Тетрадь по завещанию. Глава седьмая.
Глава седьмая.
Выгонять меня из сестринской в коридор они не стали, хоть и были обнажены и пахли ласками друг друга. Таня меня стеснялась, покрылась румянцем, но побоялась, что в одежде, я налечу на дежурного врача — её уволят. Она просто прикрылась, выдвинув шикарное тело Вилки на передний план и, пока я любовался верной мне женщиной-другом, быстренько оделась.
А любоваться было чем. Вилка всегда ходила в растянутых свитерах, джинсах-бананах с многочисленными карманами, в спортивной обуви, коротко стригла волосы. А тут, неожиданно, случаем, я открыл её литое тело — ножки, промежность, попа, груди, шея. Даже не знаю, как передать, словно из-под руки влюбленного скульптора, точеное великолепие и, одновременно, живое, теплое.
Вилка не прикрывала Таню своим телом, она просто показалась и всё — мои глаза были прикованы только к ней.
— Ну, будет смотреть, охламон, гульфик разорвешь! — проговорила она. — Свитер, у тебя за спиной, подай...
Я передал. Облачившись в шерстяное одеяние на голое тело, Вилка стала еще сексуальней.
— Тань, давай, выводи его! Я вас догоню...
— Ты уже все пути-дороги здесь знаешь? — спросил я.
— Да... Ознакомилась...
Медсестра вывела меня из сестринской комнаты в коридор. Мы спустились на первый этаж, прошли кухней и вышли во внутренний двор больницы.
Там скучал мой «Шевроле Лачетте», у которого нас и нагнала Вилка. Подала мне ключи и отошла с Таней в сторону — поцеловать, сказать «пока», договориться о следующем свидании.
Сев в автомобиль, я чувствовал себя неуютно. Обычно, это я, где-то в сторонке обнимаю, ласкаю, лобзаю, а в машине меня кто-то ждет. Но в это утро, Вилка целовала Таню. Хотя это несколько другие отношения — к чему ревновать? Дурацкое чувство — друг женится, а ты по-прежнему холост и держишься на браваде — все же присутствовало.
Вилка, наконец-то, рассталась с подругой, подбежала к автомобилю, открыла дверцу и еще раз обернулась.
— Тань! За побег не переживай. Если ваш главный на тебя что начнет, я на него Гелену, жену мэра, натравлю, так его в газете пропиарим!..
Села. Закрыла салон автомобиля.
— Поехали...
Выруливая из дворика больницы, я вздохнул с облегчением. У меня было странное настроение, точнее его совсем не было. Мне не нравилась моя жизнь, меня тянула туда — в приходящие ко мне во сне обрывки жизни ветерана. Проезжая мимо аптеки, я поймал себя на мысли что хочу купить снотворного.
Испугался, прижал автомобиль к обочине, притормозил.
— Вилка, поехали к чародейке!
— Сдурел? Сейчас только пятый час утра!
— Поехали!!!
— Ладно... Я ей позвоню... Если она согласится...
— Звони!
— Не кричи! Уже... Я выйду.
Вилка покинула «Шевроле Лачетте» и минут пять говорила по сотовому. Я не слышал с кем и о чём. Снова села в автомобиль.
— Матрона согласилась тебя принять. Естественно, за двойную плату. За срочность...
— Матрона?
— Так она себя называет. Так мы едем?!
— Адрес...
— Жуковского пятнадцать...
По пустому городу мы быстро добрались до нужного дома — частного, на окраине, и постучали в деревянные ворота.
Нам открыла миловидная женщина, в общем-то, не походившая ни на чародейку, ни на ведьму. Похожая на Матрёну из моего сна, но просидевшую на строжайшей диете как минимум лет десять. Зацепив меня острым взором, она ничего не сказала, только показала куда идти.
Матрона завела меня и Вилку в просторную, полукругом, комнату с окнами на три стороны и велела мне сесть на Полуденное солнце.
