Уже не я
Знал про женское коварство, но не думал, что столкнусь с таким его ярким проявлением. Опоили зельем каким-то. Да так опоили, что двенадцать часов провалялся в полной отключке. Проснулся и не узнал себя. На мне была женская ночнушка, под торчали две огромные сиськи. Через полупрозрачную ткань ажурных женских трусов просматривалась половая щель.
Сначала испугался, потом понял, что на мне просто костюм телесного цвета из материала, весьма напоминающего латекс. Верхний край «второй кожи» приходился на шею и был скрыт под черной бархоткой, какую носят обычно женщины. Нижний — оканчивался чуть выше колен. Ноги мои были гладко выбриты, а брови аккуратно выщипаны — две слегка изогнутые линии. Даже парик нацепили. Попробовал снять его, но сделал себе больно. Ощущение, будто приклеили. Избавиться от латексного костюма тоже не получилось — словно прирос.
— С добрым утром. — Это вошла в спальню и поздоровалась со мной моя девушка. — Как спалось?
На мой вопрос о случившемся она ответила:
— Это мой прощальный подарок тебе. Мы расстаёмся. На кресле твоя одежда — наряжайся, Машка. Голой выходить не советую — у нас гости.
На кресле я нашёл ярко-розовый сарафан в белый горошек, чулки с поясом и лифчик — комплект к уже надетым на меня трусам. Из гостиной, куда выходила дверь из спальни, доносились незнакомые мужские голоса. Сказать, что я запаниковал — значит, не сказать абсолютно ничего.
«… Сейчас она выйдет.» — Уловил я краем уха голос Дарьи, моей теперь уже бывшей девушки.
— Ну, готова? — Она вошла в спальню. — Надо ещё косметику наложить.
— Что за херня?! — Зашипел я. — С ума сошла совсем. Снимай с меня это говно!
— Успокойся и послушай меня. — Даша была абсолютно спокойна и холодна. — С этого дня ты девочка. Кричать и спорить бесполезно; пока ты спал, мы с девчонками переодели тебя и провели небольшую фотосессию, ознакомиться с которой ты можешь прямо сейчас.
На цифровике, который она мне вручила, я увидел спящего себя. Вот я с задранной ночнушкой. А это дилдо у меня во рту. Тот же самый дилдо у меня в заду. Как они умудрились поставить меня раком во сне? Между больших латексных женских ягодиц у меня зияла чёрная дыра открытого ануса.
— Что будет, если всё это чудо попадёт в руки тех людей, с которыми ты живёшь, работаешь или просто общаешься? Ответь, мне интересно.
Сука! Стерва! Сволочь!
— Молчишь? Так вот для того, чтобы этого не произошло, следующие семь дней ты будешь носить женскую одежду, разговаривать томным шёпотом и писать на корточках. Есть возражения?
Быстро и уверенно она нанесла мне макияж и помогла одеться.
— Да, кстати. Наши гости в курсе того, что ты не совсем девочка. Теперь пошли. — Она толкнула дверь, и мы вышли.
Находившиеся в гостиной четыре незнакомых мужчины с интересом уставились на меня.
— Знакомьтесь, это Мария. — Представила меня Дарья.
Подруги моей бывшей девушки, с которыми мы два дня назад приехали на дачу Дашиных родителей, переглянулись и заулыбались. Противно так заулыбались.
Затем незнакомцы, представились. Евгений, Олег, Кирилл и Роман Витальевич. Последнему на вид было лет сорок.
— Мы вместе работаем. — Сказал он и хитро подмигнул Дашке. Та в ответ открыто улыбнулась. Кем работали и чьими знакомыми были Олег, Кирилл и Евгений я так и не понял. Знакомство состоялось.
К вечеру, когда на придомовом участке были организованы шашлыки, я немного успокоился. Не сказать, что вжился в роль человечьей самки, но уже не так стеснялся своего внешнего вида.
Вино с пивом для меня и Дашки с её подругами, водка для мужчин. Кирилл играет на гитаре и все поют. Разговоры о жизни возле большого костра. Чёрные тучи, скрывшие звёзды на ночном небе и тёмная стена леса сразу за забором. Спиртное, мясо, песни. Жар от огня. Мясо, песни, спиртное. Незаметно для себя я охмелел.
— Мне надо… — Сказал я, поднявшись со своего места, и тут же словив жесткий взгляд Дарьи.
За домом со стороны улицы, тёмной и безлюдной в этот час, росли кусты смородины, в которых я и поспешил уединиться. Уборную, до которой было метров пять, я проигнорировал — никогда не любил эти скворечники за их традиционную вонь и грязь. Спустил трусы и присел по-бабьи, расставив ноги в стороны. Не без усилий оттянул вверх край бутафорской половой щели и высвободил половину сморщенного члена, до этого завёрнутого назад и туго прижатого к промежности. На мгновение испугался, что журчащий звук струи кто-нибудь услышит, но улица по-прежнему была тиха и пустынна, а из-за дома всё так же доносились громкие пьяные голоса, смех и ленивое бренчание гитары. Возвращаться к костру не хотелось. Голова кружилась и начинала немного побаливать.
Выбравшись из кустов, уселся на лавочку перед входом в дом. Теперь бы просто посидеть, подышать воздухом. Из небольшого кармашка сарафана достал коробок спичек и одну из двух припрятанных сигарет — спрятать пачку было нереально. Покурил и задремал, а потому не услышал звука чьих-то шагов и очнулся только когда рядом со мной на лавку опустился кто-то объёмный и тяжёлый. Щёлкнула зажигалка — показался язычок пламени и тут же вспыхнул оранжевый огонёк сигареты.
— Пошутили над тобой девки, да? — Голос принадлежал этому… как его?… Ромуальд, что ли? Мысли в голове путались. — Может, обидел их чем-нибудь?
— Компромата нафоткали, пока я в отрубоне был. — Прошептал-прохрипел я. Во рту пересохло — то ли от страха, то ли от сигареты.
— Она мне рассказывала про тебя много. — Это он сейчас о Дашке-засранке. — Любовь у вас, да?
— Любовь… была. — Сердце в груди вдруг сжала чья-то ледяная рука. На глаза навернулись слёзы — здесь был и стыд за своё унизительное превращение в бабу, и боль от осознания себя обманутым и преданным, боль от мысли о замаячившей на горизонте перспективе одиночества, когда ты никому не нужен, а жизнь твоя не стоит и гроша.
— Да не реви ты, она того не стоит. — Как-то по-мужски ясно и успокаивающе сказал … Роман? Его зовут Роман Валерьевич… наверное. — Месяца три уже к ней в обеденное время бегает какой-то Бицепс. Запираются в туалете — как собаки сношаются. Нечего и думать даже.
Он докурил, щелчком послал окурок в темноту и куда-то в сторону сплюнул. Помолчали.
— Она тебе про меня не рассказывала?
— С Вами она тоже…?
— Ха, у меня жена и двое детишек! Да и не нравится она мне — тощая и стервозная.
Снова тишина. В голове мутилось — три месяца! Целых три месяца она встречалась с другим! Трахались в сортире прямо на работе!!! Целовалась со мной, говорила мне слова любви и трахалась с кем-то ещё!
— Дай мне руку. — Попросил вдруг Роман.
— Зачем? — Автоматически спросил я.
— Не бойся.
Едва получив мою руку, он тут же опустил её куда-то вниз. В мою ладонь лёг его эрегированный пенис.
— Что Вы делаете! — Я задохнулся от накатившего на меня приступа паники. Попытавшись вырвать руку, я не смог этого сделать.
— Не кричи, — шепнул мне мужчина в самое ухо, — сожми чуть крепче.
— Отпустите меня! Пожалуйста! — Я почти плакал.
— Сожми, вот так. — Второй рукой он сжал мою ладонь, а вместе с ней — свой член.
Я снова попытался вырваться, и у меня опять не получилось.
— Поиграй с ним. — Его жаркое дыхание жгло мою шею, как адский огонь — грешников. — Подрочи мне, или я откушу тебе мочку уха. — Я почувствовал, как его зубы впились в мою плоть, с каждым мгновением сдавливая её всё больше. Когда от боли я был готов потерять сознание, моя рука стала двигаться. Мужик, не разжимая зубов, начал чуть слышно сопеть и постанывать. Вверх, вниз, вверх, вниз…
— Быстрее. — Промычал насильник, чуть стиснув зубы. Я закрыл глаза и подчинился. По щекам текли горячие слёзы.
