — мотнул он головой, странно посмотрев на меня и выпустив в мою сторону густую струю сизого табачного дыма.
Я уловил перемену в нём и поспешил развить свою мысль:
— И правильно, что нет. Тебе ещё рано об этом думать... вернее — думать не рано, но вот жениться... Девчонки, твои сверстницы, ещё ничего не могут... вернее — в доме по хозяйству ничего не могут. Особенно городские. Им бы всем — только гульки, да танцульки на дискотеках! В голове — ветер и пустота: сами поначалу парням на шею вешаются, в постель тащат. Трахнешь её, — она на утро испугается, что «подлететь» может, маме всё выложит. Та в крик и в милицию — писать заяву, что изнасиловали... А за изнасилование, сам знаешь — срок! В тюрьму по этой позорной статье попадёшь — самого девкой в камере сделают...
Он усмехнулся, не понимая, к чему я клоню, но слушал с интересом. По-видимому, так доверительно с ним никто ещё не разговаривал. Я, воодушевлённый его вниманием, продолжил:
— Видишь ли, Колян, я сам был твоего возраста и прекрасно знаю, как таким пацанам, как ты, хочется девчонок. Нам тоже страшно хотелось, в штанах стояло день и ночь, по ночам особенно одолевали поллюции — это когда снится, что трахаешь девчонку или взрослую женщину, к примеру, — преподавателя ВУЗа по русскому, или собственную мамку, а на утро просыпаешься с мокрыми впереди трусиками, как будто уссался. (Он, метнув в меня лукавый, всё понимающий взгляд, хихикнул). Некоторые челы на нашем курсе, — углубился я в свои воспоминания, — занимались онанизмом. Доставали где-то порнографические картинки из запрещённого американского журнала «Playboy» и мастурбировали в общаге. Либо поздним вечером забирались в густые кусты в тёмных аллеях и, спустив до колен джинсы, дрочили на проходивших мимо взрослых женщин. Но я не занимался подобными глупостями, — подвёл итог я, бросил под лавочку окурок сигареты и победно посмотрел в глаза Коляна, который внимательно меня слушал.
— Хочешь знать, чем я занимался? — интригующе спросил я, не отрывая от него прилипчивого, завораживающего тайной, взгляда.
— Чем? — тихо, одними губами спросил он. В этот момент он был — весь слух и внимание. Даже чуть-чуть подался ко мне, интуитивно потянувшись, как будто почувствовал во мне родственную душу.
— Я сам исполнял роль девчонки: целовал писюны своих институтских приятелей и давал им в попку. От этого мне было очень хорошо и сладко. Я представлял себя девочкой и кончал, когда меня имели в зад... Тебя ничего, не шокирует это? Я просто вижу, что ты вполне компанейский парень... Не какая-нибудь отвязанная шелупонь. Потянуло на откровенность.
Он смущённо пожал плечами и снова стыдливо хихикнул. Он явно не знал, что мне ответить и продолжал заворожено сидеть рядом, как загипнотизированный, втайне жаждая услышать новые запретные откровения. Ему, видимо, очень нравилось слушать такие неожиданные вещи из уст взрослого, смешного, нелепого «дядьки».
Я, обрадованный тем, что он, услышав всё это, хотя бы не убежал, а тем более, не дал мне кулаком в физиономию, как делали другие до этого, внутренне расслабился и осмелел. Протянув трепе6щущую руку к нему, осторожно коснулся паха. Он сильно вздрогнул и вонзил в меня испуганный, недоумевающий взгляд. Я, ни слова не говоря, продолжил шарить рукой у него между ног, нащупывая ускользающий, маленький отросток.
— Пойдём в кусты, — недвусмысленно шепнул я, и рука моя заходила у него между задрожавших ног ещё интенсивней.
Он понял, для чего я зову его и согласно кивнул головой. Мы встали и быстро юркнули в не очень густые кусты за лавочкой. Если бы на дорожке появились прохожие, они, вероятно, увидели бы нас сквозь ветки, но мне было уже всё безразлично. Сжигаемый острым, необъяснимым желанием, я упал перед ним на колени, быстро, путаясь в пуговицах, расстегнул ширинку на его брюках, вытащил начинавший твердеть, невзрачный член с полуоткрытой острой головкой. В моих шаловливых мягких пальчиках он заметно окреп и начал вытягиваться мне навстречу. Парень сильно вздрогнул всем телом и подал голос. Видимо, его начинало пробирать от моих откровенных прикосновений.
