Ступени возмужания. Ступень одиннадцатая.
Ступень одиннадцатая.
В ранней юности, когда все только-только открывается, познается, вопросы естествознания сменяют друг друга, теребят, не дают покоя, а тут самый, что не наесть, главный — как устроены девчонки?.. Данные о физиологически-противоположном, таком привлекательном, манящем человеке рядом, — за одной партой, в одном дворе, подъезде, но как бы за четкой гранью — девочка! — мальчишки собирают по крохам, где-то услышал, прочитал, случайно или намеренно увидел.
Мальчишкам и невдомек, что у девчонок тоже идет работа по изучению, а еще как помочь нам просверлить в разграничении полов дырки, проделать лазы. Девчонкам легче, они всегда крутятся около младших братьев, около старших тоже, но тут у них проблемы — отгоняют. Они изображают заботливых сестренок, помощниц матери, и в то же время досконально изучают нас.
Здесь природа схитрила, незаметно для девочек, ведя их любопытство в нужном направлении, она ненавязчиво готовит из них будущих мам. Цепляет на любопытство и ведет по предназначению.
Мораль и та на их стороне! Мне часто приходилась видеть, как молодые мамы тискают своего бутуза, не стесняясь гостей, омывают его торчащий писюн губами, целуют в попку — облизывают с ног до головы. Нет ничего прекраснее, чем картина материнской любви, но как быть с отцовской любовью?
Представьте, молодой папа берет годовалую дочь на руки и любя до безумия, без всяких прочих причин и мыслей, кроме отцовских, проделывает тоже самое? Кошмар! Извращенец!
Нас, мужчин, с детства не подпускают к противоположному полу, создавая секретные организации на подобии женских троек — бабушка, мама, тетя. И, на мой взгляд, женщины правильно делают. Несправедливо другое — считать не нормальным, естественные для мальчишек подгляды. Как-то же надо познавать девочек, женщин, чтобы потом, когда придет время, не выглядеть «отстоем» в их же глазах. А если и ругать, — для острастки, то с показной, а не настоящей строгостью.
Естественно, направленный тетей в дом досыпать, ни о чем таком я не думал. У меня еще не было знаний, чтобы если и неправильно, то так красиво все сформулировать. Я шел и думал над заданным тете вопросом, на который получил лишь уклончивый ответ.
У тети бугорок был, а у Наташки? «Наверное, все же есть, у них много схожего» — заключил я, но чтобы закрепить вывод решил еще раз заглянуть в комнату за шторами. Совсем и не подглядывать! А убедиться в сходстве Наташки с тетей.
Я был уверен, что увижу только одеяло, одно на двоих оно было огромным, но это мне не помешало войти в дом тихо-тихо. Подкрасться к комнате тети. Встать не между штор, посредине, а с краю, и чуть отогнуть одну из них от косяка.
Чудо! Одеяло было на полу! Наташка лежала на спине с открытыми глазами и, разметав волосы по подушке, смотрела в потолок. Одна ее нога была согнута в колене и обращена в мою сторону. Не стану повторяться, что она была обнажена, продолговатые груди с маленькими соскам, в лежачем положении приплюснулись, но вовсе не расплылись, живот немного втянулся, отчего визуально приподнялся обрамленный золотистыми волосиками лобок.
О чем она думала? Или о ком? Правая рука огладила левую грудь, потеребила сосок, по животу спустилась к золотистому пушку, подцепила пальцами мягкие волосы и покрутила. Согнутая в локте левая рука поднялась к шее и легла чуть выше груди, пальцы подогнулись, кисть выгнулась, словно она хотела почесать шелковистую кожу на загорелом от декольте платья треугольнике, но передумала.
Так Наташка лежала с минуту, отрешенно смотря в потолок. Вздохнула, закрыла глаза и, длинными пальчиками, скользнула по лобку. Пальцы у нее были очень длинными, такие принято называть музыкальными, и кисть продолговатая, изящная. И как я раньше не увидел! Запястье лежало на золотистых волосиках, кисть приподнялась, словно при игре на рояле, пальчики скользнули, раздвигая розовую плоть. Левая рука пришла на помощь и раскрыла влагалище ровно настолько, чтобы пальцы правой нашли бугорок.