— Не надо, пожалуйста. — Просил я.
— Молчи, шлюшка! — Зло зашипел он, отпустив моё ухо. От сильной оплеухи у меня перед глазами вспыхнули звёзды. За шею мужик столкнул меня с лавки на землю перед собой. — Возьми в рот!
— Нет, нет… — Я замотал головой, пытаясь высвободиться и отползти раком назад.
— Блядь, я кому сказал! — Теперь уже двумя руками он притянул мою голову к себе. Носом я уткнулся в его напряжённую волосатую мошонку. — Давай! — Ещё одна оплеуха. Потом ещё одна. — Соси, тварь! Соси, или тебя выебут все по очереди!!!
Я беззвучно ревел, стараясь отвернуть лицо в сторону. Тогда он сам, одной рукой удерживая меня на месте, а второй — направляя член, вставил и с силой задвинул его мне за щёку, оттянув её до предела. Сопли душили меня, я задыхался. Едва попытался сделать вздох, как пенис глубоко проник в моё горло. Пошёл назад и снова почти полностью зашёл в мой рот. Невидимые руки с силой насаживали мою голову на чужой член снова и снова. Я уже не плакал — на это не оставалось сил. За несколько мгновений до моей отключки, насильник, словно почувствовав что-то, остановился:
— Если начнёшь сама, будет не так больно.
Некоторое время я отдыхал, прижавшись щекой к горячему мокрому стволу. Затем словно зомби, обхватив тремя пальцами правой руки основание члена, сам взял его в рот. Как дешёвая шлюха для дальнобойщиков — стоял на коленках перед мужиком со спущенными штанами. Но я не чувствовал холода остывшего бетона дорожки, ведущей от крыльца дома на улицу. Не чувствовал боли от истёртой до крови кожи на коленках.
Вообще ничего не чувствовал — ни вечерней прохлады, ни отвратительных лобковых волос на языке, даже слух словно отключился. Я сосал пенис Романа Витальевича, одновременно слегка подрачивая его рукой. Но вот член напрягся и ещё больше затвердел, мужчина застонал громче. Сейчас… Я не убрал голову — мне не позволили сделать этого. Мощная струя спермы ударила мне в нёбо. Следующий заряд чужой кончи обляпал мне нижнюю губу и подбородок — на секунду я выпустил извергающий семя пенис изо рта. Четвёртый — опять точно в рот. Пятая струя попала на подбородок и шею.
— Хорошо. — Выдохнул мужчина, устало развалившись на лавке. — Умница. Оближи и спрячь его.
Стараясь не испачкать брюки моего насильника его же собственной спермой, попавшей на меня, я обсосал его член, засунул назад в ширинку и застегнул молнию. Встать на ноги я не успел. Повернулся на непонятный шум и тут же ослеп от вспышки фотоаппарата.
— Не волнуйтесь, Роман Витальевич, ваше лицо в кадр не попало. — Нетрезвый, а потому слегка развязный, голос сучки Ольки, одной из Дашкиных подружек. Будь ты проклята!
Ночь провел на диване в гостиной. Один.
Утром ни с кем не разговаривал, и меня никто не дёргал, чему я был несказанно рад. Старался уйти от людей, побыть один. Роман Витальевич всё обсуждал что-то с кем-то по мобильнику и тоже ни с кем не говорил. Только один раз, проходя мимо меня, хлопнул по моей большой резиновой заднице, скрытой под коротенькой коричневой юбчонкой, которую вместе с чёрными ажурными колготками и чёрной женской рубашкой выдали мне утром девки взамен старых шмоток. Выброс адреналина едва не разорвал сердце. Но я пересилил себя, удержался от матерного проклятия.
После обеда ко мне подошла Дашка и её гоп-компания поперлись на озеро. Мне даже не предложили пойти с ними. Звеня бутылками с пивом, они со смехом погрузились в микроавтобус, на котором парни приехали сюда, и укатили. Специально, наверное, оставили меня с Романом. Нет уж, не бывать этому! Лучше по лесу погулять — букашек пофоткать.
— Ты куда? — Спросил он меня, когда я пытался втиснуть ноги в легкие полуспортивные женские тапочки сорокового размера.
— Прогуляться хочу.
— Там жарко сейчас. — Мужик присел рядом на край дивана. — Хотел извиниться перед тобой за вчерашнюю грубость, Мария.
— Блин, я пацан! Понимаете?! Не надо…
— Ты очень красивый мальчик. — Спокойно и бесцеремонно перебил он меня. — И поскольку сейчас на тебе женские тряпки, звать я тебя буду женским именем.
Он попытался приобнять меня, но я вскочил с дивана, не дав ему сделать этого.
— Да перестаньте же! У вас ведь жена и дети!
— Моя супруга не против моей слабости к хорошеньким парнишкам. А детей ты не трогай. Поняла?
Я стоял, не зная как быть — тапки остались рядом с диваном, поэтому уйти на улицу я не мог. К дивану, на котором сидел мужчина, я побаивался.
— Чего ты бегаешь от меня, а? — Лениво спросил мужик, лениво потянувшись. — Обиделась? Да ладно тебе…
Встал с дивана и подошёл ко мне. Я отпрыгнул в сторону, едва не сбросив телевизор с тумбы.
— Знаешь, ты сейчас не в том положении, чтобы выкобениваться. Понимаешь? Ты хочешь, что бы я сказал всем, что поимел тебя в зад? Или тебе наплевать, если вчерашнее фото увидит…
— Отстаньте вы от меня!
— Подойди ко мне. — Властно приказал Роман. Я не двинулся с места, и тогда он сам взял меня за руку и потянул к дивану.
— Каждая баба, — поучал мужик, расстёгивая штаны, — должна уметь это делать. У тебя хорошие задатки, но мало опыта. Ну…
Его тёмный член уже стоял, смотрел на меня своим маленьким узким глазком. Безнадёжно, никуда мне от этого не деться.
— Давай, девочка.
Через день все мужчины уехали. А ещё через день уехали я и девки, так что мне не пришлось изображать бабу всю неделю. Я отказался от авто, отдав предпочтение электричке — хотелось как можно скорее расстаться с этими потаскухами.
Следующую неделю я почти ни с кем не разговаривал; после работы пешком возврашался домой, а дома ужинал и сразу ложился спать. Старался забыть дачное приключение, но мысль об оставшихся у Дашки фотках терзала меня. Позвонить ей? Попросить отдать злосчастные снимки?
Дашка сама мне позвонила, отвезла к Роману домой. Не думал, что в городе есть такие квартиры — огромные потолки, лестница на второй этаж, оранжерея. Он нас встретил в домашнем махровом халате, провел на кухню и налил выпить.
— Ну, Дашутка, ты займи себя пока чем-нибудь. — Сказал хозяин, отставляя пустой стакан. — А у нас с Марией есть разговор.
Комната, в которую он меня втолкнул, оказалась шикарно обставленным кабинетом — натуральная кожа и дерево, средневековые рыцарские доспехи в углу.
— Ну, чего ждешь? — Повернул меня к себе спиной и прижал к письменному столу, заставив лечь на него грудью.
— Лучше в рот! — Запаниковал я, едва мои штаны упали вниз. — Я лучше…
— У, какие трусики. — Мужчина попросту игнорировал мои слова и слабые попытки выскользнуть из его захвата.- Для кого ты так нарядилась? Тебе действительно нравится это.
— Даша заставила.
— И попка гладкая. Скажешь, она тоже выбрила? — Звонко ударил ладонью по ягодице. — Прогни спину, подставь мне дырку. Ты чистая?
Про клизму спрашивает.
— Чистая. — Тихо и приглушенно ответил я.
Быстро и уверенно Роман нанес увлажняющий крем и разработал мой анус пальцами. Я вдруг представил, как к чёрному отверстию моего разработанного ануса приближается член почти незнакомого мне мужика. Все ближе и ближе… Почему ничего не происходит? Я оглянулся и увидел нацеленный на меня объектив фотоаппарата.
— Да, поверни голову, чтобы лицо было видно.
Меня теперь не держали, но я не менял позы — знал, что бесполезно. Он долго щелкал цифровиком — слева, справа, подносил объектив к самой дырке, просил шире расставить ноги, оттопырить зад, посмотреть через плечо жалостливыми глазами.