Я немного помял его орган, погонял кожицу туда сюда, пока ствол не окреп окончательно, приняв строго горизонтальное положение. Тогда я смело оттянул складку кожи с головки и коснулся её губами. В рот мне как будто влили крепкого вина, — в голове помутилось и зашумело. Я негромко застонал и заглотнул ртом весь его вставший писюн, до самого основания. Ощущения были настолько необычные, что я возбудился мгновенно, чувствуя, как вылезает в штанах набрякшая головка моего собственного хуя не только из складок кожи, но и из Наташкиных трусиков.
Я стал сосать у него с таким упоением, так быстро елозил по затвердевшему мокрому стволу влажными горячими губами, что он начал корчиться, интенсивно подмахивать, загоняя хуй поглубже в мой рот. Не сдерживая плещущих через край эмоций, он протяжно стонал. Я тоже издавал какие-то приглушённые, мычащие эротические звуки — стонать мешал его член. На глазах моих появились слёзы счастья и упоения, я почувствовал приближение взрывного оргазма, схватил его за половинки зада обеими руками, впился в них пальцами в глубоком экстазе.
Он задрожал ещё сильнее, член его в моём рту окаменел, разбух ещё больше. Я понял, что он вот-вот кончит, нежно дотронулся кончиком языка к выпуклой дырочке на головке его хуя, поелозил по ней. В тот же миг он как-то жалобно вскрикнул, сжал руками мою голову, посунул член в самое отверстие моей глотки. Тотчас туда сильной струёй брызнула его горячая сперма. Он продолжал гонять в моём рту член, изливаясь в меня, дрожа и конвульсивно дёргаясь. Видя его бурную реакция, то удовольствие, какое он получал, спуская мне в рот, я затрепетал в свою очередь, быстро рванул молнию на джинсах, выпуская из ловушки одеревеневший от стоячки свой член. Он тут же импульсивно задёргался и стал стрелять густой, застоявшейся спермой на брюки моего любовника.
Мне стало так хорошо и безразлично всё на свете, что я, как всегда, громко промычал «мама» — рот по-прежнему был занят его хуем. Я вытащил его изо рта, всё ещё извергающего толчками последнюю сперму, преданно взглянул на него снизу вверх, прошептал: «Я люблю тебя!» Припал жарким лицом к его мокрому, разгорячённому паху.
Он смущённо что-то промямлил мне в ответ: я расслышал «спасибо»... Руки его снова крепко-крепко сжали мою взлохмаченную голову, — этим он выражал свою благодарность. Тёплая ладонь его мягко легла на мои волосы.
Немного отойдя от случившегося, я спрятал в штаны свой заметно опавший член. Его орган ещё раз хорошенько облизал, чтобы нигде не оставалось ни капельки, смочил головку и ствол своей слюной. Затем снова всё насухо вытер языком, почмокал головку губами, аккуратно застегнул ширинку на его брюках. Он указал мне глазами на обляпанные моей спермой штанины. Я хотел слизать сперму и с них, но он меня поспешно удержал, сказал «не надо». Тогда я просто вытер его брюки руками, достав из заднего кармана джинсов носовой платок, поплевал в него, затёр хорошенько пятна.
— Тебе понравилось, Коля? — робко спросил я, выходя вместе с ним из кустов.
— Да! — кивнул он головой.
— Мы ещё встретимся?
— Конечно.
Я вытащил из нагрудного кармана приталенной рубашки маленький кокетливый блокнотик и шариковую ручку, быстро что-то черкнул в нём, вырвав, сунул ему клочок бумажки:
— Вот мой сотовый. Звони, если что...
Он понимающе кивнул, пряча бумажку.
— Запиши свой, — попросил я.
Он сделал.
— Бай, милый! — помахал я ему одними пальчиками, как это обычно делают при расставании девчонки.
— Пока, — снова кивнул он.
Мы разошлись, счастливые и удовлетворённые. Во всяком случае — я.
6 июня 2014 г.
Лобок и яйца я себе аккуратно выбривал безопасной бритвой; без волос пах смотрелся очень красиво, как у маленького мальчика. Хоть член был вовсе не мальчишеский, а довольно крупного размера, вполне мужской. Но мне не хотелось им никого трахать, я мечтал, чтобы трахали меня, — и любили, как девушку.
