САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДЕНЬ
В тот день я вернулся с работы в плохом настроении. Собственно говоря, депрессии накатывали на меня тогда почти каждый день, на протяжении примерно полутора месяцев. Надо же было такому случиться! После 20-ти лет совместной жизни от меня вдруг, нежданно-негаданно, ушла жена. И ведь ничто, вроде бы, этого не предвещало. Жили мы нормально, растили сына. А тут – «Вить, я поговорить с тобой хочу серьезно. Сёмик вырос, 18 лет уже. Он поймет. Я мужчину встретила, два года мы уже с ним. Ну, такого – НОРМАЛЬНОГО. А ты ж, ну ты понимаешь – би. Друзья эти твои постоянно юные! Короче, я решила, это окончательно. Не могу больше!». Вот тебе и на! Как обухом по голове! Сорок один год бабе, а всё туда же! И как будто она не знала, что я бисексуал, с самого начала, еще до нашей свадьбы! И не принимала участия в наших весёлых бисексуальных оргиях! И что я, запрещал ей встречаться с другими мужиками, что ли? Встречайся! Только в дом не води, не на моих глазах чтоб! Вот и доигрался в «демократию».
Нет, я не говорю, что продолжал нежно и страстно любить её, как когда-то в молодости. Но – привык, привязался, и строил уже планы о том, как мы будем коротать с ней время в старости. Ну одно слово – дура! …
Разувшись, я сразу прошёл в комнату к Сёмке. Так и есть! Парень лежал на кровати, и нагло курил, хотя я постоянно просил его дымить на балконе. Рядом стояла пустая бутылка из-под водки. Не из-под пива, как раньше, а целая пустая поллитровка! После расставания с матерью мой сын отбился от рук окончательно. Конечно, я любил его по-прежнему. Но иногда мне хотелось просто сделать с ним, я не знаю, что-нибудь этакое.
— У тебя что, гости были? – спросил я, оглядывая комнату, и пытаясь определить, выпил ли он всё один, или с друзьями.
— А тебе какое дело? – голос у пацана был не пьяный. Это меня сначала успокоило, но потом, наоборот, насторожило. Стакан на столе стоял только один. Что, Сёма засосал пол-литра в одиночку, и не опьянел? И когда это он успел превратиться в алкоголика?
— Так, я сколько раз говорил тебе с отцом так не разговаривать? Мы с тобой говорили много раз уже об этом, - я начал раздражаться, - кому ты что доказать хочешь? Ну кинула мать, что теперь-то? Что ты, как мальчик маленький, протест тут свой выражаешь? Как подросток! Двенадцатилетние так реагируют! А у тебя тогда проблем не было вроде, зато сейчас – переходный возраст запоздалый! Долго ты бухать будешь? Ты посмотри на себя – красивый пацан, умный, спортивный. Что ты гробишь-то себя?!
— Отвали сказал.
— «Отвали»?! – нервы у меня были на пределе, и я взбеленился. – Мало я тебе ремня дал на прошлой неделе?! Ну, ладно. Жалею я тебя всё, жалею, а хули жалеть-то? Мамочка ушла от маленького мальчика! Пожалейте его! А у мальчика этого хуй уже больше папкиного, и ростом догнал почти! А ну снимай штаны! Сейчас я задам тебе, блядь!
«Ты у меня орать будешь, как шлюха на субботнике! Сейчас я задницу тебе до крови исполосую!» - (здесь и далее я буду приводить в кавычках мысли, которые посещали меня в те волнительные моменты, но которые я не высказывал сынишке вслух).
— Ага, сейчас. Подпрыгну только, - презрительно взглянув на меня, процедил Сёмка.
— Что? Ах ты говнюк! – я больно схватил паренька за ухо, и стащил его на пол с кровати. Сынишка шлёпнулся на жопу.
— Ай, козёл!
— Я «козёл»? Ну ладно, ты сам напросился, - я силой стянул с наглеца штаны с трусами, потом секунду подумал, и стянул футболку, оставив парня в одних носочках.
— Становись раком над столом, быстро!
«Сейчас я тебе твою попу блядскую так отделаю, что ты долго потом стоя срать будешь!»
— Не встану я! Сам раком становись там, с друзьями со своими!
— Нет, ну ты хочешь, чтоб на тебе совсем живого места не осталось, что ли? Я тебе говорил сколько раз уже – МАТЬ ЗНАЛА! Не обманывал я её! Не из-за этого она ушла, моча ей в голову стукнула просто! Что ж ты с ней не ушёл, а? Рассказали мальчику про папину ориентацию, думали он взрослый уже! А он пиздюк мелкий – каким был, таким и остался! А ну давай руки сюда!
Схватив сына за руки, я поставил его у стола, и скрутил ему своим ремнём запястья. Нагнул парня раком насильно. Потом принес из кладовки веревку, и привязал его к столу так, чтобы юноша не смог поменять позу. Вообще-то, Сёмка мог теоретически со мной и побороться, парнем он был уже достаточно сильным. Но в такие моменты он никогда почему-то этого не делал, только ругался со мной. Тогда я еще не понимал, почему.
