ОБМЕН ОПЫТОМ
Как-то раз мы с отцом поехали на выходные на дачу к моему родному дяде Жене. Он пригласил нас, мотивируя это тем, что мы хотя и родственники, но видимся нечасто. Да и на даче у него мы гостили всего-то навсего в общей сложности недели две, не больше…
Мне в то время только-только исполнилось 18 лет, я был девственником, делать было особо нечего… К тому же, буквально накануне я взял без спросу (фактически угнал) отцовскую машину, и слегка помял её об столб по пьяни. И я надеялся, что поехав к дяде, я смогу оттянуть таким образом неминуемую отцовскую расправу (порку). А на будущей неделе папа, быть может, немного поостынет… Поэтому я сразу согласился провести эти выходные у дяди, думая, что хотя бы погуляю и покупаюсь там в речке с его сыновьями 18-ти и 19-ти лет, моими двоюродными братьями. Но когда мы приехали, оказалось, что братьев там нет - на даче, кроме дяди Жени, была только его жена, тетя Люда.
Вскоре выяснилась и еще одна малоприятная подробность – оказывается, внезапно нахлынувшие на дядю «родственные чувства» были вызваны необходимостью отремонтировать завалившийся сарай. Мы принялись за работу все вместе, но очень скоро дядя и отец стали «помогать» мне лишь «ценными указаниями», которые они давали мне в основном сидя за столом в саду, закусывая и бухая. Я прогорбатился, как негр, весь вечер, и когда они наконец заснули, тоже рухнул спать, как подкошенный…
Разбудили меня уже рано утром. Накормив на скорую руку завтраком, снова заставили работать. «Вот это выходные!» - думал я, перетаскивая и приколачивая доски, пока папа с дядей Женей «поправлялись» после вчерашнего. Как это часто бывает, их опохмел плавно перетек в «продолжение банкета», и вскоре обо мне, как мне казалось, уже почти забыли… Я надеялся вскоре незаметно свалить уже на речку, как вдруг…
— Эй, Валь!
— Что?
— Я вижу, ты нормально молотком махать надрочился уже, сделай нам кОзлы новые, - дядя Женя с отцом сидели от меня поодаль, и дядя не говорил – почти кричал мне, - а то старые развалились почти уже!
Я не понял, и переспросил, что такое «козлы», и как их делать.
— А вон, - показал рукой дядя Женя, - видишь, у забора старые стоят? Сделаешь такие же?
Я посмотрел в сторону забора. Там стояло странное, почерневшее уже от времени деревянное сооружение. Похожие козлы делали многие соседи при строительстве дач, но это приспособление не имело ровной поверхности, на которую можно было бы становиться. Вместо горизонтальной «столешницы» оно, как бы сужаясь на нет кверху, заканчивалось толстым круглым деревянным бревном, обернутым ко всему еще и зачем-то дерматином. Для чего ЭТО могло понадобиться, я совершенно не понимал, и спросил об этом дядю.
— Узнаешь потом, - дядя почему-то расхохотался, - я те покажу, если плохо работать будешь!
Дальнейшие его слова утонули в шуме ветра. Отец о чем-то спросил дядю (наверное, о том же – зачем это нужно?), и дядя начал что-то увлеченно объяснять ему, оживленно жестикулируя. Ну а я – делать нечего – принялся за работу…
Примерно через час новые козлы были почти готовы, ветер немного стих, и до меня стали доноситься обрывки разговора отца с дядей. Они уже хорошо выпили, и обсуждали, судя по всему, тему наказания детей. Дядя говорил, что порет своих и сейчас, и считает, что пацанов нужно пороть примерно до 20-ти лет. Отец соглашался с ним и, к моему стыду, подробно описывал, как он меня наказывает. Причем рассказывал он не только о порке, но и о том, как он ставит мне клизмы и заставляет, стоя в углу, терпеть. А потом заставляет меня, голого, стоять в коридоре с красной выпоротой задницей, и дрожать от страха – вдруг кто-нибудь войдет, и увидит меня?... Эта мысль показалась дяде Жене интересной. Насчет клизм же он сказал, что никогда не наказывал своих сыновей таким образом, наоборот – он всегда ставил им клизмы, как он выразился, «без задержки» - то есть позволяя мальчикам прокакиваться сразу, прямо во время клизмы, несколько раз (по мере того, как у них возникали позывы). «Это как же – над унитазом чтоль прям ставить, чтоль?» - не понял отец. «Не, зачем?..» - ответил дядя Женя, и объяснил, что клизму они с тетей Людой обычно ставят сыновьям прямо в постели, положив их попой на судно. «Не совсем я пойму че-то все равно, как это…» - не унимался отец.
Беседуя, мужчины продолжали квасить.
— Ну «как»-«как»! Давай я на твоем покажу щас, если хочешь…- улыбнулся дядя.
Я замер, чуть не выронив из рук молоток. «Показывать»?! На мне?!!! Конечно, я уже давно успел привыкнуть к клизмам в домашней обстановке, более того – перенес несколько унизительных эпизодов в военкомате, поликлинике и больнице, когда «косил» от армии. Но чтобы на мне, вот прямо сейчас, ПОКАЗЫВАЛИ клизму просто так, ради «обмена опытом»… Понимая, что я могу разозлить подвыпивших мужчин я, тем не менее, набрался храбрости и стал возражать:
— Не, вы чё, не надо! Пап! Дядь Жень… Ну я не маленький уже…
— Так, ты поспорь мне тут! – стукнул кулаком по столу отец. – Давай, козлы доделывай, и не вякай!