— Умница, хорошо поработала. Заслужила хороший трах. — Взявшись за мои бедра, он сразу полностью засадил член в меня. От резкой боли я закричал, а из глаз покатились слёзы. Мужчина тяжело дышал за моей спиной, почти рычал.
— Тебе нравится, шлюшка? Отвечай!
— Да.
— Громче, сосалка! Кричи! Кричи, что хочешь меня! Ну же, давай! — Понуждая меня к этому, мужик стал драть меня особенно жестко. — Проси, чтобы кончил в тебя. Кричи, чтоб твоя подружка слышала!
Каждое
движение его члена в моей заднице причиняло мне ужасные страдания, моральные и физические. И чтобы как-то облегчить муки, я подчинился — заверещал бабьим голосом:
— Еби меня в зад! Я твоя сучка!
Упругая палка протыкала меня снова и снова, доставая, казалось, до самого сердца.
— Кончи в меня, залей меня спермой!
Перед моими глазами синхронно с толчками сзади прыгал лежавший на столе мобильник.
— О да, о да, о да! — Мужик стонал, его яйца колотились о мою промежность. Ведь мошонка должна подтягивать их вверх во время секса, совершенно неожиданно подумалось мне, странно как-то. — Двигай жопой, блядь! Сильнее!
Темп увеличился до скорости отбойного молотка, и через секунду Роман кончил, наполнив моё нутро теплой кончой. Заставил облизать член и застегнул молнию на своих брюках.
— Каждая баба становиться бабой только когда её трахнет настоящий мужик. — Этот урод любит такие мерзкие фразочки. Достал из кармана пару зеленых бумажек. — А вот твои деньги за сейчас и за дачу.
Роман упал в глубокое кресло, вытянул ноги и закурил, с ленцой наблюдая за тем, как я натягиваю ажурные трусы.
— Тебе ведь понравилось, да? — Не дождавшись ответа, продолжил. — У меня к тебе предложение. Очень хорошее предложение.
— И ты согласился? — Дашка изумленно таращилась на торчащие у меня под рубашкой титьки. Протянула руку к ним, но я отступил назад. — Ладно, поиграли мы тогда в игры, но это… А как же дети, семья, будущее?
— Заходи. — Я посторонился, пропуская девушку в квартиру. Сначала не хотел пускать её — сто лет не видел и ещё столько же не видел бы, но объяснений не избежать, а растущие груди, которые я забыл спрятать, открывая входную дверь, уже не скрыть. Да и устал от одиночества, кому-то надо открыться.
За окном темнело, шумел дождь и выл холодный осенний ветер.
— Как твой? — Спросил я, набирая в чайник воду. — Ругаетесь?
— Нормально. Где у тебя заварка?
Я не стал включать на кухне верхний свет, принес из спальни небольшой светильник.
— Не спрашивай зачем. Теперь ничего не изменить, да я и не хочу этого. — Я первый заговорил о своих метаморфозах.
— Но как ты ходишь на работу? — Похоже, моя бывшая подружка всерьёз беспокоилась за меня.
— У меня есть деньги. Я уволился.
— У тебя есть деньги? Откуда?!
— Ну, Роман Витальевич заезжает ко мне иногда… Кроме того, я ведь продал свой член. — Не думал, что сказать об этом будет так легко. — Пришьют вместе с яйцами кому-нибудь богатому.
— Так у тебя там сейчас… — Дарья опять не договорила, умолкла на полуслове.
— Нет, все на месте. Пока не забрали. — Я грустно улыбнулся. Хотя улыбка, наверное, получилась жалкой. — Когда гормоны начну принимать, тогда и…
— Как же у тебя груди выросли?
— Наноформинг называется. Слышала когда-нибудь? К Новому году всё будет готово.
Дашка когда-то читала про нано-технологии в медицине, даже грудь хотела себе увеличить, но потом передумала.
— Это больно? — Участливо спросила девушка, чуть прикусив нижнюю губу.
— Да нет, чешется только. Зудит постоянно.
— Покажи, а? — Её глаза загорелись. — Ну, покажи!
Я отложил сигарету на край пепельницы и задрал рубашку к самой шее, обнажив своих близняшек с большими выпуклыми сосками.
— Ой, какие сисечки! Красивенькие! — Девушка умилилась. — И они ещё растут?
Я кивнул.
— Везет же тебе. — Сама Дашка всегда мечтала об огромных буферах, о чем не раз мне говорила, когда мы ещё гуляли вместе. — Ой, прости… Не хотела тебя обижать.
— Успокойся. Я ведь теперь сам этого хочу. — Только допив последний глоток чая, я понял, что забыл положить сахар.
Неожиданно для себя вдруг понял, что рад Дашкиному визиту. Даже когда просто молчали, чувствовал её участие и поддержку. Да, она вышла замуж за другого, но даже ревности я теперь не испытывал, что тоже стало для меня открытием. Глупо ревновать девчонку к парню, если тебе самому скоро придется носить бюстгальтер.
— А дети?
— А что дети? Я сдаю сперму, а потом суррогатная мать, искусственное оплодотворение. Да и… у меня ведь тоже будет…
— Ты сможешь забеременеть? — У девушки округлились глаза и едва не выпала из рук сигарета. — Значит, и месячные у тебя будут?
А вот о менструациях я подумал только сейчас, когда об этом сказала Даша. Сделалось противно от мысли о прокладках и кровавых выделениях.
— Тебе не страшно меняться? — Спросила она, ещё немного помолчав.
— Первый месяц было страшно, а потом как-то привык… Теперь даже интересно немного.
— Но ты не сможешь больше спать с девушками! И вообще, ты ведь никогда не был…
— Это было раньше, всё меняется. И не надо об этом больше. — Я почувствовал себя уставшим. — Останешься на ночь или домой поедешь?
— Думаю, мне пора. — Дашка встала и взяла свою сумочку. — Я найду дверь, не провожай. И ещё… мне жаль, что я тогда так с тобой поступила… Прости, если можешь.
Я сильно потерял в весе и стал ниже. Груди росли до тех пор, пока не превратились в огромные тяжелые полусферы, чем-то мне напоминавшие головки артиллерийских снарядов. Хорошо, что уже зима — титьки удачно прятались под толстой теплой курткой, хотя обычная мешковатая одежда уже не могла их скрыть. И мой зад, когда-то тощий и неприглядный, теперь мог гордо называться идеальной женской задницей; две выпуклые, набравшие вес и объем ягодицы, теперь жили независимо друг от друга, что особенно было заметно при ходьбе.
Если слегка нагнуться и прогнуть спину, на мою жопу можно было поставить стакан с водой и быть уверенным, что он не упадёт от малейшей дрожи в коленях — я как-то проделал такой эксперимент, увиденный на одной из порнофоток моей коллекции. Когда я смотрел на обнаженного себя в зеркало, мне иногда делалось страшно — тонкий девичий стан с оттопыренной задницей и массивными грудями плохо сочетались с пенисом и мошонкой, которые до сих пор оставались у меня между ног. Всё, говорила мне правая сисечка, теперь ты всю жизнь будешь носить бюстгальтер. Ведь мы тяжёлые, и будем прыгать при ходьбе и беге, вторила своей подруге другая сиська, нас надо поддерживать.
А трусы, точнее, трусики, пела свою песню попа, ты будешь покупать вместе с другими сучками в отделе женского белья. Но самое прекрасное заключается в том, мурлыкали пухлые женские губки, что ты сможешь сосать не только у Романа Витальевича; десятки, сотни, тысячи новых членов — твой рот захотят все! Нет, не слушай их. — Шепот своего члена я почти не слышал. — Все ещё можно остановить. Не отдавай меня, и ты по-прежнему будешь мужиком, будешь выше этих мерзких сучек. Будем кончать на их лица и пизды спермой. — Уговаривала меня мошонка. — Не продавай, не отказывайся от нас! Ведь потом пути назад не будет — ты станешь дыркой, будешь мечтать о чужих пенисах — это унизительно!
— Так, посмотрим. — Доктор в белом халате строго посмотрел на меня и попросил подняться с койки. — Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть.
Оставшись совершенно голым, я почувствовал себя несколько неловко под пристальным взглядом врача, который почти наверняка был прекрасным специалистом, но оттого все же не переставал быть мужиком. О чем он думает сейчас? Презирает меня, наверное, смеется надо мной в душе.
— Поднимите руки и повернитесь. Угу, так. — Надел резиновые перчатки и довольно бесцеремонно ощупал меня с головы до ног, обратив особое внимание на мои новые выпуклости.