Я посмотрел на Вилку с вопросом: Полуденное — это куда? Она указала мне на лавку у среднего окна. Я сел. Слева от меня оказалось окно, в котором занималась заря — краешек утреннего солнца. Справа, в окне полыхал закат — вечерело. Что было за моей спиной, я не знаю, Матрона оборвала попытку обернуться.
— Говори, соколик, чем душа волнуется... — проговорила она.
— Матрона... Латынь... Мать! — произнес я как в бреду.
— Так ты и пришел к Матери... Колодец с резными знаками не потерял из памяти?..
Окна, стены — закрутились завертелись, словно солнце на небе заиграло... мелькнул колодец, Тина над ним... пахнуло гарью...
****
— Товарищ старший лейтенант! Вы ранены?!
— Что?..
— Вы ранены?
— А... Нет... Оглушило...
— Давайте я вас посмотрю...
Алиса обхватила мою голову ладонями, повернула в одну сторону в другую, заглянула в уши.
— Крови нет... Голова не болит?
— Нет... У вас руки прохладные...
Но Алиса меня уже не слушала, она побежала дальше. Прямо во дворе складывали погибших раненых, отдельно от них лежало четыре медсестры в белых халатах.
Вырвало... Качаясь, я прошел до стены госпиталя, облокотился. Нащупал кобуру, вынул наган, откинул «дверцу», провернул барабан. Пусто. Засыпанными землей глазами осмотрел небо...
На двор госпиталя влетела полуторка. Шофер открыл дверь, встал одной ногой на подножку и закричал:
— Немцы! Братцы, немцы!!!
Не помню, как оказался возле него, втолкнул в кабину, ткнул ему в шею незаряженным наганом.
— Молчать!!! Застрелю, сука!
Красноармеец завалился спиной на сидение и замолк.
— Охранение! Приказываю: занять оборону!.. Всем у кого есть оружие, выдвинуться к воротам и задержать противника на подступах! По мере сил, бить врага, перебежками, отходя к зданию...
Неужели это командовал я — бабник, циник и эгоист, никогда не служивший в армии? Четко ставя боевую задачу перед личным составом госпиталя и легкоранеными.
— Ваше личное оружие, боец! — крикнул я шоферу.
— Тут, — ответил он, — тут оно...
Я не стал дожидаться, пока насмерть перепуганный красноармеец вытащит винтовку из полуторки, выдернул трехлинейку сам, проверил наличие штыка, передернул затвор.
— Старший лейтенант! — окрикнула меня Алиса. — Как тебя звать? Я на тебя медицинскую карточку, так и не успела завести.
— Антон... — отозвался я, к своему стыду совершенно не помня, как звали того — ветерана...
— Уцелей, Антон! Не прощу себе, что не отправила тебя в полк.
— Без пулемета, Алиса, нам и десяти минут не продержатся. Грузите тяжелораненых на полуторку, попробуем прорваться...
****
Снова закружились окна, перемешивая утро, полдень, вечер...
— Всё, соколик, всё... — услышал я спокойный голос Матроны. — Ты дома, война давно закончилась. Открывай глаза, открывай...
— И что вы мне скажите? — спросил я, приходя в себя.
— А чего сказать-то?! Не чтит ныне молодежь стариков.
— Вы мне еще мораль прочитайте!
— Надо будет, и прочту!!! А теперь раздевайся и дай мне свой Огнь...
— Что?!
Вилка наклонилась ко мне и шепнула:
— Сперму...
— Дрочить, что ли? — спросил я, посмотрев на Матрону.
— Дрочить, соколик, дрочить. Пока заря в день не сошла, — ответила она.
— Вилка, ты чего меня к извращенке привела!
— Не упрямься, — Вилка толкнула меня кулачком в бок, — я помогу.
— Можешь и отказаться, соколик, — проговорила Матрена. — Но... Тетрадь у Деда ты не взял и это твой последний шанс! Решай!
— А то что?
— Сгоришь до вешнего Юрьева дня... А может, уже и нет тебя...