— А будет вякать – мы его на этих козлах потом!..- засмеялся дядя Женя, изобразив то, что они со мной сделают, похлопыванием самого себя по запястью.
КАК?! Меня - еще и пороть?! Тут вдруг до меня дошло наконец, для чего предназначались эти странные козлы – для порки дядиных сыновей! А теперь, значит, я собственноручно изготавливаю новые, чтобы меня же на них потом и… Стоя возле забора с молотком в руках я – весь грязный, взмыленный – тупо таращился на отца с дядей, пытаясь угадать, серьезно ли они говорят, или все-таки шутят.
— Давай-давай, клеенку вон возьми с забора старую, - продолжил руководить моими действиями дядя, - поролон подложи и бревно обей…
Офигевая, я подчинился, и через несколько минут закончил работу. Козлы получились даже лучше, чем старые – и обиты они были уже не черным дерматином, а красивой с веселым рисунком клеенкой. На секунду я залюбовался даже своей работой, но потом тревожные мысли снова завертелись у меня в голове, и я, аккуратно сложив инструменты в ящик, заискивающе посмотрел на отца:
— Пап… можно я на речку искупнусь схожу? А то жарко…
— Потом сходишь! – отец решительно встал из-за стола.- Ща дядя Женя новый способ показывать будет – чё, не слышал, чтоли? Машину угнал, так еще и препираешься, блядь!
Мои худшие опасения подтвердились. Дядя Женя сходил в дом, и вернулся оттуда с судном, и наполненной водой резиновой клизмой-грелкой. По пятам за ним шла тетя Люда – она держала в руках белую застиранную простыню.
— Мы их на даче на воздухе прям прокачиваем, - радостно объявил дядя Женя, - чтоб не проветривать потом. Вон на той куче…
Дядя Женя махнул рукой в сторону небольшой кучи песка, часть из которой уже успела зарасти травой, а часть была разрыта – видно, ее постоянно рыхлили и перелопачивали.
— Пап, ну не надо, не хочу я! – недовольно и жалобно проговорил я, и тут же получил сильный шлепок под зад.
— Поговори мне! – отец выкрутил мне руку, и повел, полусогнутого, по направлению к куче.
— Да, видать попадет тебе сегодня все-таки! – развеселился еще сильнее дядя Женя.- Как ты разозлил папку-то!
Постелив простыню на песок, мужчины раздели и положили меня на спину. Дядя Женя отработанным движением просунул руку под простыню, и недолго порылся там, подкопав теплый влажный песок так, чтобы мое тело на нем приняло оптимальное положение. Тетя Люда стояла рядом и внимательно наблюдала за происходящим. Я не знал, куда деваться от стыда, но страх перед наказанием на только что собственноручно изготовленных мною козлах был сильнее желания вырваться и убежать.
— Вот, а теперь судно под него подложим… Видишь, я песку подгреб под попу ему, чтоб удобней было?.. Люд, давай, я ему засуну… - комментируя свои действия, дядя Женя все время говорил обо мне в третьем лице, как о какой-то неодушевленной кукле. И это меня еще больше унижало и раздражало, но я просто не умел тогда еще спорить со взрослыми…
Вскоре я почувствовал, как в мою попу побежала вода, и я попытался расслабиться, чтобы спокойно выдержать клизму (мне казалось, что нытье только еще сильнее меня унизит).
— Ты смотри, а пиздюк-то твой кайфует вроде! Член у него встает! – усмехнулся дядя Женя, и потрогал меня за набухший орган. Я зажмурился от стыда.
— Не надо,- неуверенно приостановил его отец.
— А ты чё, не дрочишь своих, что ли? – искренне удивился пьяный дядя.- Нет?! Я – постоянно своих!.. Они ж пацаны молодые, баб постоянных нет у них… Я своих постоянно, раза три в неделю! Разряжаться ж надо им!
Я был удивлен, если не сказать – поражен неожиданным признанием дяди Жени. Тут же вспомнилось, как отец наказывал меня за онанизм, а тут – дядя, оказывается, сам «разряжает» своих сыновей, моих двоюродных братьев! Как такое возможно? Конечно, мой отец тоже любил помогать мне мыться в душе, ласкал меня, делал массаж – но я всегда был склонен объяснять это чисто «родственной любовью» (хотя чувства при этом, особенно в последнее время, я испытывал далеко не родственные!). Я приоткрыл глаза и осторожно посмотрел на отца. Что будет?!! Но папа почему-то никак не отреагировал, и только молча наблюдал за нами с каким-то брезгливым любопытством. Мой писюн в дядиных руках тем временем уже окончательно окреп…
— Вот так, Валечка, вот та-ак, мой хороший, - дядя склонился надо мной, и горячее дышал мне в лицо перегаром, - щас тебе хорошо будет, сразу и кончишь, и прокакаешься…
Смущению моему не было предела – мне казалось, что от стыда у меня пылают не только щеки, но и вообще – вся голова! Я инстинктивно попытался было встать, но тут вдруг сам папа неожиданно придавил меня ботинком к песочной куче!
— Лежи, засранец!
Дядя, улыбаясь, заступился за меня – «Ну почему он засранец, он хороший мальчик!» - и принялся «обрабатывать» меня с удвоенной силой.