— Что ж, могу вам сообщить, что сканирование и тесты показали полное успешное окончание внутреннего и внешнего перестроения. — Он выпрямился и снял перчатки. — Что-нибудь беспокоит: неприятные ощущения, дискомфорт?
— Да нет, все хорошо. Только мне кажется, что… — Я запнулся. — Груди немножко великоваты.
— Ну, — улыбнулся врач, — это скорее плюс. Можете одеться.
Я с облегчением натянул на себя больничную пижаму.
— Завтра утром у вас операция. Перед вводом гормонального коктейля, который детонирует работу яичников и в целом перезапустит всю эндокринную систему, необходимо удалить пенис и мошонку.
Я был готов к этому и просто утвердительно кивнул.
— Это обязательное условие покупателя.
— Я понимаю, доктор.
— Вот и отлично, а сейчас отдыхайте.
Утром следующего дня, когда мне делали клизму, я едва не сгорел со стыда. Затем тщательно выбрили лобок и промежность, уложили на каталку, прикрыв обнаженное тело прохладной простыней, отчего кожа покрылась мелкими пупырышками. Глупость какая, я ведь сам мог преспокойно дойти до операционной. Наверное, у них тут правила такие. Пока меня везли, я изучал потолок больничных коридоров и считал проплывавшие надо мной лампы, старался не давать свободы неприятным мыслям, не наполнять, и без того бешено колотящееся внутри, сердце тревогой и страхом перед новой жизнью. И вот я в ярко освещенной операционной лежу на разделочном столе.
Вижу хирурга и его ассистентов, стены, облицованные белой плиткой, вижу закрытые жалюзи, за которыми наверняка скрывается окно. Вдруг вспоминается детство: бесконечные мотания с родителями по съемным квартирам, детский сад, где я впервые понравилась девочка, расположения которой я потом всячески добивался. Стоматолог в том детском саду, в кресле которого я тогда так здорово орал от страха. Школа, велосипед, о котором давно мечтал — подарок родителей. Первая бутылка пива, первое свидание с девушкой, первый настоящий поцелуй. А потом был институт: секс, алкоголь, ночные дискотеки…
— Вы готовы? — Я видел, как под повязкой шевелятся губы хирурга. — Что-нибудь беспокоит? Вам сейчас дадут наркоз.
В Дашку я в первый раз влюбился по-настоящему. Я не слишком нравился её маме, но это не мешало мне оставаться у них в квартире до поздней ночи. Чтобы нас не услышали, мы стаскивали постель с кровати на пол. Один раз занимались с ней сексом на пшеничном поле, где в высоких колосьях нас никто не мог увидеть; романтично, конечно, но не слишком удобно — было жарко, пыльно, а голую кожу постоянно щекотали и кололи невидимые букашки.
— …наркоз… — Уловил я краем уха.
Ещё запомнилось, как в театре мы с Дашкой ушли из партера на балкон. Спектакль был не слишком занимателен, и нам стало скучно. И вот там, на балконе, девушка запустила руку в мою ширинку и раздрочила мой член так, что я едва не кончил прямо в штаны. Потом обождала, пока я немного успокоюсь, нагнулась и отсосала, проглотив всю кончу…
На лицо мне опустилась прозрачная маска, и за мгновение до бессознательного, я почувствовал сильный запах женской вагины. Нет, не надо! Я передумал! Отпустите! Но тут свет померк.
И через мгновение вспыхнул снова. Теперь я находился уже не в операционной, а полулежал в ванне с густым полупрозрачным голубым киселем, через который смутно угадывались очертания моего тела.
— Не волнуйтесь и постарайтесь не делать резких движений. — Предупредил меня чей-то голос. Ко мне подошла девушка в униформе больницы. — Я медсестра. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо… — Произнес я и осекся, услышав свой голос — томный, грудной женский голос.
— После операции вас поместили в активный биораствор, который помог наномедам завершить формирование мочеполовой системы. — Словно лекцию читает — наверное, недавно окончила институт.
— А…
— Ваши голосовые связки также были модифицированы с помощью…
— Нет, что вы сказали про мочеполовую систему?!
Медсестра растерялась:
— Ну, теперь вы полностью девушка.
Я замер, а моя рука, преодолевая упругое сопротивление голубого геля, переместилась к паховой области.
— Но как, разве вы не знали? — Казалось, девушка сейчас расплачется.
Я нащупал выпуклый лобок, а чуть ниже, в самой промежности — две большие округлые складки кожи.
— Знал, но… как то быстро всё это…
До операции даже с шикарной бабьей задницей и гигантскими молочными железами я все ещё оставался мужиком — тогда все можно было остановить, повернуть процесс вспять. Теперь же, лишившись члена и получив взамен вагину, я превратился в девочку окончательно и бесповоротно — покупателю наверняка уже провели операцию, и мои причиндалы сейчас болтаются у него или у неё между ног. Конечно, есть и другой вариант — получить мужскую плоть донора, но для этого нужны деньги, очень большие деньги, которых у меня нет и никогда не будет. Но стоит ли думать об этом, терзать себя мыслью о безвозвратно утраченном, если я сам определил свою судьбу, без особых колебаний отказавшись от того, что в конечном итоге делало меня мужчиной, приговорив себя тем самым к дальнейшему существованию в женском платье.
Еще неделю после операции мне предстояло оставаться под присмотром медиков, которые каждый день придумывали для меня новые анализы и обследования. С волнением ожидая того дня, когда, наконец, выйду из дверей клиники и приму все права и обязанности, условности, преимущества и недостатки новой половой роли, я учился произносить глаголы с окончанием «а» и справлять малую нужду сидя, что поначалу меня несколько смущало. Оказавшись в больнице, первое время при посещении женского туалета я стеснялся и робел от страха, что кто-нибудь заметит у меня пенис и устроит скандал. Теперь же я смело заходил в дверь с нарисованной на ней большой буквой «Ж», но иногда пугался, когда, стоя перед унитазом, по старой привычке пытался достать член и не находил его.
День выписки начался с Дашкиного появления.
— Привет, вот и я! — В палату ко мне вбежала запыхавшаяся девушка. Её раскрасневшееся от мороза лицо радостно светилось, а сама она пахла снегом и апельсинами. — Вот, я всё принесла!
Она опустила объемистую сумку на пол и, присев около неё, стала выкладывать на мою койку одежду.
— Такой жуткий мороз, — щебетала она, — но зато солнышко яркое, а на небе ни облачка! Ну же, поднимайся, лежебока! Посмотри, что я тебе принесла.
Потянувшись, я окончательно проснулся и сказал с улыбкой:
— Привет. Хорошо, что ты приехала.
— Где твои старые вещи? Их надо сложить сюда. — Даша осмотрела палату, но не увидела ничего, похожее на шкаф. — Пойду, спрошу у медсестры. А ты пока одевайся.
Тряпки, что она принесла, были её собственными вещами: джинсы, теплый свитер, старая Дашкина дубленка. Теперь не имело смыла и дальше носить мужское, прятаться от окружающих; бабам — бабье. В отдельном пакетике я нашел новые колготы в упаковке и комплект белья, который я когда-то подарил Дашке. Как-то неловко было надевать на себя трусы, которые сам много раз стягивал с неё. Лифчик оказался слишком маленьким и покрывал груди едва ли на треть, лямки его едва не лопались от сильного натяжения. Ладно, пока хоть так. Затем настал черед колгот и верхней одежды.
— Что, красавица, готова? — Дашка вернулась с охапкой моей старой одежды. — Ох, растянешь ты мне свитер своими титьками! Да ладно, не смущайся.
И вот я вернулся в мир. Те же дома, те же люди вокруг, те же машины на дороге. Всё осталось прежним, но вместе с тем мир неуловимо изменился. Когда прохожие на улице смотрели на меня, я терялся, опускал или отводил в сторону глаза — от мысли, что теперь окружающие будут воспринимать меня девчонкой, делалось жутковато. Ну и ладно, привыкну. Не умер же, не стал калекой. Бабы — такие же люди, как и все.
Новую жизнь я начал в одиночестве. Полного и унылого. Даже Дашка куда-то пропала. Позвонил бы кому-нибудь, да с беспросветного одиночества, когда ты предоставлен лишь сам себе. Нельзя сказать, что и раньше я имел тысячу друзей, но теперь я совсем остался один. Номер телефона пришлось поменять, чтобы те немногие друзья и знакомые, что были у меня раньше, не могли найти меня, узнать о произошедших со мной переменах. Быть может, с кем-нибудь из них я и свяжусь, но это если и будет, то очень и очень нескоро.