Я отпустил очень длинные, ниже плеч волосы, в салоне «Блек-Джек-Тату» вставил себе в правое ухо, как и положено геям, маленькую серьгу, набравшись храбрости, купил как-то в отделе женского нижнего белья несколько красивых узорчатых лифчиков нулевого размера, пару нейлоновых чулочков чёрного и белого цвета и тоненький прозрачный кружевной поясок. У продавщицы предварительно справился, какой размер чулок носят пятнадцатилетние девочки? Соврал, что моей племяннице как раз на днях исполняется пятнадцать лет, и я хочу сделать ей небольшой презент. Она ответила, что подойдут эти, которые я выбрал.
На мне, под джинсами, были маленькие невесомые Наташкины стринги ярко синего цвета, сильно врезавшиеся сзади в попку, и её же бюстгальтер, в большие чашечки которого я подложил ваты. Но мне не терпелось примерить только что купленный, нулевого размера лифчик и чулки с поясом. В туалет идти я опасался, помня, как меня недавно избил в сортире мужчина. Поэтому я прошёл в мужской отдел, где продавали костюмы, взял, не выбирая, наугад, один и прошёл за ширму в примерочную кабинку. Быстро раздевшись до белья, я критически осмотрел себя в зеркале: на меня смотрела стройная, довольно симпатичная девчонка. Общее впечатление немного портили набитые ватой чашечки Наташкиного бюстгальтера, отсутствие косметики на лице и, пожалуй, — всё. Остальное было вполне девичье: и талия, — от природы узенькая, девчоночья, и прямые, без единой волосинки, ножки (у меня и на лице волосы почти не растут!), и узкие, не мужские, угловатые плечи, и белое и нежное, красивое женственное лицо.
Я осторожно, чтобы не выпала на пол вата, расстегнул и снял Наташкин лифчик, надел только что приобретённый. Он плотно обтянул мою грудь, и мне стало в нём весьма хорошо и комфортно. Спустил с крутых, чётко обозначенных, почти что женских бёдер сестрёнкины тонюсенькие трусики, затянул на талии поясок с застёжками, распечатал прозрачный, сильно шуршавший пакет с беленькими чулками, плотно натянул их поочерёдно на свои красивые ножки, закрепил застёжками пояса. Сверху надел трусики. Снова повертелся перед зеркалом. Вид был такой, что я просто обалдел от удовольствия. Впору было воспылать преступной эротической страстью к самому себе.
У меня и впрямь начал подниматься член. С ума сойти, — я хотел выебать самого себя! Забыв под влиянием нахлынувшей на меня страсти обо всём на свете, презрев опасность быть застигнутым в примерочной продавцами, не отдавая себе отчёт в том, что делаю, я начал методично дрочить под тонким лоскутком стрингов встающий хуй. Вскоре он торчал уже так, что выскочил из Наташкиных трусиков, в которых остались одни яички. Я гонял его в кулаке так интенсивно, что аж вспотел. Появился сладостный зуд в паху и одновременно — в заднем проходе. Я отодвинул тоненькую кружевную полосочку стрингов, смочил ртом указательный палец правой руки и, не переставая манипулировать левой рукой, стал вводить палец в послушно раздвигающееся очко. В голову мне сразу же ударила опьяняющая волна кайфа. Кайф был особенный, обезволивающий, улётный.
Я смутно слышал за ширмой примерочной чьи-то голоса: у меня видимо что-то спрашивали покупатели, которым тоже нужно было примерить вещи. Но я почти ничего не слышал, не придавал ни чему значения и ни на что не реагировал. На меня нахлынуло вдруг отупляющее безразличие ко всему на свете, когда даже под угрозой расстрела ничего больше не хочется, кроме продолжения сеанса. Тем более приближался острый момент оргазма, и остановить его было сверх моих человеческих сил.
Возмущённые голоса за ширмой не стихали, а становились всё громче. Видимо, подошёл кто-то из магазинного начальства. Строгий женский голос спросил:
— Мужчина, что вы там делаете?! Почему так долго? Выходите сейчас же или позовём охранника!
Я понял, что заигрался, сразу прекратил мастурбировать и с испугом, торопливо крикнул в ответ:
— Сейчас, сейчас, не беспокойтесь... Не входите, пожалуйста, девушка. Шнурок не могу развязать, узел затянулся.