— Ты какай, какай, Валечка, не терпи. Как только захочешь – делай под себя прам в судно, не стесняйся…
Выбора у меня не было. Выпустив несколько порций клизмы в судно (дядя после каждого ра
за терпеливо вставлял в меня обратно наконечник) я напрягся всем телом, прогнул спину и, с трудом сдержав сладострастный стон, кончил. Единственное, чего мне в этот момент хотелось – это провалиться сквозь землю от стыда!
Дядя вытер мне попу и забрызганный живот туалетной бумагой, ласково похлопал по красной щеке ладонью и похвалил:
— Хороший мальчик!
— Хороший-то он хороший, - согласился папа, осматривая меня с ног до головы блудливым взглядом, - упрямый только! Учу его, учу, что слушаться надо, а он вот видишь – опять! Через раз почти ерепенится! То машины угоняет, то клизму «не хочу!», то то, то это…
— А как ты учишь-то его?
— Да я ж рассказывал уже…
— Не, а ты покажи лучше, - похотливо поглядывая на меня, предложил дядя, - а потом я тебе покажу, как я своих…
— А что? – с плохо скрываемым энтузиазмом согласился отец.- Козлы готовы, за машину он не получил еще…
Мужчины подняли меня с земли на ноги, и папа привычным движением поставил меня раком над козлами (дома у нас таких конечно не было, но он частенько ставил меня так над столом, ванной или кроватью). Я приготовился к худшему.
— Вот так я его обычно…-отец замахнулся и, придерживая меня за поясницу, с силой шлепнул меня рукой по попе. Удар получился очень чувствительным, и я, пискнув, дернулся от боли.
— Ой, ну не надо, ребят, зачем вы его, - попыталась заступиться за меня тетя Люда, - он и поработал тут, и вообще…
— Да он показывает просто! – возразил дядя Женя.
— Да, показываю… - возбужденно засопев, отец снова замахнулся, и обрушил на меня второй удар.- Щас я ему покажу, блядь… За машину!
Шлепки посыпались на меня один за одним, и я задергался над козлами и завертел попой, как шлюха. Вскоре отец снял ремень, и стал стегать меня им – сначала несильно, а потом, войдя во вкус - все более и более ожесточенно. Я не выдержал и стал постанывать, с силой вцепившись руками в козлы. Попа моя горела огнем, но больше всего напрягала даже не порка как таковая, а сам факт – меня порют не просто за проступок, но и просто для того, чтобы ПОКАЗАТЬ, НА ПОТЕХУ!
Неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, если бы в дело не вмешался дядя Женя:
— Ну понятно, дай я покажу теперь… Я вот так своих…
Дядя не стал придавать моему телу другую позу, а только встал рядом со мной, если можно так выразиться, «валетом», и крепко обхватил меня левой рукой за талию, схватив при этом и сжав в кулаке мои яйца:
— Видишь, я держу его, чтоб не дергался… Валюш, ноги расставь пошире!.. Хе-хе-хе…
И плотный, сильный дядя Женя стал смачно шлепать меня по попе, отчего моя исполосованная уже ремнем задница затряслась, как осиновый лист. Я заскулил и уткнулся головой в козлы, на глазах выступили слезы.
— Во, а иногда я руки связываю им, - дядя Женя достал из кармана кусок бечевки, и спутал мне спереди запястья,- чтоб дергались меньше.
Он продолжил охаживать мою задницу, периодически делая перерывы, и грубо лаская мои ягодицы, промежность и яйца. ТАК, постоянно чередуя порку с ласками, меня наказывали в первый раз – ощущения оказались сильными и яркими, и я снова начал возбуждаться.
— Во, и у моих тоже от порки встает! – усмехнулся дядя Женя. – Все они, пацаны, такие…
С этими словами он попросил у отца ремень, и начал пороть меня им – но не сразмаху, а сложив вчетверо, стегая не так сильно, но часто. Сильные приступы боли от редких мощных ударов сменились одним почти непрерывным, «ноющим» болевым ощущением, которое охватило все мои ягодицы и заставило меня запрыгать, стоя раком, на одном месте. Дядя засмеялся, и только крепче сжал мои яйца:
— Терпи, козленок, ща я те опять хорошо сделаю…
Второй раз я кончал уже, стоя над козлами, с введенным в попу наконечником, который на этот раз не был подсоединен к клизме. Дядя Женя то и дело надавливал на него пальцем, и только довольно усмехался, глядя, как я морщусь от стыда и плохо скрываемого удовольствия…
— Ну чё, ладно – давай отпустим его пока? – спросил отца дядя, когда все было (извиняюсь за каламбур) кончено.
— Да, можно… - с удовлетворением, как мне показалось, ответил отец, наливая себе в стакан водки…
Я натянул плавки, и поспешно убежал с участка, прямо через кусты, к речке. Погода была хотя и не холодная, но солнце скрылось за облаками – так что народу на диком пляже было совсем немного. Я отошел подальше от людей, за заросли камыша и, войдя неглубоко в воду, присел, спустив плавки. Холодная вода приятно обожгла выпоротую попу, и я закайфовал, прикрыв глаза и опустив голову. Из члена в речку брызнула тугая струйка мочи – я не писал с самого утра, и это доставило мне дополнительное удовольствие. И вдруг…
— Ты чё здесь делаешь, гаденыш? А?
Я вскинул голову. На берегу, метрах в шести от меня, стоял незнакомый мужик лет 45-ти, по виду рыбак, и недовольно теребил в руках какую-то веревку.