Сначала испугался, потом понял, что на мне просто костюм телесного цвета из материала, весьма напоминающего латекс. Верхний край «второй кожи» приходился на шею и был скрыт под черной бархоткой, какую носят обычно женщины. Нижний — оканчивался чуть выше колен. Ноги мои были гладко выбриты, а брови аккуратно выщипаны — две слегка изогнутые линии. Даже парик нацепили. Попробовал снять его, но сделал себе больно. Ощущение, будто приклеили. Избавиться от латексного костюма тоже не получилось — словно прирос.
— С добрым утром. — Это вошла в спальню и поздоровалась со мной моя девушка. — Как спалось?
На мой вопрос о случившемся она ответила:
— Это мой прощальный подарок тебе. Мы расстаёмся. На кресле твоя одежда — наряжайся, Машка. Голой выходить не советую — у нас гости.
На кресле я нашёл ярко-розовый сарафан в белый горошек, чулки с поясом и лифчик — комплект к уже надетым на меня трусам. Из гостиной, куда выходила дверь из спальни, доносились незнакомые мужские голоса. Сказать, что я запаниковал — значит, не сказать абсолютно ничего.
«… Сейчас она выйдет.» — Уловил я краем уха голос Дарьи, моей теперь уже бывшей девушки.
— Ну, готова? — Она вошла в спальню. — Надо ещё косметику наложить.
— Что за херня?! — Зашипел я. — С ума сошла совсем. Снимай с меня это говно!
— Успокойся и послушай меня. — Даша была абсолютно спокойна и холодна. — С этого дня ты девочка. Кричать и спорить бесполезно; пока ты спал, мы с девчонками переодели тебя и провели небольшую фотосессию, ознакомиться с которой ты можешь прямо сейчас.
На цифровике, который она мне вручила, я увидел спящего себя. Вот я с задранной ночнушкой. А это дилдо у меня во рту. Тот же самый дилдо у меня в заду. Как они умудрились поставить меня раком во сне? Между больших латексных женских ягодиц у меня зияла чёрная дыра открытого ануса.
— Что будет, если всё это чудо попадёт в руки тех людей, с которыми ты живёшь, работаешь или просто общаешься? Ответь, мне интересно.
Сука! Стерва! Сволочь!
— Молчишь? Так вот для того, чтобы этого не произошло, следующие семь дней ты будешь носить женскую одежду, разговаривать томным шёпотом и писать на корточках. Есть возражения?
Быстро и уверенно она нанесла мне макияж и помогла одеться.
— Да, кстати. Наши гости в курсе того, что ты не совсем девочка. Теперь пошли. — Она толкнула дверь, и мы вышли.
Находившиеся в гостиной четыре незнакомых мужчины с интересом уставились на меня.
— Знакомьтесь, это Мария. — Представила меня Дарья.
Подруги моей бывшей девушки, с которыми мы два дня назад приехали на дачу Дашиных родителей, переглянулись и заулыбались. Противно так заулыбались.
Затем незнакомцы, представились. Евгений, Олег, Кирилл и Роман Витальевич. Последнему на вид было лет сорок.
— Мы вместе работаем. — Сказал он и хитро подмигнул Дашке. Та в ответ открыто улыбнулась. Кем работали и чьими знакомыми были Олег, Кирилл и Евгений я так и не понял. Знакомство состоялось.
К вечеру, когда на придомовом участке были организованы шашлыки, я немного успокоился. Не сказать, что вжился в роль человечьей самки, но уже не так стеснялся своего внешнего вида.
Вино с пивом для меня и Дашки с её подругами, водка для мужчин. Кирилл играет на гитаре и все поют. Разговоры о жизни возле большого костра. Чёрные тучи, скрывшие звёзды на ночном небе и тёмная стена леса сразу за забором. Спиртное, мясо, песни. Жар от огня. Мясо, песни, спиртное. Незаметно для себя я охмелел.
— Мне надо… — Сказал я, поднявшись со своего места, и тут же словив жесткий взгляд Дарьи.
За домом со стороны улицы, тёмной и безлюдной в этот час, росли кусты смородины, в которых я и поспешил уединиться. Уборную, до которой было метров пять, я проигнорировал — никогда не любил эти скворечники за их традиционную вонь и грязь. Спустил трусы и присел по-бабьи, расставив ноги в стороны. Не без усилий оттянул вверх край бутафорской половой щели и высвободил половину сморщенного члена, до этого завёрнутого назад и туго прижатого к промежности. На мгновение испугался, что журчащий звук струи кто-нибудь услышит, но улица по-прежнему была тиха и пустынна, а из-за дома всё так же доносились громкие пьяные голоса, смех и ленивое бренчание гитары. Возвращаться к костру не хотелось. Голова кружилась и начинала немного побаливать.
Выбравшись из кустов, уселся на лавочку перед входом в дом. Теперь бы просто посидеть, подышать воздухом. Из небольшого кармашка сарафана достал коробок спичек и одну из двух припрятанных сигарет — спрятать пачку было нереально. Покурил и задремал, а потому не услышал звука чьих-то шагов и очнулся только когда рядом со мной на лавку опустился кто-то объёмный и тяжёлый. Щёлкнула зажигалка — показался язычок пламени и тут же вспыхнул оранжевый огонёк сигареты.
— Пошутили над тобой девки, да? — Голос принадлежал этому… как его?… Ромуальд, что ли? Мысли в голове путались. — Может, обидел их чем-нибудь?
— Компромата нафоткали, пока я в отрубоне был. — Прошептал-прохрипел я. Во рту пересохло — то ли от страха, то ли от сигареты.
— Она мне рассказывала про тебя много. — Это он сейчас о Дашке-засранке. — Любовь у вас, да?
— Любовь… была. — Сердце в груди вдруг сжала чья-то ледяная рука. На глаза навернулись слёзы — здесь был и стыд за своё унизительное превращение в бабу, и боль от осознания себя обманутым и преданным, боль от мысли о замаячившей на горизонте перспективе одиночества, когда ты никому не нужен, а жизнь твоя не стоит и гроша.
— Да не реви ты, она того не стоит. — Как-то по-мужски ясно и успокаивающе сказал … Роман? Его зовут Роман Валерьевич… наверное. — Месяца три уже к ней в обеденное время бегает какой-то Бицепс. Запираются в туалете — как собаки сношаются. Нечего и думать даже.
Он докурил, щелчком послал окурок в темноту и куда-то в сторону сплюнул. Помолчали.
— Она тебе про меня не рассказывала?
— С Вами она тоже…?
— Ха, у меня жена и двое детишек! Да и не нравится она мне — тощая и стервозная.
Снова тишина. В голове мутилось — три месяца! Целых три месяца она встречалась с другим! Трахались в сортире прямо на работе!!! Целовалась со мной, говорила мне слова любви и трахалась с кем-то ещё!
— Дай мне руку. — Попросил вдруг Роман.
— Зачем? — Автоматически спросил я.
— Не бойся.
Едва получив мою руку, он тут же опустил её куда-то вниз. В мою ладонь лёг его эрегированный пенис.
— Что Вы делаете! — Я задохнулся от накатившего на меня приступа паники. Попытавшись вырвать руку, я не смог этого сделать.
— Не кричи, — шепнул мне мужчина в самое ухо, — сожми чуть крепче.
— Отпустите меня! Пожалуйста! — Я почти плакал.
— Сожми, вот так. — Второй рукой он сжал мою ладонь, а вместе с ней — свой член.
Я снова попытался вырваться, и у меня опять не получилось.
— Поиграй с ним. — Его жаркое дыхание жгло мою шею, как адский огонь — грешников. — Подрочи мне, или я откушу тебе мочку уха. — Я почувствовал, как его зубы впились в мою плоть, с каждым мгновением сдавливая её всё больше. Когда от боли я был готов потерять сознание, моя рука стала двигаться. Мужик, не разжимая зубов, начал чуть слышно сопеть и постанывать. Вверх, вниз, вверх, вниз…
— Быстрее. — Промычал насильник, чуть стиснув зубы. Я закрыл глаза и подчинился. По щекам текли горячие слёзы.
— Не надо, пожалуйста. — Просил я.