Быстро, как солдат на учениях, надел носки, джинсы и рубашку, торопливо запихал в пакет старый Наташкин лифчик и упаковку от новых чулок. Критическим взглядом окинул себя в зеркале: член продолжал топорщить джинсы впереди, — это единственное, что меня выдавало. Всё остальное было в норме и я, схватив злополучный костюм, стараясь им прикрываться, поспешил выйти из примерочной. В зале, перед моей кабинкой столпилась небольшая очередь. Пожилая, полноватая женщина в форме продавца, вероятно, та самая, что разговаривала со мной недавно через ширму, подозрительно взглянула на мою смущённую, красную от волнения физиономию. Извинившись и ни слова ей больше не говоря, я повесил костюм на место и направился к выходу.
Член мой и не думал ложиться, наоборот, от трения об одежду вставал ещё больше. Я, стараясь не привлекать внимания прохожих, стыдливо прикрывался пакетом. Мне страшно хотелось кончить, но не просто — от мастурбации, а сидя на большом жилистом хую какого-нибудь сильного, похотливого самца. Меня просто сжигало это неудовлетворённое желание, в паху разливалась сладостная истома, задний проход ныл и чесался.
Я решил предпринять ещё одну отчаянную попытку найти себе любовника и пошёл в городской парк, который раскинулся недалеко отсюда, всего в каких-нибудь двух остановках троллейбуса. Был вечер обыкновенного буднего дня, и на аллеях парка было не очень много гуляющих. Я зашёл поглубже в кущери, где людей почти не было, присел на лавочку, закурил сигарету и стал ждать. Долго никто не появлялся, вернее, — не было подходящего для меня объекта. Всякие бабушки-пенсионерки с малолетними внуками и внучками, или молодые мамы с грудничками в колясках — не в счёт. Член мой постепенно успокоился и лёг, в голове немного прояснилось, — я понял, что делаю что-то не так. Действительно, какой смысл бесцельно протирать штаны на лавочке, надеясь, что какой-нибудь парень или мужчина случайно ко мне подсядет? Шансы не велики. Не лучше ли самому походить по аллеям, поискать нужную кандидатуру — авось повезёт? Я так и сделал.
На одной из отдалённых дорожек, в таком диком, запущенном месте, что туда вообще, вероятно, никто никогда не забредал даже спьяну, увидел на лавочке одинокого паренька лет восемнадцати-девятнадцати. Он курил, украдкой массируя у себя между ног, и то и дело с опаской зыркал по сторонам. Я обрадовался, решив, что это именно то, что мне нужно. Парковый онанист — просто находка для таких, как я! Замедлив шаг, чтобы невзначай не спугнуть его, я беззаботно направился к лавочке, делая вид, что ничего не замечаю. Когда он с нескрываемой тревогой на меня. .. посмотрел, я приветливо, по-свойски, ему улыбнулся, давая понять, что меня ему опасаться нечего, — я всё прекрасно понимаю и ничуть не осуждаю.
Он бросил окурок на асфальт, затёр ногой и дёрнулся было вставать, но я торопливо остановил его, испугавшись, что он уйдёт:
— Подожди, парень, что-то скажу!..
— Чего ещё? — недовольно посмотрел на меня он.
— Присядь, пожалуйста, — предложил я и сел на лавочку.
Он опустился на своё прежнее место, с некоторой опаской косясь на меня. Всё ещё не доверяя и ожидая какого-нибудь подвоха. Я достал из кармана брюк белую с синей картинкой, полуовальную пачку очень дорогих сигарет «Parliament», которые всегда курил, протянул ему:
— Угощайся.
Он с жадностью взглянул на такое богатство, скромно вытащил одну сигарету, сдержанно поблагодарил. Я тоже взял себе сигарету, сунул всю пачку ему:
— Бери всё, дарю. Я себе ещё куплю.
Он недоверчиво взял пачку. Я прикурил от зажигалки, поднёс огонёк ему. Мы дружно задымили, и я почувствовал, что он начал оттаивать. Первоначальная настороженность уступила место интересу ко мне. Ему было непонятно, за что я подарил ему дорогие сигареты, и что попрошу взамен?
— Как тебя зовут? — спросил я, переходя к делу.
— Колян, — копируя молодёжный сленг своих дворовых дружков, развязно ответил он.