— Я? Я… ничего… купаюсь! – резко натянув плавки, я быстро выпрямился и встал, полуобнаженный, перед мужчиной. Он внимательно осмотрел меня:
— Это ты мой телевизор спер?!
— Какой… телевизор? – не понял я.
— А ты не знаешь, да? – мужик выругался трехэтажным матом, и сплюнул себе под ноги. – Сеть такая! Не ты спер, скажешь?.. Ага, как же – не ты! И пришел сюда придурок опять, на то же место, думал – я второй тебе на том же месте поставлю?! А ну иди сюда, блядь…
Глядя мужику прямо в глаза я, словно под гипнозом, двинулся к нему и вышел на берег, наивно надеясь на то, что недоразумение сейчас разъяснится. Но рыбак тут же схватил меня за ухо:
— Ты знаешь вообще, что бывает за такое? Что с такими крысятами как ты, делают?! Ты ж у своих воруешь, у соседей!...
Нагнув меня за ухо, мужик несколько раз стеганул меня веревкой через плавки, потом спустил их до колен и стал стегать меня по голой попе.
— Да ты, я вижу, получил уже сегодня? Что, тоже у соседей чё-нибудь скрысил, да? Или может деньги спер? У родного отца?... – приговаривал он.
— Дядь, не надо! – только и сумел прохрипеть я.
— «Не надо»! Я те покажу, сука «не надо»!..
Извиваясь от боли, я резко дернулся, вырвался из рук моего мучителя (чуть не оторвав ухо), и бросился в реку…
— Если телевизор не принесешь, я тебя выебу ваще блядь! – донеслось до меня сквозь плеск воды. Я нырнул, сделал несколько энергичных гребков и, только оказавшись уже почти на середине реки, обнаружил, что я плыву без плавок. Вынырнув, я оглянулся. Поверхность воды была подернута крупной рябью, и плавок нигде не было видно. На берегу, матерясь, скидывал с себя одежду мужик. Я снова отвернулся от него и поплыл изо всех сил – настолько быстро, насколько это только было возможно…
Через несколько минут я – полностью обнаженный, трижды выпоротый, обессилевший, выполз через камыши на противоположный берег. Рыбак, видимо, передумал догонять меня вплавь…
И что же это такое! Я чуть не заплакал. Трижды! За один день! Сколько можно! И это унижение – публичное клизмирование, да еще и на глазах у тети Люды…
Пробираясь, стыдливо прикрыв свое «хозяйство» руками, через кусты обратно на участок, я вдруг подумал, что теперь я могу схлопотать по попе еще раз – за то, что потерял плавки. Я уже выдумал тупую отмазку, и надеялся уговорить папу хотя бы отложить порку до завтра, но моим надеждам не суждено было сбыться…
Получив сполна по заднице широким неотшлифованным бруском, я был поставлен на час в угол, и «сверкал» оттуда своей красной, в занозах от бруска, попкой, пока мужчины добивали запасы водки. Ближе к вечеру меня, наконец, покормили, и приказали, несмотря на «детское» еще время, идти спать – «Чтоб не болтался неизвестно где, и не терял плавки…».
Рухнув на кровать голой попой кверху (лежать на спине, и тем более в трусах, я уже не мог), я зарылся носом в подушку. Дверь тихонько отворилась, и в комнату вошла тетя Люда. Я попытался было прикрыться пододеяльником, но она остановила меня, присела рядом на кровать, и поставила рядом на табуретку какой-то поднос, накрытый сверху белым льняным полотенцем.
— Болит попка? Я тебе помогу, Валечка, - сказала она, слегка прикоснувшись к моим ягодицам кончиками пальцев. Тетя Люда сняла полотенце с подноса, и я, обернувшись, увидел на нем краем глаза какие-то пузырьки, маникюрные щипчики, резиновую грушу, и еще массу каких-то предметов. Женщина склонилась над моими ягодицами, терпеливо вытаскивая одну за другой занозы щипцами, потом протерла мне попу спиртом.
— Ты не обижайся на них, ну выпили мужики, бывает… - она погладила меня по попке, и мой член неожиданно для меня самого вдруг снова начал напрягаться…
— Ты, я вижу, не успокоишься никак, - сказала с улыбкой тетя, обращаясь то ли ко мне, то ли к члену и, взяв меня за бедра, перевернула на спину. Я испуганно запротестовал.
— Да не съем я тебя, Валечка, какие ж смешные вы, мальчишки! – лаская меня руками, сказала тетя Люда.- Я ж помогла тебе, теперь ты мне приятное сделай…
Она всунула мне в попу пустую резиновую грушу и, обвив пальцами мой член, принялась за дело… Сначала она накачивала мою попку воздухом, и довольно улыбалась, когда я пукал. А потом подложила под меня судно, и стала вливать в меня воду…
Вытерев на прощание мои анус и член полотенцем, она пожелала мне спокойной ночи, и вышла из комнаты, забрав с собой весь свой «арсенал» инструментов. А я остался лежать, красный как рак, на кровати, тупо пытаясь сообразить, что это было…
***
После этого случая я всегда старался любыми способами отмазываться от поездок к дяде на дачу, и долго старался не пересекаться с тетей и дядей в любых других ситуациях.