Теперь я был уверен — у Наташки он тоже имеется!
Я не выдержал и выдохнул — громче, чем хотелось бы в тот момент. Наташка открыла глаза, опасливо, бросила своих карих бесенят в просвет между штор.
Тени по полу, на дорожке, от проникающего через него утреннего солнышка, не было, и она снова вскинула глаза к потолку, закрыла. Указательный и средний — остальные, особенно мизинчик, были аккуратно подогнуты, — стали усилено теребить лобок. Большие губы влагалища плотно их обхватили. Наташка делала круговые движения, перемещая пальцы вместе с укромным местом.
Выкидывая груди, она сделала глубокий вздох, подогнула обращенную ко мне ногу в колене, огладила свободной рукой и скинула ступню с кровати, давая себе больше свободы. Повернулась лицом ко мне, прижалась подбородком к плечу.
Глаза Наташки были закрыты. Я замер в преддверии провала, но она так и не открыла их. Указательный и средний пальчики стали крутить плотно сомкнутые, персиком, большие половые губы быстрее, рот приоткрылся. Она стала постанывать — отвернулась, опять повернулась. Слегка сморщилась, ее носик вздернулся.
Дышала Наташка по нарастающей, отрывисто шумно. Облизала сухие губы. Большой палец правой руки, розовым ноготком, указывал прямо на меня. Она увеличила темп, выгнулась, колыхнув грудь, и неожиданно остановилась. Резко замерев, открыла глаза.
На дворе тетя вылила воду, из ведра в бочку.
Наташка прислушивалась. За шторой, я стоял болванчиком. «А кто увидит! Тот — окаменеет!», — билось в моем сердце.
Если бы я мог сдвинуться!
Она глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. Рука начала набирать прежний темп, пальцы усиленно теребили румяный персик, но, видимо, чего-то не хватало — процесс затянулся. Наташка пустила на помощь вторую руку, все равно, по ее лицу было видно, что она не может достичь желаемого и в то же время не в состоянии остановиться.
Наташка открыла глаза, опустила их на вагину, отвела взор и просто смотрела в никуда. Шум с улицы, ее напугал. Она лежала и теребила бугорок все медленней и медленней, с остановками.
О чем Наташка думала — или пыталась думать? Этого мне было не увидеть. Но, совершенно неожиданно, кисть ее убыстрилась, убыстрилась невероятно. Наташка вкинула левую руку, сжала один сосок. Указательный и средний пальчики правой руки терли персик, терли, терли... Она задышала часто-часто. Левая рука, выгнутой до придела ладошкой, легла меж сосками, хотела дотянуться до второго, но уже была не в состоянии.
Громко вскрикнув, Наташка приподняла от подушки голову, открыла рот, словно хотела прорычать. Впрочем, не только хотела — прорычала... Тело содрогнулось от живота, всколыхнув грудь, она безвольно упала на подушки, глаза открылись. Наташка замерла и снова содрогнулась. Ягодицы ее сжимались и расслабились, она медленно провела средним пальцем по влажному, раскрытому влагалищу — успокаивая.
Немного поиграв волосиками, Наташка засветилась глазами, издала облегченный вздох, выпустила со свистом, улыбнулась. Правая рука покинула золотистый пушок, огладила живот...
— Я думала, спит! А он по комнате бродит, как неприкаянный! — выдала меня тетя, заходя в дом.
Наташка в секунду изменила позу, села на кровать ножками и ягодицами подперла пятки. Сжала колени и прикрыла груди руками. У нее еще не прошло состояние полета, она смотрела в мою сторону широко раскрытыми карими глазами, больше ничего не предпринимая.
Для меня тетин окрик тоже оказался полной неожиданностью. Растерялся, откинул штору и вошел в комнату. Стоял перед Наташкой с застывшими на лице бесенятами...
Тетя так нас и нашла — смотревшими друг на друга. Она на кровати, обнаженная, в позе сфинкса, я — с оттопыренным трико.
Подбирая руки в боки, тетя на растяжку произнесла:
— Та...а...ак!
— Он подсматривал, тетя! — тихо сказала Наташка.
— А ты... ты!.. — начал было я.
— Ну что я?.. Что?! — у нее выкатилась слезинка.
— Голая спишь!..