«Ну сейчас ты у меня получишь, сучка! Оттопырил жопу, ждёшь уже? Сейчас папка задаст тебе! Приготовься стонать, как шлюха дешёвая!».
Я размахнулся, и ударил по круглой оттопыренной попе другим, Сёмкиным, ремнём со всей дури. Парень вскрикнул. «Вот так, кричи! Шлюха должна кричать, иначе какая же это шлюха?». На попке у сына ещё виднелись следы от моей прошлой, 5-дневной давности, порки. Тогда он, помнится, обозвал меня дебилом.
— Сейчас я тебя научу папку уважать! – я опять размахнулся, и хлестнул Сёму по пояснице, отчего сынишка взвыл и задёргался. Я стал сечь чаще и больнее, и вскоре с удовлетворением отметил, что у моего придурка начал подниматься пенис. На попе у него появлялись свежие, красивые красные полоски. Мой хуй тоже начал потихоньку вставать. «Это за всё тебе, малявка неблагодарная! Носились с тобой в детстве, пылинки сдували. Ну ничего! Я тебя перевоспитаю!»
— Ай, пап, не надо! Больно, блядь! – сынишка был уже надломлен, и скорее не ругал, а жалобно упрашивал меня.
— Это ты за «отвали» только получил. А за «козла» в два раза больше сейчас получишь!
— А! Ай-ай-ай! Пап, извини! Не надо!!!
— Ты каждый раз извиняешься! А потом – по новой всё! – я сменил ремень на шнур от телевизора. «Сейчас у тебя не попка будет, а картинка просто, сучка, загляденье!». Сынишка задрожал и задёргался, как осиновый лист. Я принялся хлестать ушлёпка с удвоенной силой. Задница у него плясала из стороны в сторону, а из постоянно приоткрытого рта то и дело вырывались отчаянные вопли. Я наслаждался поркой, но не испытывал из-за этого стыда. Ведь порол я сына за дело!
— Пап! Ну погоди, не надо! – парень сильно прогнул спину, и застонав, вытянул, как струнки, ноги. В глазах у него стояли слёзы. – Я обоссусь сейчас. Дай я в туалет схожу!
— Ну ладно, иди! Хотя нет, подожди, - я взял со стола пустую вазу, - отвязывать тебя, привязывать. На вот, ссы сюда!
Я взял наполовину вставший член сына в руки, и слегка залупил ему головку. Парнишка вздрогнул.
— Ссы, ссы. Что, не хочешь? Перерыв просто захотел сделать?
Пенис Сёмки слегка напрягся, потом немного уменьшился в размерах. И в вазу закапала слабенькая, невыразительная жёлтая струйка.
— Ну я так и знал! Обманщик! – я усмехнулся. – Еле выдавил из себя. Продолжаем!
— Нет, пап! А! Не надо!
Я снова начал полосовать сынишкину задницу, и вскоре на ней появились уже первые красивые аккуратные ссадинки. По ягодицам заструились маленькими струйками первые капельки крови. Пороть я умел, и знал, что следов от этого на обворожительной попе моего сына вскоре не останется.
— Ай! Папа! НУ ПАП!!! – сопляк заплакал навзрыд. – Я обосрусь сейчас! Понос у меня! Дай я в туалет схожу, пожалуйста!
— То «обоссусь», то «обосрусь», - подметил я, - ты определись уже!
— Ну правда! – жалобно всхлипнул сынишка, и как бы в подтверждение своих слов, слегка пукнул.
— Ну ладно, - я отвязал его, обнял за талию, и повёл по направлению к сан-узлу.
— Руки развяжи, - попросил Сёмик.
— А шнурки не погладить тебе? – я шлёпнул сына по заду. – Так будешь срать. А то потом связывай опять тебя! Давай, садись на унитаз.
Потрясённый, Сёмка сел. Я стоял с ним рядом, и смотрел сверху вниз на тужившегося изо всех сил подо мной голого сынишку.
— Пап, ну может, выйдешь ты? – всё ещё всхлипывая, тихо спросил паренек.
— ЩаЗ! Я проверить хочу, правду ты говоришь, или притворяешься. Сри давай! – я влепил сыну хорошую оплеуху. Парнишка опять напрягся, но издал только один тихий, малоубедительный пук.
— Так я и знал! Сейчас ты и за враньё еще у меня получишь!
— Нет, я правда хочу, - заныл Сёмчик, - у меня запор просто, я хочу, а не получается!
— Так понос у тебя, или запор? – я схватил сына за волосы, и поднял ему голову. – Что, сам не знаешь?
— Запор. Но я чувствую, что я обосраться могу в любую минуту.
— Так не бывает!
— Бывает. Пап, правда!
— Ну совсем ты заврался! – я стащил Сёмку за волосы с унитаза, и ткнул его носом в пол. Потом ударил несколько раз, больно, ладонью по попе. – Я по-любому буду пороть тебя, пока ты бухать и обзываться не перестанешь, понимаешь ты это?
— Я не буду, пап! Я правда обосраться могу!
— Да? Обосраться? Ну, за язык тебя не тянул никто!