И хотя я постоянно пытался успокоить себя тем, что со мной вроде «ничего ТАКОГО» там не сделали – чувство жгучего стыда возвращалось всякий раз, как только я вспоминал о той поездке. Причем больше всего меня напрягало то, что это был не просто стыд, а стыд ВОЗБУЖДАЮЩИЙ! И прошло еще немало времени, прежде чем я научился получать удовольствие именно от таких вот стыдных, унизительных ситуаций…
Мне в то время только-только исполнилось 18 лет, я был девственником, делать было особо нечего… К тому же, буквально накануне я взял без спросу (фактически угнал) отцовскую машину, и слегка помял её об столб по пьяни. И я надеялся, что поехав к дяде, я смогу оттянуть таким образом неминуемую отцовскую расправу (порку). А на будущей неделе папа, быть может, немного поостынет… Поэтому я сразу согласился провести эти выходные у дяди, думая, что хотя бы погуляю и покупаюсь там в речке с его сыновьями 18-ти и 19-ти лет, моими двоюродными братьями. Но когда мы приехали, оказалось, что братьев там нет - на даче, кроме дяди Жени, была только его жена, тетя Люда.
Вскоре выяснилась и еще одна малоприятная подробность – оказывается, внезапно нахлынувшие на дядю «родственные чувства» были вызваны необходимостью отремонтировать завалившийся сарай. Мы принялись за работу все вместе, но очень скоро дядя и отец стали «помогать» мне лишь «ценными указаниями», которые они давали мне в основном сидя за столом в саду, закусывая и бухая. Я прогорбатился, как негр, весь вечер, и когда они наконец заснули, тоже рухнул спать, как подкошенный…
Разбудили меня уже рано утром. Накормив на скорую руку завтраком, снова заставили работать. «Вот это выходные!» - думал я, перетаскивая и приколачивая доски, пока папа с дядей Женей «поправлялись» после вчерашнего. Как это часто бывает, их опохмел плавно перетек в «продолжение банкета», и вскоре обо мне, как мне казалось, уже почти забыли… Я надеялся вскоре незаметно свалить уже на речку, как вдруг…
— Эй, Валь!
— Что?
— Я вижу, ты нормально молотком махать надрочился уже, сделай нам кОзлы новые, - дядя Женя с отцом сидели от меня поодаль, и дядя не говорил – почти кричал мне, - а то старые развалились почти уже!
Я не понял, и переспросил, что такое «козлы», и как их делать.
— А вон, - показал рукой дядя Женя, - видишь, у забора старые стоят? Сделаешь такие же?
Я посмотрел в сторону забора. Там стояло странное, почерневшее уже от времени деревянное сооружение. Похожие козлы делали многие соседи при строительстве дач, но это приспособление не имело ровной поверхности, на которую можно было бы становиться. Вместо горизонтальной «столешницы» оно, как бы сужаясь на нет кверху, заканчивалось толстым круглым деревянным бревном, обернутым ко всему еще и зачем-то дерматином. Для чего ЭТО могло понадобиться, я совершенно не понимал, и спросил об этом дядю.
— Узнаешь потом, - дядя почему-то расхохотался, - я те покажу, если плохо работать будешь!
Дальнейшие его слова утонули в шуме ветра. Отец о чем-то спросил дядю (наверное, о том же – зачем это нужно?), и дядя начал что-то увлеченно объяснять ему, оживленно жестикулируя. Ну а я – делать нечего – принялся за работу…
Примерно через час новые козлы были почти готовы, ветер немного стих, и до меня стали доноситься обрывки разговора отца с дядей. Они уже хорошо выпили, и обсуждали, судя по всему, тему наказания детей. Дядя говорил, что порет своих и сейчас, и считает, что пацанов нужно пороть примерно до 20-ти лет. Отец соглашался с ним и, к моему стыду, подробно описывал, как он меня наказывает. Причем рассказывал он не только о порке, но и о том, как он ставит мне клизмы и заставляет, стоя в углу, терпеть. А потом заставляет меня, голого, стоять в коридоре с красной выпоротой задницей, и дрожать от страха – вдруг кто-нибудь войдет, и увидит меня?... Эта мысль показалась дяде Жене интересной. Насчет клизм же он сказал, что никогда не наказывал своих сыновей таким образом, наоборот – он всегда ставил им клизмы, как он выразился, «без задержки» - то есть позволяя мальчикам прокакиваться сразу, прямо во время клизмы, несколько раз (по мере того, как у них возникали позывы). «Это как же – над унитазом чтоль прям ставить, чтоль?» - не понял отец. «Не, зачем?..» - ответил дядя Женя, и объяснил, что клизму они с тетей Людой обычно ставят сыновьям прямо в постели, положив их попой на судно. «Не совсем я пойму че-то все равно, как это…» - не унимался отец.
Беседуя, мужчины продолжали квасить.
— Ну «как»-«как»! Давай я на твоем покажу щас, если хочешь…- улыбнулся дядя.
Я замер, чуть не выронив из рук молоток. «Показывать»?! На мне?!!! Конечно, я уже давно успел привыкнуть к клизмам в домашней обстановке, более того – перенес несколько унизительных эпизодов в военкомате, поликлинике и больнице, когда «косил» от армии. Но чтобы на мне, вот прямо сейчас, ПОКАЗЫВАЛИ клизму просто так, ради «обмена опытом»… Понимая, что я могу разозлить подвыпивших мужчин я, тем не менее, набрался храбрости и стал возражать:
— Не, вы чё, не надо! Пап! Дядь Жень… Ну я не маленький уже…
— Так, ты поспорь мне тут! – стукнул кулаком по столу отец. – Давай, козлы доделывай, и не вякай!