— Марш
за водой! Чтоб, через полчаса бочка полная была! — скомандовала мне тетя. Но глянув на мое трико, прыснула смехом — грозность прошла. Поглядев на Наташку, она добавила: — Мальчишки все подсматривают... И что? Не спать же тебе в шубе, правда?
Наташка вяло улыбнулась.
— Ну чего стоим?! Ведро на крыльце!
Я выскочил на улицу...
Бочку водой, я наполнил быстро. То, что я увидел, придало мне неимоверных сил и скорости. Еще я гордился собой. Да, гордился! В самый последний момент с моего языка не слетело — чем занималась Наташка. Когда выскакивал из комнаты, успел заметить, Наташкин взгляд изменился. А это? Как сказано! «Ну что я?.. Что?!». И глаза — карие бесенята в упор! Прямо жаром охватило.
Я вылил очередное ведро. Через переполненный край бочки, вода облила мне ноги.
— Иди завтракать, каторжник! — крикнула с крыльца тетя.
Когда я подошел, тихо добавила:
— Хорошо хоть ума хватило не ляпнуть...
— Что?
— Про то, что видел!
Я разинул рот. Откуда тетя знала, она же была на улице. На мое изумление, тетя улыбнулась и пояснила:
— С воздуха зашла... Здоровенькая Наташка, запах чистый...
Тетя не переставала меня удивлять, я и раньше, еще два года назад, когда приезжал в первый раз, заметил, что ей достаточно было зайти в мою комнату, и она уже могла, с точностью до минуты, сказать, что я делал. Как и все мальчишки, я, бывало, прятал свои деяния, тщательно заметал следы, но с тетей это не помогало. Ей бы в разведку или следователи!
Я был просто сражен. Подумал, еще по дороге из лесхоза, когда нас трясло в «ГАЗике», тетя обо мне уже все знала. Вот это метод дедукции! Шерлок Холмс отдыхает!..
— Ну, пошли, глазастый. Будем Наташку из угла вытаскивать. Забилась мышкой. Ты, вроде, ее на пляж приглашал?
Я угукнул.
Завернутая в тетин халат на пуговицах, Наташа сидела у книжного шкафа, копалась в толстых томах собрания сочинений с такими большими красными буквами на черном переплете «Вильям Шекспир». Ее карие бесенята прятались, избегая нас.
— Чего это с утра и за классиков? — сходу спросила тетя.
— Почитаю...— буркнула Наташка, не поднимая глаз.
— Позавтракаем, и идите на речку, искупайтесь, позагорайте. Я уже ополоснулась. Вода теплая, как молоко!
Тетя присела рядом с ней, обняла. А я стоял и думал: хорошо иметь такую союзницу.
Наташа потянулась губами к уху тети, что-то прошептала. Та, тоже на ушко, ответила. Наташа округлила глаза. По ее мимике, я догадался: речь идет о купальнике, точнее о полном его отсутствии в доме, среди тетиных вещей.
Здесь, конечно, можно было бы порассуждать, почему Наташка, приехав погостить к тете, не взяла купальника при наличии лета на дворе? Возможно, забрав ее на выходные из интерната для детей из отдаленных районов, — где она жила и в каникулы, проходя учебно-производственную практику, — отец не завез ее домой, а сразу доставил в лесничество деда. Вариантов много, но результат один — купальника не было.
— Тогда, я не пойду, — ответила Наташка вслух.
Ее взгляд на меня говорил: это я все испортил, и сам виноват. Что я испортил? В чем виноват? Но резонно предположив, сейчас лучше не вмешиваться, я промолчал.
— Давайте сначала поедим, а потом и решим, как выходной провести, — ответила тетя.
За чаем, тетя снова вернулась к вопросу о пляже. Наташка грызла сушку и молчала, от чего еще больше походила на мышонка.
Наконец, как последний аргумент, тетя предложила пойти купаться всем вместе. Указывая на меня и называя «охламоном», она сказала, что я не настолько провинился, чтобы запереть меня в доме на весь воскресный день. Что Наташке тоже позагорать не помешает, впереди целая неделя в душном интернате, а чтоб она меня не опасалась, тетя пойдет с нами.