Я открыл воду, заткнул раковину пробкой, и бросил туда кусок мыла. Затем достал с полки над унитазом спринцовку. «Давно я тебя не клизмил, ушлёпок! Но сейчас ты вспомнишь у меня. Это не просто очистительная или питательная клизма будет, а ВОСпитательная!». Я растворил мыло прямо в раковине, в прохладной воде, и набрал первую спринцовку. Потом послюнил палец, и воткнул его в жопу засранцу.
— Ай, пап! Что ты делаешь?!
— Клизму тебе ставлю. Чтоб всё говно вымыть из тебя, чтоб ничто нам не мешало больше.
— А! – сынишка вскрикнул, потому что я начал грубо орудовать пальцем у него в заднице. «Терпи, терпи, шлюшка. Эх, выебать бы тебя сейчас!». Немного подвигав пальцем туда-сюда, я вытянул его наружу почти чистым. «Ну конечно, понос, запор у тебя! Маленький врунишка!)».
Я взял с раковины спринцовку, и впихнул ее Сёмке в его обслюнявленную дырочку. Парень застонал. Ещё бы! Наконечник был твёрдый, длинный, с утолщением на конце. И вошёл в его задницу почти сразу, до конца, причинив парнишке хотя и неопасные, но чувствительные болевые ощущения. Я впустил воду, и резко вырвал клизму из попки мальчика. Засранец опять жалобно вскрикнул, и пукнул. Я повторил процедуру еще раз, потом еще и еще – раз 5-6, то и дело слюнявя попу пальцем, или смачно сплёвывая прямо на очко Сёмчику. Сынишка несколько раз непроизвольно пытался вырваться, но я шлёпал его, и удерживал за яйца:
— Стой спокойно, засранец! Не дёргайся!
Наконец, я впихнул в задницу моему ушлёпку последнюю клизму. И наконечник вдруг, вырвавшись из резиновой оболочки, скрылся в попе прямо целиком, вместе с ограничителем!
— Вот какая жопа у тебя! – я усмехнулся, и шлёпнул Сёму прямо посерединке, между ягодицами. «Ну прямо просит члена! Видно, что целка, но хорошо впускает! Весь в меня – наследственное!». Я размазал по заднице Сёмки ладонью, круговыми движениями, почти уже запёкшуюся кровь – получилось довольно красиво! Потом, засунув в раздроченное спринцовкой очко сразу три пальца, принялся нащупывать там потерянную деталь. Сынишка сразу заныл, и начал умолять меня действовать поосторожней. Но я наоборот добрался до наконечника несколькими мощными толчками, и не обращая внимания на лившуюся из попы воду, грубо вытащил его наружу.
— А! – вскрикнул Сёмчик.
— «Бэ»! – передразнил его я, и посадил парня на унитаз.
— Сри!
Ушлёпок снова напрягся, и просрался так, что я даже поторопился отойти в сторону – мне показалось, что он может меня забрызгать!
— Ну вот, теперь у тебя точно «понос»! – я улыбнулся. – Но это не всё еще. Пошли в комнату!
Я подтёр сынку задницу, и отвёл его обратно к столу. Снова поставил раком.
— Сейчас, подожди. Я одну вещицу принесу.
Сходив в свою комнату, я принёс оттуда недавно приобретенную мною в интим-магазине игрушку – компактную электрическую клизму, которая могла подавать воду в попу под давлением.
— А это что еще, пап? – испугался Сёмик.
— Это для более глубокого промывания. Мы еще не всё говно из тебя вынули, - я сходил в ванную, и наполнил прозрачный стеклопластиковый цилиндр водой. Потом подумал, и добавил туда сёмкину мочу из вазы. Включив приспособление в розетку, я поставив его на стол, рядом с Сёмой. Затем подсоединил к клизме огромный надувной силиконовый наконечник, смазал его, и начал запихивать в попу моему мальчику.
— А! Ай! А! – хватая воздух ртом, только и смог вымолвить Сёмка, но потом дар речи всё-таки к нему вернулся. – А! Пап, не надо! Туго очень, жопу распирает!
— Это я не надул его еще! – я усмехнулся. – Сейчас, засуну его до конца, и надую, чтоб он обратно не вылез!
— А!!!
Когда наконечник оказался задвинутым в свежую попу моего засранца полностью, примерно на 25 сантиметров, я взял в кулак подсоединенную к нему резиновую грушу, и начал качать воздух. Силиконовый ствол внутри сынишки начал раздуваться, и провинившийся мальчишка снова застонал и начал хватать ртом воздух. Наконечник заметно расширился в двух местах, надёжно заблокировав оба сфинктера. И только тогда я нажал на переключатель, и включил на полную мощность насос, подающий воду.
— Ай! Пап! Не надо!!! Я лопну сейчас!
— Не ври, гадёныш! Там не залилось-то еще ничего! – я дотронулся до другого переключателя, и включил наконечник в режим вибрации.
— Ай, что это? Это что, штучки ваши извращенские?!
— Так, ты опять за старое? Значит, «извращенец» я теперь? – я снова взял в руки ремень, и чередуя удары с нравоучениями, принялся пороть маленького подонка. - Значит, «дебилом» я был.
— Ай!
— «Козлом» я был. Так ты отца называешь! Да?
— Ай! Пап, извини, не надо!
