Последней фразой он задел авторское самолюбие Надюши, как говорится, за живое. И она, необычайно волнуясь и сомневаясь в успехе задуманного хитроумным любовником, всё-таки согласилась.
В качестве приготовления к эксперименту Юра съездил в крепость и привёз оттуда одолженный у реставраторов инвентарь. Это был лёгкий, высотой в два метра, разборной стеллаж из алюминиевых уголков и решёток, перед сборкой любовники тщательно вымыли в пене стирального порошка все его части. Затем сооружение было установлено в центре комнаты, для чего пришлось повернуть кровать и отодвинуть к стенам прочую мебель.
— Готова, девочка? — Спросил Юра Надюшу, столь же лиричным голосом, как на летнем побережье, и она взволнованно кивнула в ответ.
Тогда он её полностью раздел, взял на руки, приподнял вверх и уложил ничком на верхнюю решётку стеллажа. Надюша оказалась под самым потолком, почти касаясь лопатками стеклянного полушария плафона, который после смены лампочки Юрой излучал мягкое голубоватое сияние. Повернув голову, она увидела обстановку помещения с высоты: маленькие стулья, микроскопическую обувь в углу, и, можно сказать, впервые посмотрела свысока на своего античного бога. Но это не вызвало у неё восторга: ещё влажная от помывки поверхность стеллажа была прохладной и очень гладкой, и сразу возникло ощущение, что при одном неловком движении она может, соскользнув, свалиться оттуда.
— Мне страшно! Сними меня, пожалуйста! — Воскликнула Надюша.
— Не бойся, я ведь никуда не ухожу, — успокаивающе сказал Юра, нежно дотрагиваясь подушечками пальцев до её ягодиц и плечей. Надюша никогда бы не подумала, что в таком положении от звука красивого мужского голоса и уверенно-мягкой тактильности его пальцев она способна преодолеть страх, а точнее сказать — от возбуждения потерять голову.
— Ну пожалуйста… — проныла она уже тише, а потом просто расслабилась, как медуза на поверхности моря. И стало вдруг жутко интересно: а получится ли то весёлое сумасбродство, которое он задумал?
— Готова к прочтению новой страницы эротической Библии? — С провокаторским задором спросил он.
— А больно не будет? — Капризно и насмешливо уточнила она, хотя хорошо понимала, что Юра не имеет ни малейшей склонности к мучительству, если не считать лёгких утренних шлепков по её попе и умышленного периодического затягивания своего оргазма.
— Будет нестерпимо приятно, — уверенно ответил он. — От тебя требуется, как говорится, только расслабиться и получать удовольствие. Но если вдруг происходящее не понравится тебе, тогда сосчитай до десяти и скажи громко: «Концерт окончен!» Это будет наше условное выражение, и я тогда сразу сниму и укрою тебя.
— И всё-таки, — капризно хмыкнула Надюша. — Не проще ли было всё-таки провести время в постели? Не вышло бы как в том анекдоте. Не слыхал такого? Один мужик заманил любовницу в ванную — а там красивые свечи горят, шёлковые занавески вокруг, аромат дымящихся благоуханий. Хочу, говорит ей, трахнуть тебя как восточную княжну! Ну, давай, соглашается дама. Но вдруг, в самый неподходящий момент она задницей опрокидывает свечу, занавески моментально загораются — дым, крик, Содом и Гоморра! И вот они сидят на полу ванной, все в копоти, откашливаются, и дама упрекает мужика: ты мудак, не мог меня трахнуть по-русски, без этой бл…й экзотики!…
— Не бойся, — рассмеявшись, ответил Юра. — Ты ведь журналистка, и всё новое, неизведанное должно быть интересно тебе, не правда ли?
— Ну конечно, правда. Я просто волнуюсь немного, боюсь не оправдать твоих ожиданий…
— Этого вообще не бойся. Единственная цель моего замысла — твоё наслаждение. Как только ты решишь, что в этом плане вышло фиаско, останавливай наш спектакль. И в этом случае обещаю искупить вину за неоправданные ожидания другим способом…
— Ну хорошо, хорошо… — Надюша прищурила веки, чувствуя блаженное замирание сердца, точно такое же, как и прошлым летом на берегу, когда он впервые дотронулся до неё.
— Итак, «Посейдон и русалка», — торжественно произнёс Юра. — История вторая!