Отложив недоеденную сушку, Наташка попыталась отнекаться, но тетя что-то ей шепнула и она согласилась. Быстро прибрав со стола, мы отправились к реке, — снова не закрыв калитки. Показывая, что ушли недалеко и скоро вернемся...
Не помню, писал ли, — дом деда стоял на пологом берегу реки. Чуть поодаль от мостика для постирушек, вниз по течению, полоскала в воде ветви раскидистая ива, за нее и завела тетя Наташку, велев мне располагаться с этой стороны. Об этом, видимо, тетя и шепнула Наташе: загорать будем отдельно.
Немного походив, покидав «блины» по воде, снял трико — рубашку я оставил в доме, и лег на песок в трусах.
Сегодня был не мой день, даже «блины» тонули на третьем или четвертом. Хотя нет, утро задалось, но вот дальше.
Я перевернулся на спину, оперся на руки подбородком, зажмурился, и тут меня осенило. Я не могу подглядывать, а как насчет подслушать? Интересно же, о чем тетя говорит с Наташкой.
Работая локтями и коленями, как партизан, я пополз под крону ивы, там не было солнца, но там я был к ним ближе всего и мог слышать их разговор.
— Лучше сними, Наташ. Песок здесь маркий, а они у тебя беленькие. Потом, желтые пятна не отстираются.
Говорила тетя. Я как-то сразу понял, говорила она о трусиках.
— Да! А он смотреть будет?!
— Глупая. Он за деревом... А если и посмотрит — так что? Ты сними и быстренько ложись. Вот, смотри...
Возникла пауза. Я не видел, но по шорохам, движениям и тихому восклицанию Наташки, тетя сняла халат и под ним — не стоило труда догадаться, ничего не было.
— Как хорошо! — проговорила тетя. — Давай, раздевайся.
— А если увидит? — не унималась Наташка.
В ее вопросах было больше желания услышать подтверждение своих предположений, чем чего-либо другое.
— Увидит, так подрочит... пусть... — ответила тетя.
Я замер. По молчанию с той стороны ивы, было ясно — растерялась и Наташка. Она хотела это услышать, но услышав, не знала, как среагировать. Тетя помогла:
— Никогда не видела, как мальчишки дрочат?
— Видела, — тихо произнесла Наташка. — Один раз... Мальчишка из интерната плавки в кабинке выжал и... Они всегда так делают?
— Всегда... Ладно, ложись...
Где-то минут пятнадцать с той стороны не было слышно ни звука. Я уже хотел выбраться из своего укромного места, все же там было не совсем удобно. Тень и, время от времени, с ивы на тело падали мелкие холодные капли.
Только я стал отползать, как услышал:
— Тетя?
— Да...
— А мальчишки это часто делают?
— Когда как... Иногда, и по три раза на дню.
— Три!
— У каждого разная потребность, своя. А если еще рядом такая красавица голышом спит...
— Он тоже делал!
— А тебе хотелось бы?
— Чего?
— Чтобы он сейчас на тебя смотрел и делал? Наташ, не красней. Я старше и больше знаю. Вернемся, дам тебе книгу сексопатолога Ходакова. Почитаешь. Мне ее девчонки из медицинского, — ты их знаешь, Вера с Таней, на день рождение подарили. Так там и про мальчишек и про девчонок о том написано.
— Про нас тоже?!
— Ты стесняешься, а врач в книге советует. И тебе и мне...
— Как советует?
— Очень просто, застоя в половых органах чтобы не было. У мальчишек разные неприятности тоже бываю, когда они долго не кончают. Так что пусть дрочат... Им на здоровье, а нам, женщинам, приятно. Может, позовем? Держим парня в ссылке!
Я лежал в непередаваемом состоянии, сердце мое билось гулко-гулко. Сейчас Наташка скажет «нет», и все рухнет. Надежды, мечты, выходные, — лето. А она молчала, молчала мучительно долго. За этот срок, я успел трижды попросить ее сказать «да», и трижды поругать за предполагаемый отказ.
— Давай, сделаем так, — послышались слова тети, — я сейчас поплыву на тот берег, а ты его позовешь или сама к нему пойдешь...
— Нет, тетя! Одна, я боюсь...
— Ну, хватит подглядывать! — крикнула тетя. — Иди сюда...
Конечно, они меня не видели, тетя просто оборвала терзания Наташки промеж колется и хочется. Я не стал терять времени...