— А теперь я «извращенец»? Ну ладно! Сейчас ты узнаешь у меня, что такое «извращение»! Я научу тебя старших уважать!
Я увеличил частоту вибрации, и начал стегать сына не только по ягодицам, но и по всему телу. Через несколько минут Сёмка сильно напрягся.
— А! Ааааа!!! – он задрожал, задёргался, и вдруг кончил прямо под стол, судорожно сжимая и разжимая ягодицы. – Бля, пап! Ну зачем!!!
Вибратор продолжал работать на полную мощность, воды в клизме почти уже не осталось. Я теперь практически не сердился – наказание доставляло мне сильное удовольствие. Сёмик пыхтел и сопел, виляя попой – как будто это могло облегчить его участь! Когда насос закачал в него уже литра три воды, я сжалился, и, спустив воздух, вытянул наконечник.
— Ай!!! – юноша дико вздрогнул, и вылил на ковёр довольно мощную струю воды из попы. – Блядь, козёл, что ты залил столько!
— Ах так? Опять я «козёл»? – я взялся покрепче за ремень, и хорошенько прицелился. – Сейчас я тебя почти по дырке пороть буду, и попробуй мне обосраться только!
— Ай! Пап, извини! Не надо! – завопил под моими ударами Сёмчик. Но я не останавливался – за «козла» нужно было ответить! …)
Минут через 15, когда из попы засранца уже опять засочилась кровь, и вода снова потекла из его дырки на пол, я отвёл его в туалет. Там – дал ему просраться, и во второй раз сам подтёр ему задницу. Потом отвёл в комнату, и поставил на пол, в коленно-локтевое. На многострадальный зад парня, в который уже раз, с силой обрушился ремень.
— Пап, ну не надо! Я понял уже всё!
— Ты говорил уже, что понял! А толку?
— Ай! Ну не надо! Больно!!! Давай по-другому как-нибудь накажи!
— Как по-другому? В жопу тебя выебать, что ли? – спросил я, особенно не задумываясь (наверно потому, что мой член давно уже стоял, и гормоны били мне по мозгам в такт его настойчивой пульсации).
— Ну, выеби. Так со мной и надо, наверно, - согласился вдруг сын. И сказал он это так спокойно, тихо и обыденно, что я даже опешил:
— Как? Что? Да я ж пошутил, Сёмчик!
— А я нет, - ещё тише пролепетал снизу Сёма, оттопырил посильнее попку, и тихонько пискнул.
Я стоял и не понимал, что мне делать. Подобный шок в последний раз я испытал, наверное, полтора месяца назад – когда жена сообщила мне о своём желании разбежаться!
— Давай, пап. Не бойся, - сынишка подполз к моим ногам задом, и слегка толкнул меня своей растопыренной попкой. И я, словно под гипнозом, молча опустился позади Сёмика на колени, спустил с себя брюки, и вытащил наружу свой разрывающийся от возбуждения пенис...
* * *
Ближе к вечеру я, оттарабанив сынишку всеми способами и в разных позах, затащил его обмякшую тушку в ванную. И засунув его под тёплый душ, решил воплотить в жизнь ещё одну свою давнюю эротическую фантазию – помыть его, как маленького, собственноручно. С наслаждением намылив и ополоснув сначала грудку и спинку юноши, я перешел к самому интересному. Не спеша, смакуя каждое своё движение, намылил его пустой и мягкий уже животик. Затем – пенис, яички, и промежность, между ножками. И только потом велел Сёмику оттопырить попку, и нежно намылил ягодички. Раздвинул их, и промассировал кончиками пальцев межъягодичную складочку. Дырочку я промывал и намыливал не только снаружи, но и изнутри. Несмотря на то, что за последние несколько часов мой котик тоже несколько раз кончил, его пиписька снова начала возбуждаться.
— Пап, не надо, я не могу уже, - попросил меня парнишка, негромко сладострастно пикнув.
— Да я не буду ебать тебя больше,) - успокоил его я.
— Давай завтра лучше, а то у меня жопа уже болит.
— Что, прямо сильно болит? Внутри там? – я заволновался.
— Нет, ну сейчас не болит уже. Но тяжеловато было, когда ты меня в последний раз ебал.
— А, ну это ничего, не страшно.) - вынув сына из ванны, и обтерев его насухо полотенцем, я чмокнул мальчика в щёку. – Ну что, протрезвел уже?
— Да я и не пьяный был.)
— Как? В каком смысле?
— Ну ты что, дурачок что ль? – улыбнулся парень.
— Так, ты что – опять? Ещё ремня захотел? – уже с улыбкой, без раздражения, спросил я, и шлёпнул оболдуя по истерзанной заднице. Паренек вскрикнул «Ай!», и дёрнулся:
— Ну пап, ты совсем ничего не понимаешь, что ли? Я специально подонка такого, алкаша из себя изображал, чтоб тебя вывести. Чтоб ты решился уже. Ну, чтоб тебе захотелось опустить меня. А так – не бухал сильно, вид сделал только. И обзывался не всерьёз, понарошку.
— А нормально нельзя было сказать? – я рассмеялся.
— Нет. Стыдно было, - сынишка отвёл глаза в сторону, и слегка покраснел от смущения.