— Как это — нет?! Вот он я! Сижу перед вами...
Матрона усмехнулась и ответила:
— То лишь Огнь скажет. Он не человек. Не соврет Огнь-то! Тень перед нами или светоч...
— Ладно, согласен. Ведите меня. Куда? Где сдаивать?
— Нет, соколик, совсем ты неразумен! — голос Матроны стал завораживать. — Здесь. Чтобы я видела, как Огнь твой сочится из тебя в мою ладонь. Из тела к телу, из души в душу, никаких пробирок, стаканчиков... Вила тебе поможет...
— Вила?
— Русалка-Вила, что ангелом-хранителем к тебе приставлена...
— Вилка? Ты?!
— Я, Антон...
Вилка раскрылась красивым обнаженным телом. На моих глазах, ее короткие, под мальчишку, волосы стали расти кудрявиться. Иссиня-черными локонами скатываясь по спине, упали на упругие ягодицы...
Очаровывая, она подошла ко мне, полностью раздела. Я оторопел и не сопротивлялся.
Присев, она обхватила мой член грудью, помяла промеж нее, пока он не окреп. Запрокинула вверх к животу, оголила головку. Проведя по моему паху твердыми сосками, поцеловала. Стала мастурбировать, извиваясь всем телом. Чувствуя, что я на грани, мелкими поцелуями моего бедра, ягодицы. Перешла — змеей перекинулась, за спину, огладила, пальцами левой руки, поджатую в экстазе мошонку, правой обхватила член...
Матрона подставила под него свою ладонь. Я излился, горячо, содрогаясь ягодицами, спиной чувствуя мягкую и теплую грудь Вилки...
— Огнь! Один человек не суть! Покажи нам его Рода путь! — проговорила Матрона, накрывая мою сперму второй ладонью, прижимая ее и разнимая руки на небольшое расстояние.
Меж ладонями Матроны появилось нечто очень похожее на нити — двойную спираль ДНК. Она осмотрела их в свете одного окна, второго и третьего... Отняла левую руку, что была сверху, на правой нити все равно стояли столбиком, стали вращаться. Она дунула на них...
****
Из-за поворота показалась мотоколяска. Я прицелился в пулеметчика, выстрелил, слишком поздно сообразив, что первым нужно было снять того, кто за рулем. Желание захватить пулемет, затмило здравый смысл. Немец в люльке откинулся на сидушку, осел, мотоцикл пролетел зону возможного поражения и остановился. Черное дуло шмайсера в руках второго фашиста смотрела прямо мне в грудь. Понимая, что не успею, я все же откинул затвор трехлинейки...
Дунул сильный ветер, мотоколяску перевернуло, придавленный немец попытался снова взять меня на прицел.
Я равнодушно загнал затвором патрон в ствол. Выстрел. Теперь у нас был пулемет и автомат...
****
Матрона дотронулась до верха нитей второй ладонью и закрутила их в веревку Рода
— Не надо было тебе называться Алисе своим именем, Антон. Теперь ваши судьбы со старшим лейтенантом едины...
— Но, я не помню его имени... — проговорил я пересохшим горлом.
— Потому и не помнишь. Его больше нет. Есть, ты в настоявшем, и ты — в прошлом. И это он остался жив на той войне...
— А я? Скажи мне Мать Земля!
— Узнал... Блудный сын. Теперь все зависит от тебя. Такое мое слово... И совет... Тетрадь поможет.
— Но, я не знаю где она!
— Тина сама её тебе принесет...
В моих глазах Матрона расплылась, потерялись ее четкие очертания... Запахло порами бензина.
Я стоял у ворот частного дома, Вилка рядом — усиленно стучала по ним, никто не открывал. Мимо пробежал старенький запорожец...
— Поехали, — проговорил я.
— Ты же хотел к чародейке?! — недоуменно ответила Вилка.
— Раздумал...
— Ну, всё, Антон! Ты меня достал! Довези меня до ближайшей остановки автобуса...