В ранней юности, когда все только-только открывается, познается, вопросы естествознания сменяют друг друга, теребят, не дают покоя, а тут самый, что не наесть, главный — как устроены девчонки?.. Данные о физиологически-противоположном, таком привлекательном, манящем человеке рядом, — за одной партой, в одном дворе, подъезде, но как бы за четкой гранью — девочка! — мальчишки собирают по крохам, где-то услышал, прочитал, случайно или намеренно увидел.
Мальчишкам и невдомек, что у девчонок тоже идет работа по изучению, а еще как помочь нам просверлить в разграничении полов дырки, проделать лазы. Девчонкам легче, они всегда крутятся около младших братьев, около старших тоже, но тут у них проблемы — отгоняют. Они изображают заботливых сестренок, помощниц матери, и в то же время досконально изучают нас.
Здесь природа схитрила, незаметно для девочек, ведя их любопытство в нужном направлении, она ненавязчиво готовит из них будущих мам. Цепляет на любопытство и ведет по предназначению.
Мораль и та на их стороне! Мне часто приходилась видеть, как молодые мамы тискают своего бутуза, не стесняясь гостей, омывают его торчащий писюн губами, целуют в попку — облизывают с ног до головы. Нет ничего прекраснее, чем картина материнской любви, но как быть с отцовской любовью?
Представьте, молодой папа берет годовалую дочь на руки и любя до безумия, без всяких прочих причин и мыслей, кроме отцовских, проделывает тоже самое? Кошмар! Извращенец!
Нас, мужчин, с детства не подпускают к противоположному полу, создавая секретные организации на подобии женских троек — бабушка, мама, тетя. И, на мой взгляд, женщины правильно делают. Несправедливо другое — считать не нормальным, естественные для мальчишек подгляды. Как-то же надо познавать девочек, женщин, чтобы потом, когда придет время, не выглядеть «отстоем» в их же глазах. А если и ругать, — для острастки, то с показной, а не настоящей строгостью.
Естественно, направленный тетей в дом досыпать, ни о чем таком я не думал. У меня еще не было знаний, чтобы если и неправильно, то так красиво все сформулировать. Я шел и думал над заданным тете вопросом, на который получил лишь уклончивый ответ.
У тети бугорок был, а у Наташки? «Наверное, все же есть, у них много схожего» — заключил я, но чтобы закрепить вывод решил еще раз заглянуть в комнату за шторами. Совсем и не подглядывать! А убедиться в сходстве Наташки с тетей.
Я был уверен, что увижу только одеяло, одно на двоих оно было огромным, но это мне не помешало войти в дом тихо-тихо. Подкрасться к комнате тети. Встать не между штор, посредине, а с краю, и чуть отогнуть одну из них от косяка.
Чудо! Одеяло было на полу! Наташка лежала на спине с открытыми глазами и, разметав волосы по подушке, смотрела в потолок. Одна ее нога была согнута в колене и обращена в мою сторону. Не стану повторяться, что она была обнажена, продолговатые груди с маленькими соскам, в лежачем положении приплюснулись, но вовсе не расплылись, живот немного втянулся, отчего визуально приподнялся обрамленный золотистыми волосиками лобок.
О чем она думала? Или о ком? Правая рука огладила левую грудь, потеребила сосок, по животу спустилась к золотистому пушку, подцепила пальцами мягкие волосы и покрутила. Согнутая в локте левая рука поднялась к шее и легла чуть выше груди, пальцы подогнулись, кисть выгнулась, словно она хотела почесать шелковистую кожу на загорелом от декольте платья треугольнике, но передумала.
Так Наташка лежала с минуту, отрешенно смотря в потолок. Вздохнула, закрыла глаза и, длинными пальчиками, скользнула по лобку. Пальцы у нее были очень длинными, такие принято называть музыкальными, и кисть продолговатая, изящная. И как я раньше не увидел! Запястье лежало на золотистых волосиках, кисть приподнялась, словно при игре на рояле, пальчики скользнули, раздвигая розовую плоть. Левая рука пришла на помощь и раскрыла влагалище ровно настолько, чтобы пальцы правой нашли бугорок.
Теперь я был уверен — у Наташки он тоже имеется!