— Ох, дурилка ты моя маленькая!) – я сгрёб Сёмку в охапку, завернул его в полотенце, и посадив парнишку верхом на себя, понёс его в комнату…
С тех пор мы с Сёмиком трахались регулярно, не реже двух раз в неделю. Я перепробовал с ним всё что можно, и что нельзя, превратив парня в настоящую весёлую пассивную шлюшку. Но несмотря на то, что в дальнейшем мы играли, казалось бы, и в более интересные сексуальные игры – этот день врезался мне в память особенно сильно. Наверно, это был самый счастливый день в моей жизни.) ))
Нет, я не говорю, что продолжал нежно и страстно любить её, как когда-то в молодости. Но – привык, привязался, и строил уже планы о том, как мы будем коротать с ней время в старости. Ну одно слово – дура! …
Разувшись, я сразу прошёл в комнату к Сёмке. Так и есть! Парень лежал на кровати, и нагло курил, хотя я постоянно просил его дымить на балконе. Рядом стояла пустая бутылка из-под водки. Не из-под пива, как раньше, а целая пустая поллитровка! После расставания с матерью мой сын отбился от рук окончательно. Конечно, я любил его по-прежнему. Но иногда мне хотелось просто сделать с ним, я не знаю, что-нибудь этакое.
— У тебя что, гости были? – спросил я, оглядывая комнату, и пытаясь определить, выпил ли он всё один, или с друзьями.
— А тебе какое дело? – голос у пацана был не пьяный. Это меня сначала успокоило, но потом, наоборот, насторожило. Стакан на столе стоял только один. Что, Сёма засосал пол-литра в одиночку, и не опьянел? И когда это он успел превратиться в алкоголика?
— Так, я сколько раз говорил тебе с отцом так не разговаривать? Мы с тобой говорили много раз уже об этом, - я начал раздражаться, - кому ты что доказать хочешь? Ну кинула мать, что теперь-то? Что ты, как мальчик маленький, протест тут свой выражаешь? Как подросток! Двенадцатилетние так реагируют! А у тебя тогда проблем не было вроде, зато сейчас – переходный возраст запоздалый! Долго ты бухать будешь? Ты посмотри на себя – красивый пацан, умный, спортивный. Что ты гробишь-то себя?!
— Отвали сказал.
— «Отвали»?! – нервы у меня были на пределе, и я взбеленился. – Мало я тебе ремня дал на прошлой неделе?! Ну, ладно. Жалею я тебя всё, жалею, а хули жалеть-то? Мамочка ушла от маленького мальчика! Пожалейте его! А у мальчика этого хуй уже больше папкиного, и ростом догнал почти! А ну снимай штаны! Сейчас я задам тебе, блядь!
«Ты у меня орать будешь, как шлюха на субботнике! Сейчас я задницу тебе до крови исполосую!» - (здесь и далее я буду приводить в кавычках мысли, которые посещали меня в те волнительные моменты, но которые я не высказывал сынишке вслух).
— Ага, сейчас. Подпрыгну только, - презрительно взглянув на меня, процедил Сёмка.
— Что? Ах ты говнюк! – я больно схватил паренька за ухо, и стащил его на пол с кровати. Сынишка шлёпнулся на жопу.
— Ай, козёл!
— Я «козёл»? Ну ладно, ты сам напросился, - я силой стянул с наглеца штаны с трусами, потом секунду подумал, и стянул футболку, оставив парня в одних носочках.
— Становись раком над столом, быстро!
«Сейчас я тебе твою попу блядскую так отделаю, что ты долго потом стоя срать будешь!»
— Не встану я! Сам раком становись там, с друзьями со своими!
— Нет, ну ты хочешь, чтоб на тебе совсем живого места не осталось, что ли? Я тебе говорил сколько раз уже – МАТЬ ЗНАЛА! Не обманывал я её! Не из-за этого она ушла, моча ей в голову стукнула просто! Что ж ты с ней не ушёл, а? Рассказали мальчику про папину ориентацию, думали он взрослый уже! А он пиздюк мелкий – каким был, таким и остался! А ну давай руки сюда!
Схватив сына за руки, я поставил его у стола, и скрутил ему своим ремнём запястья. Нагнул парня раком насильно. Потом принес из кладовки веревку, и привязал его к столу так, чтобы юноша не смог поменять позу. Вообще-то, Сёмка мог теоретически со мной и побороться, парнем он был уже достаточно сильным. Но в такие моменты он никогда почему-то этого не делал, только ругался со мной. Тогда я еще не понимал, почему.
«Ну сейчас ты у меня получишь, сучка! Оттопырил жопу, ждёшь уже? Сейчас папка задаст тебе! Приготовься стонать, как шлюха дешёвая!».
Я размахнулся, и ударил по круглой оттопыренной попе другим, Сёмкиным, ремнём со всей дури. Парень вскрикнул. «Вот так, кричи! Шлюха должна кричать, иначе какая же это шлюха?». На попке у сына ещё виднелись следы от моей прошлой, 5-дневной давности, порки. Тогда он, помнится, обозвал меня дебилом.