— Вот и хорошо. А меня — Паша. Будем знакомы, — проговорил я, дружелюбно протягивая ему руку.
Он, немного поколебавшись, пожал её.
— У тебя есть девчонка, Колян? — продолжал допытываться я, и он насторожился.
— Не-а, — мотнул он головой, странно посмотрев на меня и выпустив в мою сторону густую струю сизого табачного дыма.
Я уловил перемену в нём и поспешил развить свою мысль:
— И правильно, что нет. Тебе ещё рано об этом думать... вернее — думать не рано, но вот жениться... Девчонки, твои сверстницы, ещё ничего не могут... вернее — в доме по хозяйству ничего не могут. Особенно городские. Им бы всем — только гульки, да танцульки на дискотеках! В голове — ветер и пустота: сами поначалу парням на шею вешаются, в постель тащат. Трахнешь её, — она на утро испугается, что «подлететь» может, маме всё выложит. Та в крик и в милицию — писать заяву, что изнасиловали... А за изнасилование, сам знаешь — срок! В тюрьму по этой позорной статье попадёшь — самого девкой в камере сделают...
Он усмехнулся, не понимая, к чему я клоню, но слушал с интересом. По-видимому, так доверительно с ним никто ещё не разговаривал. Я, воодушевлённый его вниманием, продолжил:
— Видишь ли, Колян, я сам был твоего возраста и прекрасно знаю, как таким пацанам, как ты, хочется девчонок. Нам тоже страшно хотелось, в штанах стояло день и ночь, по ночам особенно одолевали поллюции — это когда снится, что трахаешь девчонку или взрослую женщину, к примеру, — преподавателя ВУЗа по русскому, или собственную мамку, а на утро просыпаешься с мокрыми впереди трусиками, как будто уссался. (Он, метнув в меня лукавый, всё понимающий взгляд, хихикнул). Некоторые челы на нашем курсе, — углубился я в свои воспоминания, — занимались онанизмом. Доставали где-то порнографические картинки из запрещённого американского журнала «Playboy» и мастурбировали в общаге. Либо поздним вечером забирались в густые кусты в тёмных аллеях и, спустив до колен джинсы, дрочили на проходивших мимо взрослых женщин. Но я не занимался подобными глупостями, — подвёл итог я, бросил под лавочку окурок сигареты и победно посмотрел в глаза Коляна, который внимательно меня слушал.
— Хочешь знать, чем я занимался? — интригующе спросил я, не отрывая от него прилипчивого, завораживающего тайной, взгляда.
— Чем? — тихо, одними губами спросил он. В этот момент он был — весь слух и внимание. Даже чуть-чуть подался ко мне, интуитивно потянувшись, как будто почувствовал во мне родственную душу.
— Я сам исполнял роль девчонки: целовал писюны своих институтских приятелей и давал им в попку. От этого мне было очень хорошо и сладко. Я представлял себя девочкой и кончал, когда меня имели в зад... Тебя ничего, не шокирует это? Я просто вижу, что ты вполне компанейский парень... Не какая-нибудь отвязанная шелупонь. Потянуло на откровенность.
Он смущённо пожал плечами и снова стыдливо хихикнул. Он явно не знал, что мне ответить и продолжал заворожено сидеть рядом, как загипнотизированный, втайне жаждая услышать новые запретные откровения. Ему, видимо, очень нравилось слушать такие неожиданные вещи из уст взрослого, смешного, нелепого «дядьки».
Я, обрадованный тем, что он, услышав всё это, хотя бы не убежал, а тем более, не дал мне кулаком в физиономию, как делали другие до этого, внутренне расслабился и осмелел. Протянув трепе6щущую руку к нему, осторожно коснулся паха. Он сильно вздрогнул и вонзил в меня испуганный, недоумевающий взгляд. Я, ни слова не говоря, продолжил шарить рукой у него между ног, нащупывая ускользающий, маленький отросток.
— Пойдём в кусты, — недвусмысленно шепнул я, и рука моя заходила у него между задрожавших ног ещё интенсивней.