Я не выдержал и выдохнул — громче, чем хотелось бы в тот момент. Наташка открыла глаза, опасливо, бросила своих карих бесенят в просвет между штор.
Тени по полу, на дорожке, от проникающего через него утреннего солнышка, не было, и она снова вскинула глаза к потолку, закрыла. Указательный и средний — остальные, особенно мизинчик, были аккуратно подогнуты, — стали усилено теребить лобок. Большие губы влагалища плотно их обхватили. Наташка делала круговые движения, перемещая пальцы вместе с укромным местом.
Выкидывая груди, она сделала глубокий вздох, подогнула обращенную ко мне ногу в колене, огладила свободной рукой и скинула ступню с кровати, давая себе больше свободы. Повернулась лицом ко мне, прижалась подбородком к плечу.
Глаза Наташки были закрыты. Я замер в преддверии провала, но она так и не открыла их. Указательный и средний пальчики стали крутить плотно сомкнутые, персиком, большие половые губы быстрее, рот приоткрылся. Она стала постанывать — отвернулась, опять повернулась. Слегка сморщилась, ее носик вздернулся.
Дышала Наташка по нарастающей, отрывисто шумно. Облизала сухие губы. Большой палец правой руки, розовым ноготком, указывал прямо на меня. Она увеличила темп, выгнулась, колыхнув грудь, и неожиданно остановилась. Резко замерев, открыла глаза.
На дворе тетя вылила воду, из ведра в бочку.
Наташка прислушивалась. За шторой, я стоял болванчиком. «А кто увидит! Тот — окаменеет!», — билось в моем сердце.
Если бы я мог сдвинуться!
Она глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. Рука начала набирать прежний темп, пальцы усиленно теребили румяный персик, но, видимо, чего-то не хватало — процесс затянулся. Наташка пустила на помощь вторую руку, все равно, по ее лицу было видно, что она не может достичь желаемого и в то же время не в состоянии остановиться.
Наташка открыла глаза, опустила их на вагину, отвела взор и просто смотрела в никуда. Шум с улицы, ее напугал. Она лежала и теребила бугорок все медленней и медленней, с остановками.
О чем Наташка думала — или пыталась думать? Этого мне было не увидеть. Но, совершенно неожиданно, кисть ее убыстрилась, убыстрилась невероятно. Наташка вкинула левую руку, сжала один сосок. Указательный и средний пальчики правой руки терли персик, терли, терли... Она задышала часто-часто. Левая рука, выгнутой до придела ладошкой, легла меж сосками, хотела дотянуться до второго, но уже была не в состоянии.
Громко вскрикнув, Наташка приподняла от подушки голову, открыла рот, словно хотела прорычать. Впрочем, не только хотела — прорычала... Тело содрогнулось от живота, всколыхнув грудь, она безвольно упала на подушки, глаза открылись. Наташка замерла и снова содрогнулась. Ягодицы ее сжимались и расслабились, она медленно провела средним пальцем по влажному, раскрытому влагалищу — успокаивая.
Немного поиграв волосиками, Наташка засветилась глазами, издала облегченный вздох, выпустила со свистом, улыбнулась. Правая рука покинула золотистый пушок, огладила живот...
— Я думала, спит! А он по комнате бродит, как неприкаянный! — выдала меня тетя, заходя в дом.
Наташка в секунду изменила позу, села на кровать ножками и ягодицами подперла пятки. Сжала колени и прикрыла груди руками. У нее еще не прошло состояние полета, она смотрела в мою сторону широко раскрытыми карими глазами, больше ничего не предпринимая.
Для меня тетин окрик тоже оказался полной неожиданностью. Растерялся, откинул штору и вошел в комнату. Стоял перед Наташкой с застывшими на лице бесенятами...
Тетя так нас и нашла — смотревшими друг на друга. Она на кровати, обнаженная, в позе сфинкса, я — с оттопыренным трико.
Подбирая руки в боки, тетя на растяжку произнесла:
— Та...а...ак!
— Он подсматривал, тетя! — тихо сказала Наташка.
— А ты... ты!.. — начал было я.
— Ну что я?.. Что?! — у нее выкатилась слезинка.
— Голая спишь!..