— Сейчас я тебя научу папку уважать! – я опять размахнулся, и хлестнул Сёму по пояснице, отчего сынишка взвыл и задёргался. Я стал сечь чаще и больнее, и вскоре с удовлетворением отметил, что у моего придурка начал подниматься пенис. На попе у него появлялись свежие, красивые красные полоски. Мой хуй тоже начал потихоньку вставать. «Это за всё тебе, малявка неблагодарная! Носились с тобой в детстве, пылинки сдували. Ну ничего! Я тебя перевоспитаю!»
— Ай, пап, не надо! Больно, блядь! – сынишка был уже надломлен, и скорее не ругал, а жалобно упрашивал меня.
— Это ты за «отвали» только получил. А за «козла» в два раза больше сейчас получишь!
— А! Ай-ай-ай! Пап, извини! Не надо!!!
— Ты каждый раз извиняешься! А потом – по новой всё! – я сменил ремень на шнур от телевизора. «Сейчас у тебя не попка будет, а картинка просто, сучка, загляденье!». Сынишка задрожал и задёргался, как осиновый лист. Я принялся хлестать ушлёпка с удвоенной силой. Задница у него плясала из стороны в сторону, а из постоянно приоткрытого рта то и дело вырывались отчаянные вопли. Я наслаждался поркой, но не испытывал из-за этого стыда. Ведь порол я сына за дело!
— Пап! Ну погоди, не надо! – парень сильно прогнул спину, и застонав, вытянул, как струнки, ноги. В глазах у него стояли слёзы. – Я обоссусь сейчас. Дай я в туалет схожу!
— Ну ладно, иди! Хотя нет, подожди, - я взял со стола пустую вазу, - отвязывать тебя, привязывать. На вот, ссы сюда!
Я взял наполовину вставший член сына в руки, и слегка залупил ему головку. Парнишка вздрогнул.
— Ссы, ссы. Что, не хочешь? Перерыв просто захотел сделать?
Пенис Сёмки слегка напрягся, потом немного уменьшился в размерах. И в вазу закапала слабенькая, невыразительная жёлтая струйка.
— Ну я так и знал! Обманщик! – я усмехнулся. – Еле выдавил из себя. Продолжаем!
— Нет, пап! А! Не надо!
Я снова начал полосовать сынишкину задницу, и вскоре на ней появились уже первые красивые аккуратные ссадинки. По ягодицам заструились маленькими струйками первые капельки крови. Пороть я умел, и знал, что следов от этого на обворожительной попе моего сына вскоре не останется.
— Ай! Папа! НУ ПАП!!! – сопляк заплакал навзрыд. – Я обосрусь сейчас! Понос у меня! Дай я в туалет схожу, пожалуйста!
— То «обоссусь», то «обосрусь», - подметил я, - ты определись уже!
— Ну правда! – жалобно всхлипнул сынишка, и как бы в подтверждение своих слов, слегка пукнул.
— Ну ладно, - я отвязал его, обнял за талию, и повёл по направлению к сан-узлу.
— Руки развяжи, - попросил Сёмик.
— А шнурки не погладить тебе? – я шлёпнул сына по заду. – Так будешь срать. А то потом связывай опять тебя! Давай, садись на унитаз.
Потрясённый, Сёмка сел. Я стоял с ним рядом, и смотрел сверху вниз на тужившегося изо всех сил подо мной голого сынишку.
— Пап, ну может, выйдешь ты? – всё ещё всхлипывая, тихо спросил паренек.
— ЩаЗ! Я проверить хочу, правду ты говоришь, или притворяешься. Сри давай! – я влепил сыну хорошую оплеуху. Парнишка опять напрягся, но издал только один тихий, малоубедительный пук.
— Так я и знал! Сейчас ты и за враньё еще у меня получишь!
— Нет, я правда хочу, - заныл Сёмчик, - у меня запор просто, я хочу, а не получается!
— Так понос у тебя, или запор? – я схватил сына за волосы, и поднял ему голову. – Что, сам не знаешь?
— Запор. Но я чувствую, что я обосраться могу в любую минуту.
— Так не бывает!
— Бывает. Пап, правда!
— Ну совсем ты заврался! – я стащил Сёмку за волосы с унитаза, и ткнул его носом в пол. Потом ударил несколько раз, больно, ладонью по попе. – Я по-любому буду пороть тебя, пока ты бухать и обзываться не перестанешь, понимаешь ты это?
— Я не буду, пап! Я правда обосраться могу!
— Да? Обосраться? Ну, за язык тебя не тянул никто!
Я открыл воду, заткнул раковину пробкой, и бросил туда кусок мыла. Затем достал с полки над унитазом спринцовку. «Давно я тебя не клизмил, ушлёпок! Но сейчас ты вспомнишь у меня. Это не просто очистительная или питательная клизма будет, а ВОСпитательная!». Я растворил мыло прямо в раковине, в прохладной воде, и набрал первую спринцовку. Потом послюнил палец, и воткнул его в жопу засранцу.
— Ай, пап! Что ты делаешь?!
— Клизму тебе ставлю. Чтоб всё говно вымыть из тебя, чтоб ничто нам не мешало больше.