— Молчи, шлюшка! — Зло зашипел он, отпустив моё ухо. От сильной оплеухи у меня перед глазами вспыхнули звёзды. За шею мужик столкнул меня с лавки на землю перед собой. — Возьми в рот!
— Нет, нет… — Я замотал головой, пытаясь высвободиться и отползти раком назад.
— Блядь, я кому сказал! — Теперь уже двумя руками он притянул мою голову к себе. Носом я уткнулся в его напряжённую волосатую мошонку. — Давай! — Ещё одна оплеуха. Потом ещё одна. — Соси, тварь! Соси, или тебя выебут все по очереди!!!
Я беззвучно ревел, стараясь отвернуть лицо в сторону. Тогда он сам, одной рукой удерживая меня на месте, а второй — направляя член, вставил и с силой задвинул его мне за щёку, оттянув её до предела. Сопли душили меня, я задыхался. Едва попытался сделать вздох, как пенис глубоко проник в моё горло. Пошёл назад и снова почти полностью зашёл в мой рот. Невидимые руки с силой насаживали мою голову на чужой член снова и снова. Я уже не плакал — на это не оставалось сил. За несколько мгновений до моей отключки, насильник, словно почувствовав что-то, остановился:
— Если начнёшь сама, будет не так больно.
Некоторое время я отдыхал, прижавшись щекой к горячему мокрому стволу. Затем словно зомби, обхватив тремя пальцами правой руки основание члена, сам взял его в рот. Как дешёвая шлюха для дальнобойщиков — стоял на коленках перед мужиком со спущенными штанами. Но я не чувствовал холода остывшего бетона дорожки, ведущей от крыльца дома на улицу. Не чувствовал боли от истёртой до крови кожи на коленках.
Вообще ничего не чувствовал — ни вечерней прохлады, ни отвратительных лобковых волос на языке, даже слух словно отключился. Я сосал пенис Романа Витальевича, одновременно слегка подрачивая его рукой. Но вот член напрягся и ещё больше затвердел, мужчина застонал громче. Сейчас… Я не убрал голову — мне не позволили сделать этого. Мощная струя спермы ударила мне в нёбо. Следующий заряд чужой кончи обляпал мне нижнюю губу и подбородок — на секунду я выпустил извергающий семя пенис изо рта. Четвёртый — опять точно в рот. Пятая струя попала на подбородок и шею.
— Хорошо. — Выдохнул мужчина, устало развалившись на лавке. — Умница. Оближи и спрячь его.
Стараясь не испачкать брюки моего насильника его же собственной спермой, попавшей на меня, я обсосал его член, засунул назад в ширинку и застегнул молнию. Встать на ноги я не успел. Повернулся на непонятный шум и тут же ослеп от вспышки фотоаппарата.
— Не волнуйтесь, Роман Витальевич, ваше лицо в кадр не попало. — Нетрезвый, а потому слегка развязный, голос сучки Ольки, одной из Дашкиных подружек. Будь ты проклята!
Ночь провел на диване в гостиной. Один.
Утром ни с кем не разговаривал, и меня никто не дёргал, чему я был несказанно рад. Старался уйти от людей, побыть один. Роман Витальевич всё обсуждал что-то с кем-то по мобильнику и тоже ни с кем не говорил. Только один раз, проходя мимо меня, хлопнул по моей большой резиновой заднице, скрытой под коротенькой коричневой юбчонкой, которую вместе с чёрными ажурными колготками и чёрной женской рубашкой выдали мне утром девки взамен старых шмоток. Выброс адреналина едва не разорвал сердце. Но я пересилил себя, удержался от матерного проклятия.
После обеда ко мне подошла Дашка и её гоп-компания поперлись на озеро. Мне даже не предложили пойти с ними. Звеня бутылками с пивом, они со смехом погрузились в микроавтобус, на котором парни приехали сюда, и укатили. Специально, наверное, оставили меня с Романом. Нет уж, не бывать этому! Лучше по лесу погулять — букашек пофоткать.
— Ты куда? — Спросил он меня, когда я пытался втиснуть ноги в легкие полуспортивные женские тапочки сорокового размера.
— Прогуляться хочу.
— Там жарко сейчас. — Мужик присел рядом на край дивана. — Хотел извиниться перед тобой за вчерашнюю грубость, Мария.
— Блин, я пацан! Понимаете?! Не надо…
— Ты очень красивый мальчик. — Спокойно и бесцеремонно перебил он меня. — И поскольку сейчас на тебе женские тряпки, звать я тебя буду женским именем.
Он попытался приобнять меня, но я вскочил с дивана, не дав ему сделать этого.
— Да перестаньте же! У вас ведь жена и дети!
— Моя супруга не против моей слабости к хорошеньким парнишкам. А детей ты не трогай. Поняла?
Я стоял, не зная как быть — тапки остались рядом с диваном, поэтому уйти на улицу я не мог. К дивану, на котором сидел мужчина, я побаивался.
— Чего ты бегаешь от меня, а? — Лениво спросил мужик, лениво потянувшись. — Обиделась? Да ладно тебе…
Встал с дивана и подошёл ко мне. Я отпрыгнул в сторону, едва не сбросив телевизор с тумбы.
— Знаешь, ты сейчас не в том положении, чтобы выкобениваться. Понимаешь? Ты хочешь, что бы я сказал всем, что поимел тебя в зад? Или тебе наплевать, если вчерашнее фото увидит…
— Отстаньте вы от меня!
— Подойди ко мне. — Властно приказал Роман. Я не двинулся с места, и тогда он сам взял меня за руку и потянул к дивану.
— Каждая баба, — поучал мужик, расстёгивая штаны, — должна уметь это делать. У тебя хорошие задатки, но мало опыта. Ну…
Его тёмный член уже стоял, смотрел на меня своим маленьким узким глазком. Безнадёжно, никуда мне от этого не деться.
— Давай, девочка.
Через день все мужчины уехали. А ещё через день уехали я и девки, так что мне не пришлось изображать бабу всю неделю. Я отказался от авто, отдав предпочтение электричке — хотелось как можно скорее расстаться с этими потаскухами.
Следующую неделю я почти ни с кем не разговаривал; после работы пешком возврашался домой, а дома ужинал и сразу ложился спать. Старался забыть дачное приключение, но мысль об оставшихся у Дашки фотках терзала меня. Позвонить ей? Попросить отдать злосчастные снимки?
Дашка сама мне позвонила, отвезла к Роману домой. Не думал, что в городе есть такие квартиры — огромные потолки, лестница на второй этаж, оранжерея. Он нас встретил в домашнем махровом халате, провел на кухню и налил выпить.
— Ну, Дашутка, ты займи себя пока чем-нибудь. — Сказал хозяин, отставляя пустой стакан. — А у нас с Марией есть разговор.
Комната, в которую он меня втолкнул, оказалась шикарно обставленным кабинетом — натуральная кожа и дерево, средневековые рыцарские доспехи в углу.
— Ну, чего ждешь? — Повернул меня к себе спиной и прижал к письменному столу, заставив лечь на него грудью.
— Лучше в рот! — Запаниковал я, едва мои штаны упали вниз. — Я лучше…
— У, какие трусики. — Мужчина попросту игнорировал мои слова и слабые попытки выскользнуть из его захвата.- Для кого ты так нарядилась? Тебе действительно нравится это.
— Даша заставила.
— И попка гладкая. Скажешь, она тоже выбрила? — Звонко ударил ладонью по ягодице. — Прогни спину, подставь мне дырку. Ты чистая?
Про клизму спрашивает.
— Чистая. — Тихо и приглушенно ответил я.
Быстро и уверенно Роман нанес увлажняющий крем и разработал мой анус пальцами. Я вдруг представил, как к чёрному отверстию моего разработанного ануса приближается член почти незнакомого мне мужика. Все ближе и ближе… Почему ничего не происходит? Я оглянулся и увидел нацеленный на меня объектив фотоаппарата.
— Да, поверни голову, чтобы лицо было видно.
Меня теперь не держали, но я не менял позы — знал, что бесполезно. Он долго щелкал цифровиком — слева, справа, подносил объектив к самой дырке, просил шире расставить ноги, оттопырить зад, посмотреть через плечо жалостливыми глазами.
— Умница, хорошо поработала. Заслужила хороший трах. — Взявшись за мои бедра, он сразу полностью засадил член в меня. От резкой боли я закричал, а из глаз покатились слёзы. Мужчина тяжело дышал за моей спиной, почти рычал.
— Тебе нравится, шлюшка? Отвечай!