С его смартфона зазвучали таинственно-вкрадчивые звуки танца феи Драже из «Щелкунчика», с лёгким скрипом отворилась входная дверь… и на пороге комнаты Надюша увидела Альберта Моисеевича! Хотя она и знала, что он будет участвовать в эксперименте, но сейчас его явная смущённость и трусливо опущенный
взгляд покоробили её. Руководитель проекта был в безукоризненном чёрном костюме-тройке с белоснежной рубашкой, от него пахло изысканным парфюмом, — однако храбрости пожилому еврею всё это не прибавляло.
Если бы не подбадривающий взгляд Юры, почтенный профессор, наверное, всё-таки сбежал бы из комнаты прочь, проваливая весь замысел.
Надюша пожалела старика, оказавшего неоценимую помощь в её командировке, и, выполняя предназначенную ей роль, осторожно отползла чуть назад по скользкой поверхности, таким образом, чтобы пальчики её ног свободно отвисли с заднего края решётки.
— Ну что вы, дорогой мой, не стесняйтесь, — вполголоса подбодрил старика Юра. — Вы же сами говорили, как вам нравятся её ножки! Тореадор, смелее в бой!
Профессор платочком вытер вспотевший лоб, снял очки, и, близоруко щурясь, подошёл к стеллажу сзади. Юра подставил стул как раз под свисающими спупнями Надюши, помог профессору взобраться на этот стул и начал его придерживать за спинку, не доверяя прочности старой гостиничной мебели.
Лицо старика поравнялось с пятками Надюши, а глазам представилась чарующая картина привольно раскинувшихся её роскошных округлостей с трогательным розовым ущельицем под холмами ягодиц. Однако любоваться прелестями журналистки было и чересчур стыдно, и некогда: прямо перед глазами профессора игриво шевелились маленькие, невероятно изящные белоснежные пальчики женских ножек. И он принялся покрывать их робкими, отчаянными поцелуями…
Сначала ей было просто забавно, потом, когда губы старика переместились к её пяткам и нежным складкам подошв, сделалось щекотно и прямо-таки безудержно весело. Не замедлило себя ждать и дикое, небывалое возбуждение, поскольку, как потом отчётливо осознала Надюша, страсть пожилого учёного к её ножкам была для неё высшим комплиментом, ибо сама профессия старика заключала в себе неистовое стремление ко всему прекрасному и утончённому… Нагая журналистка, затрепетавшая от яркой и неведомой палитры эмоций, буквально вцепилась в алюминиевые края решётки и, уже не сдерживаясь, начала тоненько постанывать от удовольствия.
И только потому, что она пожалела трясущиеся губы профессора («Как бы, чего доброго, его ещё не хватил инфаркт от избытка чувств!»), а вовсе не желая завершения, Надюша заставила себя грустно пролепетать: «Концерт окончен…»
Юра сразу же помог старику спуститься, так сказать, с небес на грешную землю, укрыл любовницу большим полотенцем и затем, прямо с театра эротических действий, отнёс её в заранее приготовленную ванну с горячей водой и густой перламутровой пенкой…
А потом они долго пили коньячок, обмениваясь тостами в честь красоты, любви и монументальных памятников истории, благодаря которым собрались вместе. Предусмотрительно разобрав стеллаж и расставив мебель по своим местам, пригласили к столу и тётю Оксану, которая сначала немного смущалась торжественного костюма и блеска очков «пана директора реставрации», но после третьей оттаяла и напоследок искренне пожелала своим постояльцам доброго и лёгкого пути.
И только в первом часу ночи Юрий, отвезя профессора домой, в съёмную квартиру неподалёку и оставив там заодно разобранный стеллаж, чтобы не ездить выпившим к крепости через весь городок, вернулся к нетерпеливо ожидавшей его любовнице.
Сколько всего не перепробовали они в постели за истекшие три дня, сейчас их возбуждение было настолько огромным, что они не захотели раскрывать объятий даже после взаимно достигнутой жаркой вспышки. Так и задремали, повернувшись на бочок и плотно прижимаясь друг к дружке, и ещё два или три раза соединялись в полудрёме — хоть и рассеянно и без всяких затей, зато искренне и гипнотически-сладко…
— А что касается твоего удовольствия — фокус вроде бы удался! — Сказал Юра утром, провожая её на поезд. — Только насчёт литературного осмысления страсти существует одно маленькое полезное правило. Чтобы уж слишком восторженно не относиться к новым любовным экспериментам, желательно говорить о них не ранее, чем через пять дней. Тогда эмоциональная пена спадёт и останутся только приятное послевкусие, устойчивые образы новых чувств. И лишь после этого, если желание сохранится, можешь смело публиковать эротический отчёт о нашей поездке.