— Марш
за водой! Чтоб, через полчаса бочка полная была! — скомандовала мне тетя. Но глянув на мое трико, прыснула смехом — грозность прошла. Поглядев на Наташку, она добавила: — Мальчишки все подсматривают... И что? Не спать же тебе в шубе, правда?
Наташка вяло улыбнулась.
— Ну чего стоим?! Ведро на крыльце!
Я выскочил на улицу...
Бочку водой, я наполнил быстро. То, что я увидел, придало мне неимоверных сил и скорости. Еще я гордился собой. Да, гордился! В самый последний момент с моего языка не слетело — чем занималась Наташка. Когда выскакивал из комнаты, успел заметить, Наташкин взгляд изменился. А это? Как сказано! «Ну что я?.. Что?!». И глаза — карие бесенята в упор! Прямо жаром охватило.
Я вылил очередное ведро. Через переполненный край бочки, вода облила мне ноги.
— Иди завтракать, каторжник! — крикнула с крыльца тетя.
Когда я подошел, тихо добавила:
— Хорошо хоть ума хватило не ляпнуть...
— Что?
— Про то, что видел!
Я разинул рот. Откуда тетя знала, она же была на улице. На мое изумление, тетя улыбнулась и пояснила:
— С воздуха зашла... Здоровенькая Наташка, запах чистый...
Тетя не переставала меня удивлять, я и раньше, еще два года назад, когда приезжал в первый раз, заметил, что ей достаточно было зайти в мою комнату, и она уже могла, с точностью до минуты, сказать, что я делал. Как и все мальчишки, я, бывало, прятал свои деяния, тщательно заметал следы, но с тетей это не помогало. Ей бы в разведку или следователи!
Я был просто сражен. Подумал, еще по дороге из лесхоза, когда нас трясло в «ГАЗике», тетя обо мне уже все знала. Вот это метод дедукции! Шерлок Холмс отдыхает!..
— Ну, пошли, глазастый. Будем Наташку из угла вытаскивать. Забилась мышкой. Ты, вроде, ее на пляж приглашал?
Я угукнул.
Завернутая в тетин халат на пуговицах, Наташа сидела у книжного шкафа, копалась в толстых томах собрания сочинений с такими большими красными буквами на черном переплете «Вильям Шекспир». Ее карие бесенята прятались, избегая нас.
— Чего это с утра и за классиков? — сходу спросила тетя.
— Почитаю...— буркнула Наташка, не поднимая глаз.
— Позавтракаем, и идите на речку, искупайтесь, позагорайте. Я уже ополоснулась. Вода теплая, как молоко!
Тетя присела рядом с ней, обняла. А я стоял и думал: хорошо иметь такую союзницу.
Наташа потянулась губами к уху тети, что-то прошептала. Та, тоже на ушко, ответила. Наташа округлила глаза. По ее мимике, я догадался: речь идет о купальнике, точнее о полном его отсутствии в доме, среди тетиных вещей.
Здесь, конечно, можно было бы порассуждать, почему Наташка, приехав погостить к тете, не взяла купальника при наличии лета на дворе? Возможно, забрав ее на выходные из интерната для детей из отдаленных районов, — где она жила и в каникулы, проходя учебно-производственную практику, — отец не завез ее домой, а сразу доставил в лесничество деда. Вариантов много, но результат один — купальника не было.
— Тогда, я не пойду, — ответила Наташка вслух.
Ее взгляд на меня говорил: это я все испортил, и сам виноват. Что я испортил? В чем виноват? Но резонно предположив, сейчас лучше не вмешиваться, я промолчал.
— Давайте сначала поедим, а потом и решим, как выходной провести, — ответила тетя.
За чаем, тетя снова вернулась к вопросу о пляже. Наташка грызла сушку и молчала, от чего еще больше походила на мышонка.
Наконец, как последний аргумент, тетя предложила пойти купаться всем вместе. Указывая на меня и называя «охламоном», она сказала, что я не настолько провинился, чтобы запереть меня в доме на весь воскресный день. Что Наташке тоже позагорать не помешает, впереди целая неделя в душном интернате, а чтоб она меня не опасалась, тетя пойдет с нами.
Отложив недоеденную сушку, Наташка попыталась отнекаться, но тетя что-то ей шепнула и она согласилась. Быстро прибрав со стола, мы отправились к реке, — снова не закрыв калитки. Показывая, что ушли недалеко и скоро вернемся...