— А! – сынишка вскрикнул, потому что я начал грубо орудовать пальцем у него в заднице. «Терпи, терпи, шлюшка. Эх, выебать бы тебя сейчас!». Немного подвигав пальцем туда-сюда, я вытянул его наружу почти чистым. «Ну конечно, понос, запор у тебя! Маленький врунишка!)».
Я взял с раковины спринцовку, и впихнул ее Сёмке в его обслюнявленную дырочку. Парень застонал. Ещё бы! Наконечник был твёрдый, длинный, с утолщением на конце. И вошёл в его задницу почти сразу, до конца, причинив парнишке хотя и неопасные, но чувствительные болевые ощущения. Я впустил воду, и резко вырвал клизму из попки мальчика. Засранец опять жалобно вскрикнул, и пукнул. Я повторил процедуру еще раз, потом еще и еще – раз 5-6, то и дело слюнявя попу пальцем, или смачно сплёвывая прямо на очко Сёмчику. Сынишка несколько раз непроизвольно пытался вырваться, но я шлёпал его, и удерживал за яйца:
— Стой спокойно, засранец! Не дёргайся!
Наконец, я впихнул в задницу моему ушлёпку последнюю клизму. И наконечник вдруг, вырвавшись из резиновой оболочки, скрылся в попе прямо целиком, вместе с ограничителем!
— Вот какая жопа у тебя! – я усмехнулся, и шлёпнул Сёму прямо посерединке, между ягодицами. «Ну прямо просит члена! Видно, что целка, но хорошо впускает! Весь в меня – наследственное!». Я размазал по заднице Сёмки ладонью, круговыми движениями, почти уже запёкшуюся кровь – получилось довольно красиво! Потом, засунув в раздроченное спринцовкой очко сразу три пальца, принялся нащупывать там потерянную деталь. Сынишка сразу заныл, и начал умолять меня действовать поосторожней. Но я наоборот добрался до наконечника несколькими мощными толчками, и не обращая внимания на лившуюся из попы воду, грубо вытащил его наружу.
— А! – вскрикнул Сёмчик.
— «Бэ»! – передразнил его я, и посадил парня на унитаз.
— Сри!
Ушлёпок снова напрягся, и просрался так, что я даже поторопился отойти в сторону – мне показалось, что он может меня забрызгать!
— Ну вот, теперь у тебя точно «понос»! – я улыбнулся. – Но это не всё еще. Пошли в комнату!
Я подтёр сынку задницу, и отвёл его обратно к столу. Снова поставил раком.
— Сейчас, подожди. Я одну вещицу принесу.
Сходив в свою комнату, я принёс оттуда недавно приобретенную мною в интим-магазине игрушку – компактную электрическую клизму, которая могла подавать воду в попу под давлением.
— А это что еще, пап? – испугался Сёмик.
— Это для более глубокого промывания. Мы еще не всё говно из тебя вынули, - я сходил в ванную, и наполнил прозрачный стеклопластиковый цилиндр водой. Потом подумал, и добавил туда сёмкину мочу из вазы. Включив приспособление в розетку, я поставив его на стол, рядом с Сёмой. Затем подсоединил к клизме огромный надувной силиконовый наконечник, смазал его, и начал запихивать в попу моему мальчику.
— А! Ай! А! – хватая воздух ртом, только и смог вымолвить Сёмка, но потом дар речи всё-таки к нему вернулся. – А! Пап, не надо! Туго очень, жопу распирает!
— Это я не надул его еще! – я усмехнулся. – Сейчас, засуну его до конца, и надую, чтоб он обратно не вылез!
— А!!!
Когда наконечник оказался задвинутым в свежую попу моего засранца полностью, примерно на 25 сантиметров, я взял в кулак подсоединенную к нему резиновую грушу, и начал качать воздух. Силиконовый ствол внутри сынишки начал раздуваться, и провинившийся мальчишка снова застонал и начал хватать ртом воздух. Наконечник заметно расширился в двух местах, надёжно заблокировав оба сфинктера. И только тогда я нажал на переключатель, и включил на полную мощность насос, подающий воду.
— Ай! Пап! Не надо!!! Я лопну сейчас!
— Не ври, гадёныш! Там не залилось-то еще ничего! – я дотронулся до другого переключателя, и включил наконечник в режим вибрации.
— Ай, что это? Это что, штучки ваши извращенские?!
— Так, ты опять за старое? Значит, «извращенец» я теперь? – я снова взял в руки ремень, и чередуя удары с нравоучениями, принялся пороть маленького подонка. - Значит, «дебилом» я был.
— Ай!
— «Козлом» я был. Так ты отца называешь! Да?
— Ай! Пап, извини, не надо!
— А теперь я «извращенец»? Ну ладно! Сейчас ты узнаешь у меня, что такое «извращение»! Я научу тебя старших уважать!
Я увеличил частоту вибрации, и начал стегать сына не только по ягодицам, но и по всему телу. Через несколько минут Сёмка сильно напрягся.
— А! Ааааа!!! – он задрожал, задёргался, и вдруг кончил прямо под стол, судорожно сжимая и разжимая ягодицы. – Бля, пап! Ну зачем!!!