Он понял, для чего я зову его и согласно кивнул головой. Мы встали и быстро юркнули в не очень густые кусты за лавочкой. Если бы на дорожке появились прохожие, они, вероятно, увидели бы нас сквозь ветки, но мне было уже всё безразлично. Сжигаемый острым, необъяснимым желанием, я упал перед ним на колени, быстро, путаясь в пуговицах, расстегнул ширинку на его брюках, вытащил начинавший твердеть, невзрачный член с полуоткрытой острой головкой. В моих шаловливых мягких пальчиках он заметно окреп и начал вытягиваться мне навстречу. Парень сильно вздрогнул всем телом и подал голос. Видимо, его начинало пробирать от моих откровенных прикосновений.
Я немного помял его орган, погонял кожицу туда сюда, пока ствол не окреп окончательно, приняв строго горизонтальное положение. Тогда я смело оттянул складку кожи с головки и коснулся её губами. В рот мне как будто влили крепкого вина, — в голове помутилось и зашумело. Я негромко застонал и заглотнул ртом весь его вставший писюн, до самого основания. Ощущения были настолько необычные, что я возбудился мгновенно, чувствуя, как вылезает в штанах набрякшая головка моего собственного хуя не только из складок кожи, но и из Наташкиных трусиков.
Я стал сосать у него с таким упоением, так быстро елозил по затвердевшему мокрому стволу влажными горячими губами, что он начал корчиться, интенсивно подмахивать, загоняя хуй поглубже в мой рот. Не сдерживая плещущих через край эмоций, он протяжно стонал. Я тоже издавал какие-то приглушённые, мычащие эротические звуки — стонать мешал его член. На глазах моих появились слёзы счастья и упоения, я почувствовал приближение взрывного оргазма, схватил его за половинки зада обеими руками, впился в них пальцами в глубоком экстазе.
Он задрожал ещё сильнее, член его в моём рту окаменел, разбух ещё больше. Я понял, что он вот-вот кончит, нежно дотронулся кончиком языка к выпуклой дырочке на головке его хуя, поелозил по ней. В тот же миг он как-то жалобно вскрикнул, сжал руками мою голову, посунул член в самое отверстие моей глотки. Тотчас туда сильной струёй брызнула его горячая сперма. Он продолжал гонять в моём рту член, изливаясь в меня, дрожа и конвульсивно дёргаясь. Видя его бурную реакция, то удовольствие, какое он получал, спуская мне в рот, я затрепетал в свою очередь, быстро рванул молнию на джинсах, выпуская из ловушки одеревеневший от стоячки свой член. Он тут же импульсивно задёргался и стал стрелять густой, застоявшейся спермой на брюки моего любовника.
Мне стало так хорошо и безразлично всё на свете, что я, как всегда, громко промычал «мама» — рот по-прежнему был занят его хуем. Я вытащил его изо рта, всё ещё извергающего толчками последнюю сперму, преданно взглянул на него снизу вверх, прошептал: «Я люблю тебя!» Припал жарким лицом к его мокрому, разгорячённому паху.
Он смущённо что-то промямлил мне в ответ: я расслышал «спасибо»... Руки его снова крепко-крепко сжали мою взлохмаченную голову, — этим он выражал свою благодарность. Тёплая ладонь его мягко легла на мои волосы.
Немного отойдя от случившегося, я спрятал в штаны свой заметно опавший член. Его орган ещё раз хорошенько облизал, чтобы нигде не оставалось ни капельки, смочил головку и ствол своей слюной. Затем снова всё насухо вытер языком, почмокал головку губами, аккуратно застегнул ширинку на его брюках. Он указал мне глазами на обляпанные моей спермой штанины. Я хотел слизать сперму и с них, но он меня поспешно удержал, сказал «не надо». Тогда я просто вытер его брюки руками, достав из заднего кармана джинсов носовой платок, поплевал в него, затёр хорошенько пятна.
— Тебе понравилось, Коля? — робко спросил я, выходя вместе с ним из кустов.
— Да! — кивнул он головой.
— Мы ещё встретимся?
— Конечно.
Я вытащил из нагрудного кармана приталенной рубашки маленький кокетливый блокнотик и шариковую ручку, быстро что-то черкнул в нём, вырвав, сунул ему клочок бумажки:
— Вот мой сотовый. Звони, если что...
Он понимающе кивнул, пряча бумажку.
— Запиши свой, — попросил я.
Он сделал.
— Бай, милый! — помахал я ему одними пальчиками, как это обычно делают при расставании девчонки.
— Пока, — снова кивнул он.
Мы разошлись, счастливые и удовлетворённые. Во всяком случае — я.
6 июня 2014 г.