— А будет вякать – мы его на этих козлах потом!..- засмеялся дядя Женя, изобразив то, что они со мной сделают, похлопыванием самого себя по запястью.
КАК?! Меня - еще и пороть?! Тут вдруг до меня дошло наконец, для чего предназначались эти странные козлы – для порки дядиных сыновей! А теперь, значит, я собственноручно изготавливаю новые, чтобы меня же на них потом и… Стоя возле забора с молотком в руках я – весь грязный, взмыленный – тупо таращился на отца с дядей, пытаясь угадать, серьезно ли они говорят, или все-таки шутят.
— Давай-давай, клеенку вон возьми с забора старую, - продолжил руководить моими действиями дядя, - поролон подложи и бревно обей…
Офигевая, я подчинился, и через несколько минут закончил работу. Козлы получились даже лучше, чем старые – и обиты они были уже не черным дерматином, а красивой с веселым рисунком клеенкой. На секунду я залюбовался даже своей работой, но потом тревожные мысли снова завертелись у меня в голове, и я, аккуратно сложив инструменты в ящик, заискивающе посмотрел на отца:
— Пап… можно я на речку искупнусь схожу? А то жарко…
— Потом сходишь! – отец решительно встал из-за стола.- Ща дядя Женя новый способ показывать будет – чё, не слышал, чтоли? Машину угнал, так еще и препираешься, блядь!
Мои худшие опасения подтвердились. Дядя Женя сходил в дом, и вернулся оттуда с судном, и наполненной водой резиновой клизмой-грелкой. По пятам за ним шла тетя Люда – она держала в руках белую застиранную простыню.
— Мы их на даче на воздухе прям прокачиваем, - радостно объявил дядя Женя, - чтоб не проветривать потом. Вон на той куче…
Дядя Женя махнул рукой в сторону небольшой кучи песка, часть из которой уже успела зарасти травой, а часть была разрыта – видно, ее постоянно рыхлили и перелопачивали.
— Пап, ну не надо, не хочу я! – недовольно и жалобно проговорил я, и тут же получил сильный шлепок под зад.
— Поговори мне! – отец выкрутил мне руку, и повел, полусогнутого, по направлению к куче.
— Да, видать попадет тебе сегодня все-таки! – развеселился еще сильнее дядя Женя.- Как ты разозлил папку-то!
Постелив простыню на песок, мужчины раздели и положили меня на спину. Дядя Женя отработанным движением просунул руку под простыню, и недолго порылся там, подкопав теплый влажный песок так, чтобы мое тело на нем приняло оптимальное положение. Тетя Люда стояла рядом и внимательно наблюдала за происходящим. Я не знал, куда деваться от стыда, но страх перед наказанием на только что собственноручно изготовленных мною козлах был сильнее желания вырваться и убежать.
— Вот, а теперь судно под него подложим… Видишь, я песку подгреб под попу ему, чтоб удобней было?.. Люд, давай, я ему засуну… - комментируя свои действия, дядя Женя все время говорил обо мне в третьем лице, как о какой-то неодушевленной кукле. И это меня еще больше унижало и раздражало, но я просто не умел тогда еще спорить со взрослыми…
Вскоре я почувствовал, как в мою попу побежала вода, и я попытался расслабиться, чтобы спокойно выдержать клизму (мне казалось, что нытье только еще сильнее меня унизит).
— Ты смотри, а пиздюк-то твой кайфует вроде! Член у него встает! – усмехнулся дядя Женя, и потрогал меня за набухший орган. Я зажмурился от стыда.
— Не надо,- неуверенно приостановил его отец.
— А ты чё, не дрочишь своих, что ли? – искренне удивился пьяный дядя.- Нет?! Я – постоянно своих!.. Они ж пацаны молодые, баб постоянных нет у них… Я своих постоянно, раза три в неделю! Разряжаться ж надо им!
Я был удивлен, если не сказать – поражен неожиданным признанием дяди Жени. Тут же вспомнилось, как отец наказывал меня за онанизм, а тут – дядя, оказывается, сам «разряжает» своих сыновей, моих двоюродных братьев! Как такое возможно? Конечно, мой отец тоже любил помогать мне мыться в душе, ласкал меня, делал массаж – но я всегда был склонен объяснять это чисто «родственной любовью» (хотя чувства при этом, особенно в последнее время, я испытывал далеко не родственные!). Я приоткрыл глаза и осторожно посмотрел на отца. Что будет?!! Но папа почему-то никак не отреагировал, и только молча наблюдал за нами с каким-то брезгливым любопытством. Мой писюн в дядиных руках тем временем уже окончательно окреп…
— Вот так, Валечка, вот та-ак, мой хороший, - дядя склонился надо мной, и горячее дышал мне в лицо перегаром, - щас тебе хорошо будет, сразу и кончишь, и прокакаешься…
Смущению моему не было предела – мне казалось, что от стыда у меня пылают не только щеки, но и вообще – вся голова! Я инстинктивно попытался было встать, но тут вдруг сам папа неожиданно придавил меня ботинком к песочной куче!
— Лежи, засранец!
Дядя, улыбаясь, заступился за меня – «Ну почему он засранец, он хороший мальчик!» - и принялся «обрабатывать» меня с удвоенной силой.
— Ты какай, какай, Валечка, не терпи. Как только захочешь – делай под себя прам в судно, не стесняйся…
Выбора у меня не было. Выпустив несколько порций клизмы в судно (дядя после каждого ра
за терпеливо вставлял в меня обратно наконечник) я напрягся всем телом, прогнул спину и, с трудом сдержав сладострастный стон, кончил. Единственное, чего мне в этот момент хотелось – это провалиться сквозь землю от стыда!