— Да.
— Громче, сосалка! Кричи! Кричи, что хочешь меня! Ну же, давай! — Понуждая меня к этому, мужик стал драть меня особенно жестко. — Проси, чтобы кончил в тебя. Кричи, чтоб твоя подружка слышала!
Каждое
движение его члена в моей заднице причиняло мне ужасные страдания, моральные и физические. И чтобы как-то облегчить муки, я подчинился — заверещал бабьим голосом:
— Еби меня в зад! Я твоя сучка!
Упругая палка протыкала меня снова и снова, доставая, казалось, до самого сердца.
— Кончи в меня, залей меня спермой!
Перед моими глазами синхронно с толчками сзади прыгал лежавший на столе мобильник.
— О да, о да, о да! — Мужик стонал, его яйца колотились о мою промежность. Ведь мошонка должна подтягивать их вверх во время секса, совершенно неожиданно подумалось мне, странно как-то. — Двигай жопой, блядь! Сильнее!
Темп увеличился до скорости отбойного молотка, и через секунду Роман кончил, наполнив моё нутро теплой кончой. Заставил облизать член и застегнул молнию на своих брюках.
— Каждая баба становиться бабой только когда её трахнет настоящий мужик. — Этот урод любит такие мерзкие фразочки. Достал из кармана пару зеленых бумажек. — А вот твои деньги за сейчас и за дачу.
Роман упал в глубокое кресло, вытянул ноги и закурил, с ленцой наблюдая за тем, как я натягиваю ажурные трусы.
— Тебе ведь понравилось, да? — Не дождавшись ответа, продолжил. — У меня к тебе предложение. Очень хорошее предложение.
— И ты согласился? — Дашка изумленно таращилась на торчащие у меня под рубашкой титьки. Протянула руку к ним, но я отступил назад. — Ладно, поиграли мы тогда в игры, но это… А как же дети, семья, будущее?
— Заходи. — Я посторонился, пропуская девушку в квартиру. Сначала не хотел пускать её — сто лет не видел и ещё столько же не видел бы, но объяснений не избежать, а растущие груди, которые я забыл спрятать, открывая входную дверь, уже не скрыть. Да и устал от одиночества, кому-то надо открыться.
За окном темнело, шумел дождь и выл холодный осенний ветер.
— Как твой? — Спросил я, набирая в чайник воду. — Ругаетесь?
— Нормально. Где у тебя заварка?
Я не стал включать на кухне верхний свет, принес из спальни небольшой светильник.
— Не спрашивай зачем. Теперь ничего не изменить, да я и не хочу этого. — Я первый заговорил о своих метаморфозах.
— Но как ты ходишь на работу? — Похоже, моя бывшая подружка всерьёз беспокоилась за меня.
— У меня есть деньги. Я уволился.
— У тебя есть деньги? Откуда?!
— Ну, Роман Витальевич заезжает ко мне иногда… Кроме того, я ведь продал свой член. — Не думал, что сказать об этом будет так легко. — Пришьют вместе с яйцами кому-нибудь богатому.
— Так у тебя там сейчас… — Дарья опять не договорила, умолкла на полуслове.
— Нет, все на месте. Пока не забрали. — Я грустно улыбнулся. Хотя улыбка, наверное, получилась жалкой. — Когда гормоны начну принимать, тогда и…
— Как же у тебя груди выросли?
— Наноформинг называется. Слышала когда-нибудь? К Новому году всё будет готово.
Дашка когда-то читала про нано-технологии в медицине, даже грудь хотела себе увеличить, но потом передумала.
— Это больно? — Участливо спросила девушка, чуть прикусив нижнюю губу.
— Да нет, чешется только. Зудит постоянно.
— Покажи, а? — Её глаза загорелись. — Ну, покажи!
Я отложил сигарету на край пепельницы и задрал рубашку к самой шее, обнажив своих близняшек с большими выпуклыми сосками.
— Ой, какие сисечки! Красивенькие! — Девушка умилилась. — И они ещё растут?
Я кивнул.
— Везет же тебе. — Сама Дашка всегда мечтала об огромных буферах, о чем не раз мне говорила, когда мы ещё гуляли вместе. — Ой, прости… Не хотела тебя обижать.
— Успокойся. Я ведь теперь сам этого хочу. — Только допив последний глоток чая, я понял, что забыл положить сахар.
Неожиданно для себя вдруг понял, что рад Дашкиному визиту. Даже когда просто молчали, чувствовал её участие и поддержку. Да, она вышла замуж за другого, но даже ревности я теперь не испытывал, что тоже стало для меня открытием. Глупо ревновать девчонку к парню, если тебе самому скоро придется носить бюстгальтер.
— А дети?
— А что дети? Я сдаю сперму, а потом суррогатная мать, искусственное оплодотворение. Да и… у меня ведь тоже будет…
— Ты сможешь забеременеть? — У девушки округлились глаза и едва не выпала из рук сигарета. — Значит, и месячные у тебя будут?
А вот о менструациях я подумал только сейчас, когда об этом сказала Даша. Сделалось противно от мысли о прокладках и кровавых выделениях.
— Тебе не страшно меняться? — Спросила она, ещё немного помолчав.
— Первый месяц было страшно, а потом как-то привык… Теперь даже интересно немного.
— Но ты не сможешь больше спать с девушками! И вообще, ты ведь никогда не был…
— Это было раньше, всё меняется. И не надо об этом больше. — Я почувствовал себя уставшим. — Останешься на ночь или домой поедешь?
— Думаю, мне пора. — Дашка встала и взяла свою сумочку. — Я найду дверь, не провожай. И ещё… мне жаль, что я тогда так с тобой поступила… Прости, если можешь.
Я сильно потерял в весе и стал ниже. Груди росли до тех пор, пока не превратились в огромные тяжелые полусферы, чем-то мне напоминавшие головки артиллерийских снарядов. Хорошо, что уже зима — титьки удачно прятались под толстой теплой курткой, хотя обычная мешковатая одежда уже не могла их скрыть. И мой зад, когда-то тощий и неприглядный, теперь мог гордо называться идеальной женской задницей; две выпуклые, набравшие вес и объем ягодицы, теперь жили независимо друг от друга, что особенно было заметно при ходьбе.
Если слегка нагнуться и прогнуть спину, на мою жопу можно было поставить стакан с водой и быть уверенным, что он не упадёт от малейшей дрожи в коленях — я как-то проделал такой эксперимент, увиденный на одной из порнофоток моей коллекции. Когда я смотрел на обнаженного себя в зеркало, мне иногда делалось страшно — тонкий девичий стан с оттопыренной задницей и массивными грудями плохо сочетались с пенисом и мошонкой, которые до сих пор оставались у меня между ног. Всё, говорила мне правая сисечка, теперь ты всю жизнь будешь носить бюстгальтер. Ведь мы тяжёлые, и будем прыгать при ходьбе и беге, вторила своей подруге другая сиська, нас надо поддерживать.
А трусы, точнее, трусики, пела свою песню попа, ты будешь покупать вместе с другими сучками в отделе женского белья. Но самое прекрасное заключается в том, мурлыкали пухлые женские губки, что ты сможешь сосать не только у Романа Витальевича; десятки, сотни, тысячи новых членов — твой рот захотят все! Нет, не слушай их. — Шепот своего члена я почти не слышал. — Все ещё можно остановить. Не отдавай меня, и ты по-прежнему будешь мужиком, будешь выше этих мерзких сучек. Будем кончать на их лица и пизды спермой. — Уговаривала меня мошонка. — Не продавай, не отказывайся от нас! Ведь потом пути назад не будет — ты станешь дыркой, будешь мечтать о чужих пенисах — это унизительно!
— Так, посмотрим. — Доктор в белом халате строго посмотрел на меня и попросил подняться с койки. — Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть.
Оставшись совершенно голым, я почувствовал себя несколько неловко под пристальным взглядом врача, который почти наверняка был прекрасным специалистом, но оттого все же не переставал быть мужиком. О чем он думает сейчас? Презирает меня, наверное, смеется надо мной в душе.
— Поднимите руки и повернитесь. Угу, так. — Надел резиновые перчатки и довольно бесцеремонно ощупал меня с головы до ног, обратив особое внимание на мои новые выпуклости.
— Что ж, могу вам сообщить, что сканирование и тесты показали полное успешное окончание внутреннего и внешнего перестроения. — Он выпрямился и снял перчатки. — Что-нибудь беспокоит: неприятные ощущения, дискомфорт?