И по истечении пяти дней, начав записывать свои впечатления ещё в поезде, Надюша выложила эту забавную историю в сети.
В качестве приготовления к эксперименту Юра съездил в крепость и привёз оттуда одолженный у реставраторов инвентарь. Это был лёгкий, высотой в два метра, разборной стеллаж из алюминиевых уголков и решёток, перед сборкой любовники тщательно вымыли в пене стирального порошка все его части. Затем сооружение было установлено в центре комнаты, для чего пришлось повернуть кровать и отодвинуть к стенам прочую мебель.
— Готова, девочка? — Спросил Юра Надюшу, столь же лиричным голосом, как на летнем побережье, и она взволнованно кивнула в ответ.
Тогда он её полностью раздел, взял на руки, приподнял вверх и уложил ничком на верхнюю решётку стеллажа. Надюша оказалась под самым потолком, почти касаясь лопатками стеклянного полушария плафона, который после смены лампочки Юрой излучал мягкое голубоватое сияние. Повернув голову, она увидела обстановку помещения с высоты: маленькие стулья, микроскопическую обувь в углу, и, можно сказать, впервые посмотрела свысока на своего античного бога. Но это не вызвало у неё восторга: ещё влажная от помывки поверхность стеллажа была прохладной и очень гладкой, и сразу возникло ощущение, что при одном неловком движении она может, соскользнув, свалиться оттуда.
— Мне страшно! Сними меня, пожалуйста! — Воскликнула Надюша.
— Не бойся, я ведь никуда не ухожу, — успокаивающе сказал Юра, нежно дотрагиваясь подушечками пальцев до её ягодиц и плечей. Надюша никогда бы не подумала, что в таком положении от звука красивого мужского голоса и уверенно-мягкой тактильности его пальцев она способна преодолеть страх, а точнее сказать — от возбуждения потерять голову.
— Ну пожалуйста… — проныла она уже тише, а потом просто расслабилась, как медуза на поверхности моря. И стало вдруг жутко интересно: а получится ли то весёлое сумасбродство, которое он задумал?
— Готова к прочтению новой страницы эротической Библии? — С провокаторским задором спросил он.
— А больно не будет? — Капризно и насмешливо уточнила она, хотя хорошо понимала, что Юра не имеет ни малейшей склонности к мучительству, если не считать лёгких утренних шлепков по её попе и умышленного периодического затягивания своего оргазма.
— Будет нестерпимо приятно, — уверенно ответил он. — От тебя требуется, как говорится, только расслабиться и получать удовольствие. Но если вдруг происходящее не понравится тебе, тогда сосчитай до десяти и скажи громко: «Концерт окончен!» Это будет наше условное выражение, и я тогда сразу сниму и укрою тебя.
— И всё-таки, — капризно хмыкнула Надюша. — Не проще ли было всё-таки провести время в постели? Не вышло бы как в том анекдоте. Не слыхал такого? Один мужик заманил любовницу в ванную — а там красивые свечи горят, шёлковые занавески вокруг, аромат дымящихся благоуханий. Хочу, говорит ей, трахнуть тебя как восточную княжну! Ну, давай, соглашается дама. Но вдруг, в самый неподходящий момент она задницей опрокидывает свечу, занавески моментально загораются — дым, крик, Содом и Гоморра! И вот они сидят на полу ванной, все в копоти, откашливаются, и дама упрекает мужика: ты мудак, не мог меня трахнуть по-русски, без этой бл…й экзотики!…
— Не бойся, — рассмеявшись, ответил Юра. — Ты ведь журналистка, и всё новое, неизведанное должно быть интересно тебе, не правда ли?
— Ну конечно, правда. Я просто волнуюсь немного, боюсь не оправдать твоих ожиданий…
— Этого вообще не бойся. Единственная цель моего замысла — твоё наслаждение. Как только ты решишь, что в этом плане вышло фиаско, останавливай наш спектакль. И в этом случае обещаю искупить вину за неоправданные ожидания другим способом…
— Ну хорошо, хорошо… — Надюша прищурила веки, чувствуя блаженное замирание сердца, точно такое же, как и прошлым летом на берегу, когда он впервые дотронулся до неё.
— Итак, «Посейдон и русалка», — торжественно произнёс Юра. — История вторая!
С его смартфона зазвучали таинственно-вкрадчивые звуки танца феи Драже из «Щелкунчика», с лёгким скрипом отворилась входная дверь… и на пороге комнаты Надюша увидела Альберта Моисеевича! Хотя она и знала, что он будет участвовать в эксперименте, но сейчас его явная смущённость и трусливо опущенный
взгляд покоробили её. Руководитель проекта был в безукоризненном чёрном костюме-тройке с белоснежной рубашкой, от него пахло изысканным парфюмом, — однако храбрости пожилому еврею всё это не прибавляло.