Выгонять меня из сестринской в коридор они не стали, хоть и были обнажены и пахли ласками друг друга. Таня меня стеснялась, покрылась румянцем, но побоялась, что в одежде, я налечу на дежурного врача — её уволят. Она просто прикрылась, выдвинув шикарное тело Вилки на передний план и, пока я любовался верной мне женщиной-другом, быстренько оделась.
А любоваться было чем. Вилка всегда ходила в растянутых свитерах, джинсах-бананах с многочисленными карманами, в спортивной обуви, коротко стригла волосы. А тут, неожиданно, случаем, я открыл её литое тело — ножки, промежность, попа, груди, шея. Даже не знаю, как передать, словно из-под руки влюбленного скульптора, точеное великолепие и, одновременно, живое, теплое.
Вилка не прикрывала Таню своим телом, она просто показалась и всё — мои глаза были прикованы только к ней.
— Ну, будет смотреть, охламон, гульфик разорвешь! — проговорила она. — Свитер, у тебя за спиной, подай...
Я передал. Облачившись в шерстяное одеяние на голое тело, Вилка стала еще сексуальней.
— Тань, давай, выводи его! Я вас догоню...
— Ты уже все пути-дороги здесь знаешь? — спросил я.
— Да... Ознакомилась...
Медсестра вывела меня из сестринской комнаты в коридор. Мы спустились на первый этаж, прошли кухней и вышли во внутренний двор больницы.
Там скучал мой «Шевроле Лачетте», у которого нас и нагнала Вилка. Подала мне ключи и отошла с Таней в сторону — поцеловать, сказать «пока», договориться о следующем свидании.
Сев в автомобиль, я чувствовал себя неуютно. Обычно, это я, где-то в сторонке обнимаю, ласкаю, лобзаю, а в машине меня кто-то ждет. Но в это утро, Вилка целовала Таню. Хотя это несколько другие отношения — к чему ревновать? Дурацкое чувство — друг женится, а ты по-прежнему холост и держишься на браваде — все же присутствовало.
Вилка, наконец-то, рассталась с подругой, подбежала к автомобилю, открыла дверцу и еще раз обернулась.
— Тань! За побег не переживай. Если ваш главный на тебя что начнет, я на него Гелену, жену мэра, натравлю, так его в газете пропиарим!..
Села. Закрыла салон автомобиля.
— Поехали...
Выруливая из дворика больницы, я вздохнул с облегчением. У меня было странное настроение, точнее его совсем не было. Мне не нравилась моя жизнь, меня тянула туда — в приходящие ко мне во сне обрывки жизни ветерана. Проезжая мимо аптеки, я поймал себя на мысли что хочу купить снотворного.
Испугался, прижал автомобиль к обочине, притормозил.
— Вилка, поехали к чародейке!
— Сдурел? Сейчас только пятый час утра!
— Поехали!!!
— Ладно... Я ей позвоню... Если она согласится...
— Звони!
— Не кричи! Уже... Я выйду.
Вилка покинула «Шевроле Лачетте» и минут пять говорила по сотовому. Я не слышал с кем и о чём. Снова села в автомобиль.
— Матрона согласилась тебя принять. Естественно, за двойную плату. За срочность...
— Матрона?
— Так она себя называет. Так мы едем?!
— Адрес...
— Жуковского пятнадцать...
По пустому городу мы быстро добрались до нужного дома — частного, на окраине, и постучали в деревянные ворота.
Нам открыла миловидная женщина, в общем-то, не походившая ни на чародейку, ни на ведьму. Похожая на Матрёну из моего сна, но просидевшую на строжайшей диете как минимум лет десять. Зацепив меня острым взором, она ничего не сказала, только показала куда идти.
Матрона завела меня и Вилку в просторную, полукругом, комнату с окнами на три стороны и велела мне сесть на Полуденное солнце.
