Острия времени
Н. еще стояла на коленях, упав грудью на кровать, и я слышал, как ее частые вздохи становились все реже. Я лежал на спине, перебирая мгновения, доставляющие чистое наслаждение без желания только в той сладкой слабости, что наступает после оргазма. Без всякого желания, но с теплом, обволакивающим весь образ так, что он становится навсегда принадлежащим тебе, я вспомнил ее первый робкий всхлип, когда, тяжело дыша, напряженный, я входил в нее, беззащитную и соблазнительную; услышав его, я тут же замер и перевел тяжелый от желания взгляд на ее лицо. Ее глаза были скошены и почти не двигались, только собирающаяся влага придавала им кружащийся блеск; через секунду она тоже взглянула на меня, по ее лицу пробежала тень отчаянной просьбы, и она, едва не плача, как бы на последних силах со всей отчетливостью произнесла: «трахай меня».
От удивления я медлил, уставившись на ее грудь... Тут же она предстает перед мной уже несколько минут спустя, полной и упругой, ритмично сотрясающейся от напора, с каким она сама трахала меня сверху. Я с благоговением глядел на ее прекрасное тело, все из изгибов и тайных поворотов, в которых скрывается наслаждение. Одной рукой она мимолетно оперлась о мою грудь, со стоном продолжая скачку, и ее ногти царапали мою кожу, сжимаясь в такт тому, что сжималось в ней. Эти же руки — уже без острых, страстных ногтей, подгоняющих страсть самца, но мягкие руки девственницы, впервые касающиеся мужчины, мягко проводят по моему члену, опускаются сзади, лаская яички, и она вся подается вперед, нежными лентами скользя по мне, ставшему разгоряченному фаллосу в руках наслаждающейся игрой львицы. И ее личико — в моей...
— Ты сделаешь что-нибудь?
Я очнулся.
— Сделай, иначе... — проговорила она в подушку, подняла на меня глаза и добавила: — Мне мало.
— Мы занимаемся...
— А мне не хватает! — вдруг вскрикнула она с раздраженным видом. — Ты знаешь меня и то, что со мной было. Я больше ни о чем не могу думать, когда хочу, кроме тебя, — она прильнула к моей ноге, осторожно перебирая ручками выше, — твоих рук, дрожи, когда ты впервые входишь... — она была в моих ногах, и я чувствовал, как сосок на ее левой груди, трущейся о мою ногу, твердеет... — думать о тебе и о других парнях, — закончила она.
Уже не в первый раз я переживал эти атаки, объясняя, почему она хочет слишком часто — и ни один мужчина не сможет ее удовлетворить, поэтому откинул ее руки, приподнялся на подушке и опустил ноги на пол, намереваясь уйти в душ. Она свернулась, как обиженный зверенок, и бросила: «Как маленький мальчик».
Испуганное, закрывающееся руками, покрасневшее, с искаженными чертами оказалось перед мной. Моя рука была поднята, секунда сознания завершилась, и я снова очнулся лишь через одну — все то же, только алая струйка стекает с губ, а зажмуренные глаза бессильно укрыты руками.
— Уберись, — запекшимся, хриплым голосом произнесли губы. — Я убью тебя, если ты еще прикоснешься.
Она начала перебирать слабыми руками, пытаясь перевернуться на живот и сжать ноги, и я увидел, как она тонка; ее когти сломаются на раз, груди покроются следами ударов, от которых она будет не в силах сдержать слезы, все тайны будут вывернуты и разоблачены, а вместо удовольствия они будут приносить унизительный стыд и боль повторения. Со строгой силой я повернул ее голову ко мне, встретившись с большими испуганными глазами, которые щурились и старались закрыться.
— Я взрослый мужчина с большим членом, — медленно проговорил я, приблизившись к ее лицу. — Я взрослый мужчина. Повтори.
Лицо ее тут же искривилось в издевательской улыбке.
— Ты мальчик! — с садистским удовольствием крикнула она
смеясь. — Твой член...
Проведя руками по ее волосам, словно лапами, я сомкнул их на ее шее. Ее пальчики тут же потянулись ко мне, стараясь укусить, поранить, оторвать мои руки, и конвульсивно били по ним, пока ее лицо заливали алые пятна, а губы старались выговорить какие-то слова.
— Я взрослый мужчина с большим членом, — с жестокой расстановкой проговорил я ничего не значащую в другое время фразу и сильнее сжал руки, отчего настины пальчики обмякли, слабое тело, которое до этого билось под мной, обмякло, а на ее лице проступили слезы, каких я до сих пор никогда не видел.
— Ты... — едва слышно шептала она. — взрослый... муж...
Она почти задохнулась, и я, благодаря счастливому порыву, отдернул руки, со страхом глядя на ее изогнутую в спазме фигуру, медленно приходящую в себя. Ее дыхание становилось все сильнее, она закашлялась, и все ее тело, собравшись, с прекрасной легкостью раскинулось вновь. Между ног блестела заманчивая впадина. Ее глаза слегка скосились на меня, а руки для чего-то опустились на левую грудь, волнистыми движениями закрывая ее от меня. Ее губа была разбита. Я едва не убил Н., но она снова жива и должна сказать то, что должна.