Вибратор продолжал работать на полную мощность, воды в клизме почти уже не осталось. Я теперь практически не сердился – наказание доставляло мне сильное удовольствие. Сёмик пыхтел и сопел, виляя попой – как будто это могло облегчить его участь! Когда насос закачал в него уже литра три воды, я сжалился, и, спустив воздух, вытянул наконечник.
— Ай!!! – юноша дико вздрогнул, и вылил на ковёр довольно мощную струю воды из попы. – Блядь, козёл, что ты залил столько!
— Ах так? Опять я «козёл»? – я взялся покрепче за ремень, и хорошенько прицелился. – Сейчас я тебя почти по дырке пороть буду, и попробуй мне обосраться только!
— Ай! Пап, извини! Не надо! – завопил под моими ударами Сёмчик. Но я не останавливался – за «козла» нужно было ответить! …)
Минут через 15, когда из попы засранца уже опять засочилась кровь, и вода снова потекла из его дырки на пол, я отвёл его в туалет. Там – дал ему просраться, и во второй раз сам подтёр ему задницу. Потом отвёл в комнату, и поставил на пол, в коленно-локтевое. На многострадальный зад парня, в который уже раз, с силой обрушился ремень.
— Пап, ну не надо! Я понял уже всё!
— Ты говорил уже, что понял! А толку?
— Ай! Ну не надо! Больно!!! Давай по-другому как-нибудь накажи!
— Как по-другому? В жопу тебя выебать, что ли? – спросил я, особенно не задумываясь (наверно потому, что мой член давно уже стоял, и гормоны били мне по мозгам в такт его настойчивой пульсации).
— Ну, выеби. Так со мной и надо, наверно, - согласился вдруг сын. И сказал он это так спокойно, тихо и обыденно, что я даже опешил:
— Как? Что? Да я ж пошутил, Сёмчик!
— А я нет, - ещё тише пролепетал снизу Сёма, оттопырил посильнее попку, и тихонько пискнул.
Я стоял и не понимал, что мне делать. Подобный шок в последний раз я испытал, наверное, полтора месяца назад – когда жена сообщила мне о своём желании разбежаться!
— Давай, пап. Не бойся, - сынишка подполз к моим ногам задом, и слегка толкнул меня своей растопыренной попкой. И я, словно под гипнозом, молча опустился позади Сёмика на колени, спустил с себя брюки, и вытащил наружу свой разрывающийся от возбуждения пенис...
* * *
Ближе к вечеру я, оттарабанив сынишку всеми способами и в разных позах, затащил его обмякшую тушку в ванную. И засунув его под тёплый душ, решил воплотить в жизнь ещё одну свою давнюю эротическую фантазию – помыть его, как маленького, собственноручно. С наслаждением намылив и ополоснув сначала грудку и спинку юноши, я перешел к самому интересному. Не спеша, смакуя каждое своё движение, намылил его пустой и мягкий уже животик. Затем – пенис, яички, и промежность, между ножками. И только потом велел Сёмику оттопырить попку, и нежно намылил ягодички. Раздвинул их, и промассировал кончиками пальцев межъягодичную складочку. Дырочку я промывал и намыливал не только снаружи, но и изнутри. Несмотря на то, что за последние несколько часов мой котик тоже несколько раз кончил, его пиписька снова начала возбуждаться.
— Пап, не надо, я не могу уже, - попросил меня парнишка, негромко сладострастно пикнув.
— Да я не буду ебать тебя больше,) - успокоил его я.
— Давай завтра лучше, а то у меня жопа уже болит.
— Что, прямо сильно болит? Внутри там? – я заволновался.
— Нет, ну сейчас не болит уже. Но тяжеловато было, когда ты меня в последний раз ебал.
— А, ну это ничего, не страшно.) - вынув сына из ванны, и обтерев его насухо полотенцем, я чмокнул мальчика в щёку. – Ну что, протрезвел уже?
— Да я и не пьяный был.)
— Как? В каком смысле?
— Ну ты что, дурачок что ль? – улыбнулся парень.
— Так, ты что – опять? Ещё ремня захотел? – уже с улыбкой, без раздражения, спросил я, и шлёпнул оболдуя по истерзанной заднице. Паренек вскрикнул «Ай!», и дёрнулся:
— Ну пап, ты совсем ничего не понимаешь, что ли? Я специально подонка такого, алкаша из себя изображал, чтоб тебя вывести. Чтоб ты решился уже. Ну, чтоб тебе захотелось опустить меня. А так – не бухал сильно, вид сделал только. И обзывался не всерьёз, понарошку.
— А нормально нельзя было сказать? – я рассмеялся.
— Нет. Стыдно было, - сынишка отвёл глаза в сторону, и слегка покраснел от смущения.
— Ох, дурилка ты моя маленькая!) – я сгрёб Сёмку в охапку, завернул его в полотенце, и посадив парнишку верхом на себя, понёс его в комнату…
С тех пор мы с Сёмиком трахались регулярно, не реже двух раз в неделю. Я перепробовал с ним всё что можно, и что нельзя, превратив парня в настоящую весёлую пассивную шлюшку. Но несмотря на то, что в дальнейшем мы играли, казалось бы, и в более интересные сексуальные игры – этот день врезался мне в память особенно сильно. Наверно, это был самый счастливый день в моей жизни.) ))