Если бы не подбадривающий взгляд Юры, почтенный профессор, наверное, всё-таки сбежал бы из комнаты прочь, проваливая весь замысел.
Надюша пожалела старика, оказавшего неоценимую помощь в её командировке, и, выполняя предназначенную ей роль, осторожно отползла чуть назад по скользкой поверхности, таким образом, чтобы пальчики её ног свободно отвисли с заднего края решётки.
— Ну что вы, дорогой мой, не стесняйтесь, — вполголоса подбодрил старика Юра. — Вы же сами говорили, как вам нравятся её ножки! Тореадор, смелее в бой!
Профессор платочком вытер вспотевший лоб, снял очки, и, близоруко щурясь, подошёл к стеллажу сзади. Юра подставил стул как раз под свисающими спупнями Надюши, помог профессору взобраться на этот стул и начал его придерживать за спинку, не доверяя прочности старой гостиничной мебели.
Лицо старика поравнялось с пятками Надюши, а глазам представилась чарующая картина привольно раскинувшихся её роскошных округлостей с трогательным розовым ущельицем под холмами ягодиц. Однако любоваться прелестями журналистки было и чересчур стыдно, и некогда: прямо перед глазами профессора игриво шевелились маленькие, невероятно изящные белоснежные пальчики женских ножек. И он принялся покрывать их робкими, отчаянными поцелуями…
Сначала ей было просто забавно, потом, когда губы старика переместились к её пяткам и нежным складкам подошв, сделалось щекотно и прямо-таки безудержно весело. Не замедлило себя ждать и дикое, небывалое возбуждение, поскольку, как потом отчётливо осознала Надюша, страсть пожилого учёного к её ножкам была для неё высшим комплиментом, ибо сама профессия старика заключала в себе неистовое стремление ко всему прекрасному и утончённому… Нагая журналистка, затрепетавшая от яркой и неведомой палитры эмоций, буквально вцепилась в алюминиевые края решётки и, уже не сдерживаясь, начала тоненько постанывать от удовольствия.
И только потому, что она пожалела трясущиеся губы профессора («Как бы, чего доброго, его ещё не хватил инфаркт от избытка чувств!»), а вовсе не желая завершения, Надюша заставила себя грустно пролепетать: «Концерт окончен…»
Юра сразу же помог старику спуститься, так сказать, с небес на грешную землю, укрыл любовницу большим полотенцем и затем, прямо с театра эротических действий, отнёс её в заранее приготовленную ванну с горячей водой и густой перламутровой пенкой…
А потом они долго пили коньячок, обмениваясь тостами в честь красоты, любви и монументальных памятников истории, благодаря которым собрались вместе. Предусмотрительно разобрав стеллаж и расставив мебель по своим местам, пригласили к столу и тётю Оксану, которая сначала немного смущалась торжественного костюма и блеска очков «пана директора реставрации», но после третьей оттаяла и напоследок искренне пожелала своим постояльцам доброго и лёгкого пути.
И только в первом часу ночи Юрий, отвезя профессора домой, в съёмную квартиру неподалёку и оставив там заодно разобранный стеллаж, чтобы не ездить выпившим к крепости через весь городок, вернулся к нетерпеливо ожидавшей его любовнице.
Сколько всего не перепробовали они в постели за истекшие три дня, сейчас их возбуждение было настолько огромным, что они не захотели раскрывать объятий даже после взаимно достигнутой жаркой вспышки. Так и задремали, повернувшись на бочок и плотно прижимаясь друг к дружке, и ещё два или три раза соединялись в полудрёме — хоть и рассеянно и без всяких затей, зато искренне и гипнотически-сладко…
— А что касается твоего удовольствия — фокус вроде бы удался! — Сказал Юра утром, провожая её на поезд. — Только насчёт литературного осмысления страсти существует одно маленькое полезное правило. Чтобы уж слишком восторженно не относиться к новым любовным экспериментам, желательно говорить о них не ранее, чем через пять дней. Тогда эмоциональная пена спадёт и останутся только приятное послевкусие, устойчивые образы новых чувств. И лишь после этого, если желание сохранится, можешь смело публиковать эротический отчёт о нашей поездке.
И по истечении пяти дней, начав записывать свои впечатления ещё в поезде, Надюша выложила эту забавную историю в сети.