— Говори, — сказал я, опустив глаза, но образы еще соблазнительнее ворвались в память. Удар по ритмично движущейся попе, короткий стон, напряжение внутри, рука, бродящая в ее мокрой промежности, длинные волосы, мой член, заполнивший ее ротик, и ее глаза, глядящая на меня с наслаждением и просьбой. — Ну же!
Она решилась молчать и неподвижно выдерживала мой взгляд, облизывая губы. Раз, два, три. Мой член стоял, подрагивая от изнеможения.
Одним быстрым рывком я перевернул эту дрянь на ее грудь. «Не души, не надо!» — неожиданно вскрикнула она плачущим тоном, мягкая и не сопротивляющаяся, и продолжала всхипывать, повторяя, но я был на ней. Раздвинув ее ноги, я, как животное, опершееся на задние ноги за самкой, проник горящим фаллосом внутрь и сразу, без остановок, взглядов в глаза, нежностей и поцелуев, вдвинул его так глубоко, как никогда раньше, вынул, наотмашь ударил по ее полной попе, и проник опять. bеstwеаpоn Я не замечал времени; только ее всхлипы лишались слов, сливаясь со стонами, полными боли, желания, удовольствия и унижения. Я стонал тоже, и говорил, едва различая слова, перетекающие одни в другие, сливающиеся и расходящиеся, как я в Н., и она во мне: «Нимфеточная мразь... сколько в твоей дырке было? Шлюха, ложишься под... так у тебя еще не было? не было?»
Мы зашлись в безостановочном движении, я трепал ее волосы, тянул грудь, выкручивая соски, бил по попе, она ударяла руками, билась, подмахивая невпопад, стонала в истерике, а внутри сжималась от оргазмов. На одном из них я услышал, как среди ее беспорядочных звуков различимы произносимые с истомой слова: «Ты... взрослый... мужчина... « Весь я напрягся: Н. полностью моя. С ее глазами, ротиком, голосом, русыми волосами, выступающей грудью, попой, мокрыми трусиками, дурманящим запахом ее промежности и принадлежащей только моему желанию киской. И с ее желанием, с которым она хочет меня — и любит.
Забывшись, весь содрогаясь и почти падая, я последний раз зашел в Н., и оргазм захватил меня, превратив в дрожащий от сладости и любви лист, с последними движениями фаллоса наполняющим теплотой свою любимую девушку. Какие нежные плечи с задержавшейся на мгновение прядью у ключиц... Какие тихие вздохи неслышимых шелковых слов... Кажется, я различаю: «И... у тебя... большой...»
Я насмешливо улыбнулся, но тут же радость, обнимающей собой все, и девушку, что любит меня, овладела мной. Я рассмеялся и склонился к ее ушку, чтобы с той же неожиданностью ответить шепотом.
От удивления я медлил, уставившись на ее грудь... Тут же она предстает перед мной уже несколько минут спустя, полной и упругой, ритмично сотрясающейся от напора, с каким она сама трахала меня сверху. Я с благоговением глядел на ее прекрасное тело, все из изгибов и тайных поворотов, в которых скрывается наслаждение. Одной рукой она мимолетно оперлась о мою грудь, со стоном продолжая скачку, и ее ногти царапали мою кожу, сжимаясь в такт тому, что сжималось в ней. Эти же руки — уже без острых, страстных ногтей, подгоняющих страсть самца, но мягкие руки девственницы, впервые касающиеся мужчины, мягко проводят по моему члену, опускаются сзади, лаская яички, и она вся подается вперед, нежными лентами скользя по мне, ставшему разгоряченному фаллосу в руках наслаждающейся игрой львицы. И ее личико — в моей...
— Ты сделаешь что-нибудь?
Я очнулся.
— Сделай, иначе... — проговорила она в подушку, подняла на меня глаза и добавила: — Мне мало.
— Мы занимаемся...
— А мне не хватает! — вдруг вскрикнула она с раздраженным видом. — Ты знаешь меня и то, что со мной было. Я больше ни о чем не могу думать, когда хочу, кроме тебя, — она прильнула к моей ноге, осторожно перебирая ручками выше, — твоих рук, дрожи, когда ты впервые входишь... — она была в моих ногах, и я чувствовал, как сосок на ее левой груди, трущейся о мою ногу, твердеет... — думать о тебе и о других парнях, — закончила она.
Уже не в первый раз я переживал эти атаки, объясняя, почему она хочет слишком часто — и ни один мужчина не сможет ее удовлетворить, поэтому откинул ее руки, приподнялся на подушке и опустил ноги на пол, намереваясь уйти в душ. Она свернулась, как обиженный зверенок, и бросила: «Как маленький мальчик».
Испуганное, закрывающееся руками, покрасневшее, с искаженными чертами оказалось перед мной. Моя рука была поднята, секунда сознания завершилась, и я снова очнулся лишь через одну — все то же, только алая струйка стекает с губ, а зажмуренные глаза бессильно укрыты руками.