Дядя вытер мне попу и забрызганный живот туалетной бумагой, ласково похлопал по красной щеке ладонью и похвалил:
— Хороший мальчик!
— Хороший-то он хороший, - согласился папа, осматривая меня с ног до головы блудливым взглядом, - упрямый только! Учу его, учу, что слушаться надо, а он вот видишь – опять! Через раз почти ерепенится! То машины угоняет, то клизму «не хочу!», то то, то это…
— А как ты учишь-то его?
— Да я ж рассказывал уже…
— Не, а ты покажи лучше, - похотливо поглядывая на меня, предложил дядя, - а потом я тебе покажу, как я своих…
— А что? – с плохо скрываемым энтузиазмом согласился отец.- Козлы готовы, за машину он не получил еще…
Мужчины подняли меня с земли на ноги, и папа привычным движением поставил меня раком над козлами (дома у нас таких конечно не было, но он частенько ставил меня так над столом, ванной или кроватью). Я приготовился к худшему.
— Вот так я его обычно…-отец замахнулся и, придерживая меня за поясницу, с силой шлепнул меня рукой по попе. Удар получился очень чувствительным, и я, пискнув, дернулся от боли.
— Ой, ну не надо, ребят, зачем вы его, - попыталась заступиться за меня тетя Люда, - он и поработал тут, и вообще…
— Да он показывает просто! – возразил дядя Женя.
— Да, показываю… - возбужденно засопев, отец снова замахнулся, и обрушил на меня второй удар.- Щас я ему покажу, блядь… За машину!
Шлепки посыпались на меня один за одним, и я задергался над козлами и завертел попой, как шлюха. Вскоре отец снял ремень, и стал стегать меня им – сначала несильно, а потом, войдя во вкус - все более и более ожесточенно. Я не выдержал и стал постанывать, с силой вцепившись руками в козлы. Попа моя горела огнем, но больше всего напрягала даже не порка как таковая, а сам факт – меня порют не просто за проступок, но и просто для того, чтобы ПОКАЗАТЬ, НА ПОТЕХУ!
Неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, если бы в дело не вмешался дядя Женя:
— Ну понятно, дай я покажу теперь… Я вот так своих…
Дядя не стал придавать моему телу другую позу, а только встал рядом со мной, если можно так выразиться, «валетом», и крепко обхватил меня левой рукой за талию, схватив при этом и сжав в кулаке мои яйца:
— Видишь, я держу его, чтоб не дергался… Валюш, ноги расставь пошире!.. Хе-хе-хе…
И плотный, сильный дядя Женя стал смачно шлепать меня по попе, отчего моя исполосованная уже ремнем задница затряслась, как осиновый лист. Я заскулил и уткнулся головой в козлы, на глазах выступили слезы.
— Во, а иногда я руки связываю им, - дядя Женя достал из кармана кусок бечевки, и спутал мне спереди запястья,- чтоб дергались меньше.
Он продолжил охаживать мою задницу, периодически делая перерывы, и грубо лаская мои ягодицы, промежность и яйца. ТАК, постоянно чередуя порку с ласками, меня наказывали в первый раз – ощущения оказались сильными и яркими, и я снова начал возбуждаться.
— Во, и у моих тоже от порки встает! – усмехнулся дядя Женя. – Все они, пацаны, такие…
С этими словами он попросил у отца ремень, и начал пороть меня им – но не сразмаху, а сложив вчетверо, стегая не так сильно, но часто. Сильные приступы боли от редких мощных ударов сменились одним почти непрерывным, «ноющим» болевым ощущением, которое охватило все мои ягодицы и заставило меня запрыгать, стоя раком, на одном месте. Дядя засмеялся, и только крепче сжал мои яйца:
— Терпи, козленок, ща я те опять хорошо сделаю…
Второй раз я кончал уже, стоя над козлами, с введенным в попу наконечником, который на этот раз не был подсоединен к клизме. Дядя Женя то и дело надавливал на него пальцем, и только довольно усмехался, глядя, как я морщусь от стыда и плохо скрываемого удовольствия…
— Ну чё, ладно – давай отпустим его пока? – спросил отца дядя, когда все было (извиняюсь за каламбур) кончено.
— Да, можно… - с удовлетворением, как мне показалось, ответил отец, наливая себе в стакан водки…
Я натянул плавки, и поспешно убежал с участка, прямо через кусты, к речке. Погода была хотя и не холодная, но солнце скрылось за облаками – так что народу на диком пляже было совсем немного. Я отошел подальше от людей, за заросли камыша и, войдя неглубоко в воду, присел, спустив плавки. Холодная вода приятно обожгла выпоротую попу, и я закайфовал, прикрыв глаза и опустив голову. Из члена в речку брызнула тугая струйка мочи – я не писал с самого утра, и это доставило мне дополнительное удовольствие. И вдруг…
— Ты чё здесь делаешь, гаденыш? А?
Я вскинул голову. На берегу, метрах в шести от меня, стоял незнакомый мужик лет 45-ти, по виду рыбак, и недовольно теребил в руках какую-то веревку.
— Я? Я… ничего… купаюсь! – резко натянув плавки, я быстро выпрямился и встал, полуобнаженный, перед мужчиной. Он внимательно осмотрел меня:
— Это ты мой телевизор спер?!