Я посмотрел на Вилку с вопросом: Полуденное — это куда? Она указала мне на лавку у среднего окна. Я сел. Слева от меня оказалось окно, в котором занималась заря — краешек утреннего солнца. Справа, в окне полыхал закат — вечерело. Что было за моей спиной, я не знаю, Матрона оборвала попытку обернуться.
— Говори, соколик, чем душа волнуется... — проговорила она.
— Матрона... Латынь... Мать! — произнес я как в бреду.
— Так ты и пришел к Матери... Колодец с резными знаками не потерял из памяти?..
Окна, стены — закрутились завертелись, словно солнце на небе заиграло... мелькнул колодец, Тина над ним... пахнуло гарью...
****
— Товарищ старший лейтенант! Вы ранены?!
— Что?..
— Вы ранены?
— А... Нет... Оглушило...
— Давайте я вас посмотрю...
Алиса обхватила мою голову ладонями, повернула в одну сторону в другую, заглянула в уши.
— Крови нет... Голова не болит?
— Нет... У вас руки прохладные...
Но Алиса меня уже не слушала, она побежала дальше. Прямо во дворе складывали погибших раненых, отдельно от них лежало четыре медсестры в белых халатах.
Вырвало... Качаясь, я прошел до стены госпиталя, облокотился. Нащупал кобуру, вынул наган, откинул «дверцу», провернул барабан. Пусто. Засыпанными землей глазами осмотрел небо...
На двор госпиталя влетела полуторка. Шофер открыл дверь, встал одной ногой на подножку и закричал:
— Немцы! Братцы, немцы!!!
Не помню, как оказался возле него, втолкнул в кабину, ткнул ему в шею незаряженным наганом.
— Молчать!!! Застрелю, сука!
Красноармеец завалился спиной на сидение и замолк.
— Охранение! Приказываю: занять оборону!.. Всем у кого есть оружие, выдвинуться к воротам и задержать противника на подступах! По мере сил, бить врага, перебежками, отходя к зданию...
Неужели это командовал я — бабник, циник и эгоист, никогда не служивший в армии? Четко ставя боевую задачу перед личным составом госпиталя и легкоранеными.
— Ваше личное оружие, боец! — крикнул я шоферу.
— Тут, — ответил он, — тут оно...
Я не стал дожидаться, пока насмерть перепуганный красноармеец вытащит винтовку из полуторки, выдернул трехлинейку сам, проверил наличие штыка, передернул затвор.
— Старший лейтенант! — окрикнула меня Алиса. — Как тебя звать? Я на тебя медицинскую карточку, так и не успела завести.
— Антон... — отозвался я, к своему стыду совершенно не помня, как звали того — ветерана...
— Уцелей, Антон! Не прощу себе, что не отправила тебя в полк.
— Без пулемета, Алиса, нам и десяти минут не продержатся. Грузите тяжелораненых на полуторку, попробуем прорваться...
****
Снова закружились окна, перемешивая утро, полдень, вечер...
— Всё, соколик, всё... — услышал я спокойный голос Матроны. — Ты дома, война давно закончилась. Открывай глаза, открывай...
— И что вы мне скажите? — спросил я, приходя в себя.
— А чего сказать-то?! Не чтит ныне молодежь стариков.
— Вы мне еще мораль прочитайте!
— Надо будет, и прочту!!! А теперь раздевайся и дай мне свой Огнь...
— Что?!
Вилка наклонилась ко мне и шепнула:
— Сперму...
— Дрочить, что ли? — спросил я, посмотрев на Матрону.
— Дрочить, соколик, дрочить. Пока заря в день не сошла, — ответила она.
— Вилка, ты чего меня к извращенке привела!
— Не упрямься, — Вилка толкнула меня кулачком в бок, — я помогу.
— Можешь и отказаться, соколик, — проговорила Матрена. — Но... Тетрадь у Деда ты не взял и это твой последний шанс! Решай!
— А то что?
— Сгоришь до вешнего Юрьева дня... А может, уже и нет тебя...