— Уберись, — запекшимся, хриплым голосом произнесли губы. — Я убью тебя, если ты еще прикоснешься.
Она начала перебирать слабыми руками, пытаясь перевернуться на живот и сжать ноги, и я увидел, как она тонка; ее когти сломаются на раз, груди покроются следами ударов, от которых она будет не в силах сдержать слезы, все тайны будут вывернуты и разоблачены, а вместо удовольствия они будут приносить унизительный стыд и боль повторения. Со строгой силой я повернул ее голову ко мне, встретившись с большими испуганными глазами, которые щурились и старались закрыться.
— Я взрослый мужчина с большим членом, — медленно проговорил я, приблизившись к ее лицу. — Я взрослый мужчина. Повтори.
Лицо ее тут же искривилось в издевательской улыбке.
— Ты мальчик! — с садистским удовольствием крикнула она
смеясь. — Твой член...
Проведя руками по ее волосам, словно лапами, я сомкнул их на ее шее. Ее пальчики тут же потянулись ко мне, стараясь укусить, поранить, оторвать мои руки, и конвульсивно били по ним, пока ее лицо заливали алые пятна, а губы старались выговорить какие-то слова.
— Я взрослый мужчина с большим членом, — с жестокой расстановкой проговорил я ничего не значащую в другое время фразу и сильнее сжал руки, отчего настины пальчики обмякли, слабое тело, которое до этого билось под мной, обмякло, а на ее лице проступили слезы, каких я до сих пор никогда не видел.
— Ты... — едва слышно шептала она. — взрослый... муж...
Она почти задохнулась, и я, благодаря счастливому порыву, отдернул руки, со страхом глядя на ее изогнутую в спазме фигуру, медленно приходящую в себя. Ее дыхание становилось все сильнее, она закашлялась, и все ее тело, собравшись, с прекрасной легкостью раскинулось вновь. Между ног блестела заманчивая впадина. Ее глаза слегка скосились на меня, а руки для чего-то опустились на левую грудь, волнистыми движениями закрывая ее от меня. Ее губа была разбита. Я едва не убил Н., но она снова жива и должна сказать то, что должна.
— Говори, — сказал я, опустив глаза, но образы еще соблазнительнее ворвались в память. Удар по ритмично движущейся попе, короткий стон, напряжение внутри, рука, бродящая в ее мокрой промежности, длинные волосы, мой член, заполнивший ее ротик, и ее глаза, глядящая на меня с наслаждением и просьбой. — Ну же!
Она решилась молчать и неподвижно выдерживала мой взгляд, облизывая губы. Раз, два, три. Мой член стоял, подрагивая от изнеможения.
Одним быстрым рывком я перевернул эту дрянь на ее грудь. «Не души, не надо!» — неожиданно вскрикнула она плачущим тоном, мягкая и не сопротивляющаяся, и продолжала всхипывать, повторяя, но я был на ней. Раздвинув ее ноги, я, как животное, опершееся на задние ноги за самкой, проник горящим фаллосом внутрь и сразу, без остановок, взглядов в глаза, нежностей и поцелуев, вдвинул его так глубоко, как никогда раньше, вынул, наотмашь ударил по ее полной попе, и проник опять. bеstwеаpоn Я не замечал времени; только ее всхлипы лишались слов, сливаясь со стонами, полными боли, желания, удовольствия и унижения. Я стонал тоже, и говорил, едва различая слова, перетекающие одни в другие, сливающиеся и расходящиеся, как я в Н., и она во мне: «Нимфеточная мразь... сколько в твоей дырке было? Шлюха, ложишься под... так у тебя еще не было? не было?»
Мы зашлись в безостановочном движении, я трепал ее волосы, тянул грудь, выкручивая соски, бил по попе, она ударяла руками, билась, подмахивая невпопад, стонала в истерике, а внутри сжималась от оргазмов. На одном из них я услышал, как среди ее беспорядочных звуков различимы произносимые с истомой слова: «Ты... взрослый... мужчина... « Весь я напрягся: Н. полностью моя. С ее глазами, ротиком, голосом, русыми волосами, выступающей грудью, попой, мокрыми трусиками, дурманящим запахом ее промежности и принадлежащей только моему желанию киской. И с ее желанием, с которым она хочет меня — и любит.
Забывшись, весь содрогаясь и почти падая, я последний раз зашел в Н., и оргазм захватил меня, превратив в дрожащий от сладости и любви лист, с последними движениями фаллоса наполняющим теплотой свою любимую девушку. Какие нежные плечи с задержавшейся на мгновение прядью у ключиц... Какие тихие вздохи неслышимых шелковых слов... Кажется, я различаю: «И... у тебя... большой...»
Я насмешливо улыбнулся, но тут же радость, обнимающей собой все, и девушку, что любит меня, овладела мной. Я рассмеялся и склонился к ее ушку, чтобы с той же неожиданностью ответить шепотом.