— Да нет, все хорошо. Только мне кажется, что… — Я запнулся. — Груди немножко великоваты.
— Ну, — улыбнулся врач, — это скорее плюс. Можете одеться.
Я с облегчением натянул на себя больничную пижаму.
— Завтра утром у вас операция. Перед вводом гормонального коктейля, который детонирует работу яичников и в целом перезапустит всю эндокринную систему, необходимо удалить пенис и мошонку.
Я был готов к этому и просто утвердительно кивнул.
— Это обязательное условие покупателя.
— Я понимаю, доктор.
— Вот и отлично, а сейчас отдыхайте.
Утром следующего дня, когда мне делали клизму, я едва не сгорел со стыда. Затем тщательно выбрили лобок и промежность, уложили на каталку, прикрыв обнаженное тело прохладной простыней, отчего кожа покрылась мелкими пупырышками. Глупость какая, я ведь сам мог преспокойно дойти до операционной. Наверное, у них тут правила такие. Пока меня везли, я изучал потолок больничных коридоров и считал проплывавшие надо мной лампы, старался не давать свободы неприятным мыслям, не наполнять, и без того бешено колотящееся внутри, сердце тревогой и страхом перед новой жизнью. И вот я в ярко освещенной операционной лежу на разделочном столе.
Вижу хирурга и его ассистентов, стены, облицованные белой плиткой, вижу закрытые жалюзи, за которыми наверняка скрывается окно. Вдруг вспоминается детство: бесконечные мотания с родителями по съемным квартирам, детский сад, где я впервые понравилась девочка, расположения которой я потом всячески добивался. Стоматолог в том детском саду, в кресле которого я тогда так здорово орал от страха. Школа, велосипед, о котором давно мечтал — подарок родителей. Первая бутылка пива, первое свидание с девушкой, первый настоящий поцелуй. А потом был институт: секс, алкоголь, ночные дискотеки…
— Вы готовы? — Я видел, как под повязкой шевелятся губы хирурга. — Что-нибудь беспокоит? Вам сейчас дадут наркоз.
В Дашку я в первый раз влюбился по-настоящему. Я не слишком нравился её маме, но это не мешало мне оставаться у них в квартире до поздней ночи. Чтобы нас не услышали, мы стаскивали постель с кровати на пол. Один раз занимались с ней сексом на пшеничном поле, где в высоких колосьях нас никто не мог увидеть; романтично, конечно, но не слишком удобно — было жарко, пыльно, а голую кожу постоянно щекотали и кололи невидимые букашки.
— …наркоз… — Уловил я краем уха.
Ещё запомнилось, как в театре мы с Дашкой ушли из партера на балкон. Спектакль был не слишком занимателен, и нам стало скучно. И вот там, на балконе, девушка запустила руку в мою ширинку и раздрочила мой член так, что я едва не кончил прямо в штаны. Потом обождала, пока я немного успокоюсь, нагнулась и отсосала, проглотив всю кончу…
На лицо мне опустилась прозрачная маска, и за мгновение до бессознательного, я почувствовал сильный запах женской вагины. Нет, не надо! Я передумал! Отпустите! Но тут свет померк.
И через мгновение вспыхнул снова. Теперь я находился уже не в операционной, а полулежал в ванне с густым полупрозрачным голубым киселем, через который смутно угадывались очертания моего тела.
— Не волнуйтесь и постарайтесь не делать резких движений. — Предупредил меня чей-то голос. Ко мне подошла девушка в униформе больницы. — Я медсестра. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо… — Произнес я и осекся, услышав свой голос — томный, грудной женский голос.
— После операции вас поместили в активный биораствор, который помог наномедам завершить формирование мочеполовой системы. — Словно лекцию читает — наверное, недавно окончила институт.
— А…
— Ваши голосовые связки также были модифицированы с помощью…
— Нет, что вы сказали про мочеполовую систему?!
Медсестра растерялась:
— Ну, теперь вы полностью девушка.
Я замер, а моя рука, преодолевая упругое сопротивление голубого геля, переместилась к паховой области.
— Но как, разве вы не знали? — Казалось, девушка сейчас расплачется.
Я нащупал выпуклый лобок, а чуть ниже, в самой промежности — две большие округлые складки кожи.
— Знал, но… как то быстро всё это…
До операции даже с шикарной бабьей задницей и гигантскими молочными железами я все ещё оставался мужиком — тогда все можно было остановить, повернуть процесс вспять. Теперь же, лишившись члена и получив взамен вагину, я превратился в девочку окончательно и бесповоротно — покупателю наверняка уже провели операцию, и мои причиндалы сейчас болтаются у него или у неё между ног. Конечно, есть и другой вариант — получить мужскую плоть донора, но для этого нужны деньги, очень большие деньги, которых у меня нет и никогда не будет. Но стоит ли думать об этом, терзать себя мыслью о безвозвратно утраченном, если я сам определил свою судьбу, без особых колебаний отказавшись от того, что в конечном итоге делало меня мужчиной, приговорив себя тем самым к дальнейшему существованию в женском платье.
Еще неделю после операции мне предстояло оставаться под присмотром медиков, которые каждый день придумывали для меня новые анализы и обследования. С волнением ожидая того дня, когда, наконец, выйду из дверей клиники и приму все права и обязанности, условности, преимущества и недостатки новой половой роли, я учился произносить глаголы с окончанием «а» и справлять малую нужду сидя, что поначалу меня несколько смущало. Оказавшись в больнице, первое время при посещении женского туалета я стеснялся и робел от страха, что кто-нибудь заметит у меня пенис и устроит скандал. Теперь же я смело заходил в дверь с нарисованной на ней большой буквой «Ж», но иногда пугался, когда, стоя перед унитазом, по старой привычке пытался достать член и не находил его.
День выписки начался с Дашкиного появления.
— Привет, вот и я! — В палату ко мне вбежала запыхавшаяся девушка. Её раскрасневшееся от мороза лицо радостно светилось, а сама она пахла снегом и апельсинами. — Вот, я всё принесла!
Она опустила объемистую сумку на пол и, присев около неё, стала выкладывать на мою койку одежду.
— Такой жуткий мороз, — щебетала она, — но зато солнышко яркое, а на небе ни облачка! Ну же, поднимайся, лежебока! Посмотри, что я тебе принесла.
Потянувшись, я окончательно проснулся и сказал с улыбкой:
— Привет. Хорошо, что ты приехала.
— Где твои старые вещи? Их надо сложить сюда. — Даша осмотрела палату, но не увидела ничего, похожее на шкаф. — Пойду, спрошу у медсестры. А ты пока одевайся.
Тряпки, что она принесла, были её собственными вещами: джинсы, теплый свитер, старая Дашкина дубленка. Теперь не имело смыла и дальше носить мужское, прятаться от окружающих; бабам — бабье. В отдельном пакетике я нашел новые колготы в упаковке и комплект белья, который я когда-то подарил Дашке. Как-то неловко было надевать на себя трусы, которые сам много раз стягивал с неё. Лифчик оказался слишком маленьким и покрывал груди едва ли на треть, лямки его едва не лопались от сильного натяжения. Ладно, пока хоть так. Затем настал черед колгот и верхней одежды.
— Что, красавица, готова? — Дашка вернулась с охапкой моей старой одежды. — Ох, растянешь ты мне свитер своими титьками! Да ладно, не смущайся.
И вот я вернулся в мир. Те же дома, те же люди вокруг, те же машины на дороге. Всё осталось прежним, но вместе с тем мир неуловимо изменился. Когда прохожие на улице смотрели на меня, я терялся, опускал или отводил в сторону глаза — от мысли, что теперь окружающие будут воспринимать меня девчонкой, делалось жутковато. Ну и ладно, привыкну. Не умер же, не стал калекой. Бабы — такие же люди, как и все.
Новую жизнь я начал в одиночестве. Полного и унылого. Даже Дашка куда-то пропала. Позвонил бы кому-нибудь, да с беспросветного одиночества, когда ты предоставлен лишь сам себе. Нельзя сказать, что и раньше я имел тысячу друзей, но теперь я совсем остался один. Номер телефона пришлось поменять, чтобы те немногие друзья и знакомые, что были у меня раньше, не могли найти меня, узнать о произошедших со мной переменах. Быть может, с кем-нибудь из них я и свяжусь, но это если и будет, то очень и очень нескоро.