— Какой… телевизор? – не понял я.
— А ты не знаешь, да? – мужик выругался трехэтажным матом, и сплюнул себе под ноги. – Сеть такая! Не ты спер, скажешь?.. Ага, как же – не ты! И пришел сюда придурок опять, на то же место, думал – я второй тебе на том же месте поставлю?! А ну иди сюда, блядь…
Глядя мужику прямо в глаза я, словно под гипнозом, двинулся к нему и вышел на берег, наивно надеясь на то, что недоразумение сейчас разъяснится. Но рыбак тут же схватил меня за ухо:
— Ты знаешь вообще, что бывает за такое? Что с такими крысятами как ты, делают?! Ты ж у своих воруешь, у соседей!...
Нагнув меня за ухо, мужик несколько раз стеганул меня веревкой через плавки, потом спустил их до колен и стал стегать меня по голой попе.
— Да ты, я вижу, получил уже сегодня? Что, тоже у соседей чё-нибудь скрысил, да? Или может деньги спер? У родного отца?... – приговаривал он.
— Дядь, не надо! – только и сумел прохрипеть я.
— «Не надо»! Я те покажу, сука «не надо»!..
Извиваясь от боли, я резко дернулся, вырвался из рук моего мучителя (чуть не оторвав ухо), и бросился в реку…
— Если телевизор не принесешь, я тебя выебу ваще блядь! – донеслось до меня сквозь плеск воды. Я нырнул, сделал несколько энергичных гребков и, только оказавшись уже почти на середине реки, обнаружил, что я плыву без плавок. Вынырнув, я оглянулся. Поверхность воды была подернута крупной рябью, и плавок нигде не было видно. На берегу, матерясь, скидывал с себя одежду мужик. Я снова отвернулся от него и поплыл изо всех сил – настолько быстро, насколько это только было возможно…
Через несколько минут я – полностью обнаженный, трижды выпоротый, обессилевший, выполз через камыши на противоположный берег. Рыбак, видимо, передумал догонять меня вплавь…
И что же это такое! Я чуть не заплакал. Трижды! За один день! Сколько можно! И это унижение – публичное клизмирование, да еще и на глазах у тети Люды…
Пробираясь, стыдливо прикрыв свое «хозяйство» руками, через кусты обратно на участок, я вдруг подумал, что теперь я могу схлопотать по попе еще раз – за то, что потерял плавки. Я уже выдумал тупую отмазку, и надеялся уговорить папу хотя бы отложить порку до завтра, но моим надеждам не суждено было сбыться…
Получив сполна по заднице широким неотшлифованным бруском, я был поставлен на час в угол, и «сверкал» оттуда своей красной, в занозах от бруска, попкой, пока мужчины добивали запасы водки. Ближе к вечеру меня, наконец, покормили, и приказали, несмотря на «детское» еще время, идти спать – «Чтоб не болтался неизвестно где, и не терял плавки…».
Рухнув на кровать голой попой кверху (лежать на спине, и тем более в трусах, я уже не мог), я зарылся носом в подушку. Дверь тихонько отворилась, и в комнату вошла тетя Люда. Я попытался было прикрыться пододеяльником, но она остановила меня, присела рядом на кровать, и поставила рядом на табуретку какой-то поднос, накрытый сверху белым льняным полотенцем.
— Болит попка? Я тебе помогу, Валечка, - сказала она, слегка прикоснувшись к моим ягодицам кончиками пальцев. Тетя Люда сняла полотенце с подноса, и я, обернувшись, увидел на нем краем глаза какие-то пузырьки, маникюрные щипчики, резиновую грушу, и еще массу каких-то предметов. Женщина склонилась над моими ягодицами, терпеливо вытаскивая одну за другой занозы щипцами, потом протерла мне попу спиртом.
— Ты не обижайся на них, ну выпили мужики, бывает… - она погладила меня по попке, и мой член неожиданно для меня самого вдруг снова начал напрягаться…
— Ты, я вижу, не успокоишься никак, - сказала с улыбкой тетя, обращаясь то ли ко мне, то ли к члену и, взяв меня за бедра, перевернула на спину. Я испуганно запротестовал.
— Да не съем я тебя, Валечка, какие ж смешные вы, мальчишки! – лаская меня руками, сказала тетя Люда.- Я ж помогла тебе, теперь ты мне приятное сделай…
Она всунула мне в попу пустую резиновую грушу и, обвив пальцами мой член, принялась за дело… Сначала она накачивала мою попку воздухом, и довольно улыбалась, когда я пукал. А потом подложила под меня судно, и стала вливать в меня воду…
Вытерев на прощание мои анус и член полотенцем, она пожелала мне спокойной ночи, и вышла из комнаты, забрав с собой весь свой «арсенал» инструментов. А я остался лежать, красный как рак, на кровати, тупо пытаясь сообразить, что это было…
***
После этого случая я всегда старался любыми способами отмазываться от поездок к дяде на дачу, и долго старался не пересекаться с тетей и дядей в любых других ситуациях.
И хотя я постоянно пытался успокоить себя тем, что со мной вроде «ничего ТАКОГО» там не сделали – чувство жгучего стыда возвращалось всякий раз, как только я вспоминал о той поездке. Причем больше всего меня напрягало то, что это был не просто стыд, а стыд ВОЗБУЖДАЮЩИЙ! И прошло еще немало времени, прежде чем я научился получать удовольствие именно от таких вот стыдных, унизительных ситуаций…