— Как это — нет?! Вот он я! Сижу перед вами...
Матрона усмехнулась и ответила:
— То лишь Огнь скажет. Он не человек. Не соврет Огнь-то! Тень перед нами или светоч...
— Ладно, согласен. Ведите меня. Куда? Где сдаивать?
— Нет, соколик, совсем ты неразумен! — голос Матроны стал завораживать. — Здесь. Чтобы я видела, как Огнь твой сочится из тебя в мою ладонь. Из тела к телу, из души в душу, никаких пробирок, стаканчиков... Вила тебе поможет...
— Вила?
— Русалка-Вила, что ангелом-хранителем к тебе приставлена...
— Вилка? Ты?!
— Я, Антон...
Вилка раскрылась красивым обнаженным телом. На моих глазах, ее короткие, под мальчишку, волосы стали расти кудрявиться. Иссиня-черными локонами скатываясь по спине, упали на упругие ягодицы...
Очаровывая, она подошла ко мне, полностью раздела. Я оторопел и не сопротивлялся.
Присев, она обхватила мой член грудью, помяла промеж нее, пока он не окреп. Запрокинула вверх к животу, оголила головку. Проведя по моему паху твердыми сосками, поцеловала. Стала мастурбировать, извиваясь всем телом. Чувствуя, что я на грани, мелкими поцелуями моего бедра, ягодицы. Перешла — змеей перекинулась, за спину, огладила, пальцами левой руки, поджатую в экстазе мошонку, правой обхватила член...
Матрона подставила под него свою ладонь. Я излился, горячо, содрогаясь ягодицами, спиной чувствуя мягкую и теплую грудь Вилки...
— Огнь! Один человек не суть! Покажи нам его Рода путь! — проговорила Матрона, накрывая мою сперму второй ладонью, прижимая ее и разнимая руки на небольшое расстояние.
Меж ладонями Матроны появилось нечто очень похожее на нити — двойную спираль ДНК. Она осмотрела их в свете одного окна, второго и третьего... Отняла левую руку, что была сверху, на правой нити все равно стояли столбиком, стали вращаться. Она дунула на них...
****
Из-за поворота показалась мотоколяска. Я прицелился в пулеметчика, выстрелил, слишком поздно сообразив, что первым нужно было снять того, кто за рулем. Желание захватить пулемет, затмило здравый смысл. Немец в люльке откинулся на сидушку, осел, мотоцикл пролетел зону возможного поражения и остановился. Черное дуло шмайсера в руках второго фашиста смотрела прямо мне в грудь. Понимая, что не успею, я все же откинул затвор трехлинейки...
Дунул сильный ветер, мотоколяску перевернуло, придавленный немец попытался снова взять меня на прицел.
Я равнодушно загнал затвором патрон в ствол. Выстрел. Теперь у нас был пулемет и автомат...
****
Матрона дотронулась до верха нитей второй ладонью и закрутила их в веревку Рода
— Не надо было тебе называться Алисе своим именем, Антон. Теперь ваши судьбы со старшим лейтенантом едины...
— Но, я не помню его имени... — проговорил я пересохшим горлом.
— Потому и не помнишь. Его больше нет. Есть, ты в настоявшем, и ты — в прошлом. И это он остался жив на той войне...
— А я? Скажи мне Мать Земля!
— Узнал... Блудный сын. Теперь все зависит от тебя. Такое мое слово... И совет... Тетрадь поможет.
— Но, я не знаю где она!
— Тина сама её тебе принесет...
В моих глазах Матрона расплылась, потерялись ее четкие очертания... Запахло порами бензина.
Я стоял у ворот частного дома, Вилка рядом — усиленно стучала по ним, никто не открывал. Мимо пробежал старенький запорожец...
— Поехали, — проговорил я.
— Ты же хотел к чародейке?! — недоуменно ответила Вилка.
— Раздумал...
— Ну, всё, Антон! Ты меня достал! Довези меня до ближайшей остановки автобуса...