Не помню, писал ли, — дом деда стоял на пологом берегу реки. Чуть поодаль от мостика для постирушек, вниз по течению, полоскала в воде ветви раскидистая ива, за нее и завела тетя Наташку, велев мне располагаться с этой стороны. Об этом, видимо, тетя и шепнула Наташе: загорать будем отдельно.
Немного походив, покидав «блины» по воде, снял трико — рубашку я оставил в доме, и лег на песок в трусах.
Сегодня был не мой день, даже «блины» тонули на третьем или четвертом. Хотя нет, утро задалось, но вот дальше.
Я перевернулся на спину, оперся на руки подбородком, зажмурился, и тут меня осенило. Я не могу подглядывать, а как насчет подслушать? Интересно же, о чем тетя говорит с Наташкой.
Работая локтями и коленями, как партизан, я пополз под крону ивы, там не было солнца, но там я был к ним ближе всего и мог слышать их разговор.
— Лучше сними, Наташ. Песок здесь маркий, а они у тебя беленькие. Потом, желтые пятна не отстираются.
Говорила тетя. Я как-то сразу понял, говорила она о трусиках.
— Да! А он смотреть будет?!
— Глупая. Он за деревом... А если и посмотрит — так что? Ты сними и быстренько ложись. Вот, смотри...
Возникла пауза. Я не видел, но по шорохам, движениям и тихому восклицанию Наташки, тетя сняла халат и под ним — не стоило труда догадаться, ничего не было.
— Как хорошо! — проговорила тетя. — Давай, раздевайся.
— А если увидит? — не унималась Наташка.
В ее вопросах было больше желания услышать подтверждение своих предположений, чем чего-либо другое.
— Увидит, так подрочит... пусть... — ответила тетя.
Я замер. По молчанию с той стороны ивы, было ясно — растерялась и Наташка. Она хотела это услышать, но услышав, не знала, как среагировать. Тетя помогла:
— Никогда не видела, как мальчишки дрочат?
— Видела, — тихо произнесла Наташка. — Один раз... Мальчишка из интерната плавки в кабинке выжал и... Они всегда так делают?
— Всегда... Ладно, ложись...
Где-то минут пятнадцать с той стороны не было слышно ни звука. Я уже хотел выбраться из своего укромного места, все же там было не совсем удобно. Тень и, время от времени, с ивы на тело падали мелкие холодные капли.
Только я стал отползать, как услышал:
— Тетя?
— Да...
— А мальчишки это часто делают?
— Когда как... Иногда, и по три раза на дню.
— Три!
— У каждого разная потребность, своя. А если еще рядом такая красавица голышом спит...
— Он тоже делал!
— А тебе хотелось бы?
— Чего?
— Чтобы он сейчас на тебя смотрел и делал? Наташ, не красней. Я старше и больше знаю. Вернемся, дам тебе книгу сексопатолога Ходакова. Почитаешь. Мне ее девчонки из медицинского, — ты их знаешь, Вера с Таней, на день рождение подарили. Так там и про мальчишек и про девчонок о том написано.
— Про нас тоже?!
— Ты стесняешься, а врач в книге советует. И тебе и мне...
— Как советует?
— Очень просто, застоя в половых органах чтобы не было. У мальчишек разные неприятности тоже бываю, когда они долго не кончают. Так что пусть дрочат... Им на здоровье, а нам, женщинам, приятно. Может, позовем? Держим парня в ссылке!
Я лежал в непередаваемом состоянии, сердце мое билось гулко-гулко. Сейчас Наташка скажет «нет», и все рухнет. Надежды, мечты, выходные, — лето. А она молчала, молчала мучительно долго. За этот срок, я успел трижды попросить ее сказать «да», и трижды поругать за предполагаемый отказ.
— Давай, сделаем так, — послышались слова тети, — я сейчас поплыву на тот берег, а ты его позовешь или сама к нему пойдешь...
— Нет, тетя! Одна, я боюсь...
— Ну, хватит подглядывать! — крикнула тетя. — Иди сюда...
Конечно, они меня не видели, тетя просто оборвала терзания Наташки промеж колется и хочется. Я не стал терять времени...